— Стирк и Пликт, давайте рассмотрим другой случай. Предположим следующую ситуацию: свинки научились говорить на старке, а некоторые люди — на их языках; далее допустим, что мы узнали, что они внезапно, без повода или объяснения, замучили до смерти ксенолога, посланного для наблюдения за ними.
Пликт мгновенно придралась к вопросу.
— Откуда мы можем знать, что они сделали это без повода? То, что кажется невинным для нас, может быть невыносимым для них.
Эндрю улыбнулся.
— Пусть так, но ведь ксенолог не причинил им вреда, почти ничего не говорил им, словом, не затронул их интересов — по всем нашим меркам он не заслужил мучительной смерти. Разве этот факт непостижимого убийства не превращает свинок из раманов в варелсов?
Теперь уже Стирк торопливо проговорил:
— Убийство, есть убийство. Этот разговор о раманах и варелсах — сущая ерунда. Если свинки убивают, то они — зло, как и баггеры. Если поступок является злом, то таков же и совершающий его.
Эндрю кивнул.
— Перед нами дилемма — был ли поступок злым или же он был, хотя бы в понимании свинок, добрым? Кто же такие свинки — раманы или варелсы? Придержи-ка на минуту свой язык, Стирк. Я знаю постулаты кальвинизма, но даже Джон Кальвин назвал бы твою доктрину глупой.
— Откуда вы знаете, что Кальвин…
— Потому что он мертв, — проревел Эндрю, — а мое назначение — говорить от его имени.
Студенты рассмеялись, а Стирк погрузился в упрямое молчание. Эндрю знал, что он парень с головой и его кальвинизм не переживет выпускных экзаменов, но его исход будет долгим и болезненным.
— Тальман, Глашатай, — сказала Пликт. — Вы говорили так, как будто ваша гипотетическая ситуация произошла на самом деле, и свинки действительно убили ксенолога.
Эндрю мрачно кивнул:
— Да, это правда.
Общее спокойствие было нарушено: древний конфликт между баггерами и людьми опять выплыл из небытия.
— Теперь постарайтесь заглянуть в себя, — произнес Эндрю. — Вы обнаружите, что за вашей ненавистью к Эндеру «Ксеноциду» и вашей скорбью о смерти баггеров кроется нечто более уродливое — ваша боязнь чужих, будь то ютланнинг или фрамлинг. Когда вы думаете о чужаке, убившем человека, которого вы знали и уважали, для вас тогда не важно, какое у него обличье. Он — варелс или даже дьюр, ужасный зверь со слюнявой пастью, нападающий ночью. Ведь если у вас в деревне только одно ружье, а звери, унеся одного человека, приходят вновь, остановились бы вы, задумались бы, что они тоже имеют право на жизнь, или же изо всех сил защищали бы свою деревню, людей, положившихся на вас?
— Из вашего утверждения следует, что мы должны сейчас пойти и убить свинок, этих примитивных и беспомощных созданий! — выкрикнул Стирк.
— Из моего утверждения? Я задал вопрос. Вопрос — это не утверждение, если, конечно, ты не уверен, что знаешь мой ответ, а я уверяю тебя, Стирк, что ты его не знаешь. Подумай об этом. Занятие окончено.
— Мы вернемся к этому завтра? — спросили студенты.
— Если вам этого захочется, — отвечал Эндрю. Но он знал, что даже если они и будут обсуждать это, то он не примет в диспуте участия. Для них спор об Эндере «Ксеноциде» был всего лишь философской дискуссией. В конце концов, войны с баггерами были более чем три тысячи лет назад; сейчас уже был 1148 год после принятия Звездного Кодекса, а Эндер уничтожил баггеров в 1180 году до принятия ЗК. Однако для самого Эндрю события не были столь далекими. Он совершил межзвездных путешествий гораздо больше, чем могли предположить его студенты; с тех пор как ему исполнилось двадцать пять лет, он ни на одной планете, за исключением Тронхейма, не задерживался более полугода. Путешествуя между мирами со скоростью света, он ощущал себя камнем, прыгающим по поверхности времени. Его студенты не могли и подумать, что их Глашатай Мертвых, которому было, очевидно, не более тридцати пяти лет, ясно помнил события трехтысячелетней давности, что на самом деле эти события произошли в его памяти едва ли двадцать лет назад, чуть более половины его жизни. Они не имели понятия, насколько сильно мучил Эндера вопрос его давней вины и как он тысячи раз безуспешно пытался себе на него ответить. Учитель был известен им только как Глашатай Мертвых; они не знали, что, когда он был еще ребенком, его старшая сестра Вэлентайн, будучи не в состоянии произнести имя Эндрю, звала его Эндером — именем, которое приобрело недобрую славу, когда ему не было еще и пятнадцати. Так что пусть непримиримый Стирк и вдумчивая Пликт сами разбираются в этом, несомненно, значительном вопросе виновности Эндера; для Эндрю Виггина, Глашатая Мертвых, вопрос не был чисто академическим.
Идя по холодку вдоль влажного травянистого склона холма, Эндер не мог отрешиться от мыслей о свинках, уже совершивших это необъяснимое убийство. Он сопоставлял их с баггерами, бездумно убивавшими людей с самой первой встречи. Было ли это обязательным атрибутом встречи незнакомых рас, неужели первая встреча обязательно должна быть помечена кровью? Баггеры убивали людей без раздумья, но только потому, что у них был коллективный разум — для них жизнь индивидуума значила не больше, чем для нас обрезки ногтей, и, убивая одного-двух людей, они просто давали знать о своем присутствии. Не могут ли и свинки убивать по той же причине?
Однако голос в ухе говорил о пытке, о ритуальном убийстве — точно так же умертвили одну из свинок. Да и разум свинок не был коллективным, они не были баггерами, и Эндер Виггин должен был узнать, по какой причине они сделали то, что сделали.
— Когда вы узнали о смерти ксенолога?
Эндер обернулся. Это была Пликт. Она шла за ним, вместо того чтобы вернуться в Пещеры, где жили все студенты.
— Прямо во время нашего разговора. — Он дотронулся до своего уха — имплантированные терминалы стоили дорого, но они встречались не так уж редко.
— Я просматривала сообщения прямо перед занятием. Об этом там ничего не было сказано. Если по ансиблу поступило важное сообщение, то всех предупредили бы. Разве только вы получаете сообщения прямо с ансибла.
Пликт, очевидно, полагала, что приоткрыла завесу какой-то тайны, что было недалеко от истины.
— Глашатаи имеют приоритетный доступ к публичной информации, — ответил он.
— Вас просили объяснить смерть ксенолога?
Он покачал головой.
— Лузитания — католическая колония.
— Я это и имела в виду, — пояснила она. — У них нет своего Глашатая. Однако им придется допустить туда Глашатая, если кто-нибудь попросит об этом. А Тронхейм ближе всего к Лузитании.
— Никто не вызывал Глашатая.
Пликт потянула его за рукав.
— А почему вы приехали сюда?
— Ты же знаешь. Я Говорил о смерти Вутана.
— Мне известно, что вы приехали со своей сестрой Вэлентайн. Она пользуется гораздо большим успехом как учитель, чем вы, — она отвечает на вопросы ответами, тогда как вы — вопросами.
— Это потому, что она знает некоторые ответы.
— Глашатай, вы должны мне сказать. Я пыталась что-либо узнать про вас — мне это было интересно. Ваше имя, например, откуда вы прибыли. Все засекречено, засекречено настолько, что я не могу даже узнать, каков уровень секретности. Сам Господь не смог бы заглянуть в ваше прошлое.
Эндер взял ее за плечи и заглянул в глаза.
— Не твоего ума дело, вот каков уровень секретности.
— А вы более значительная личность, чем думают многие, Глашатай, — произнесла она. — Ансибл сообщает вам сведения прежде других, так? И никто не может узнать что-либо о вас.
— Никто и не пробовал. А почему ты этим интересуешься?
— Я хочу стать Глашатаем.
— Что ж, давай. Компьютер натренирует тебя. Это не похоже на религию — не нужно заучивать догмы. А теперь оставь меня, — он слегка оттолкнул ее, так что она отшатнулась, и пошел прочь.
— Я хочу говорить от вашего имени, — выкрикнула она.
— Я еще не умер, — откликнулся он.
— Я знаю, что вы собираетесь на Лузитанию! Я знаю!
«В таком случае ты знаешь больше меня», — ответил про себя Эндер. Несмотря на яркое солнце и одетые на нем три свитера, его охватила дрожь. Он не ожидал такой эмоциональности от Пликт. Было очевидно, что она пришла проникнуться им, его мыслями. Ее отчаянное стремление к нему испугало его. Он провел много лет, практически не соприкасаясь ни с кем, кроме своей сестры Вэлентайн и, конечно, мертвых, за которых он Говорил. Остальные люди, которые что-то значили в его жизни, уже умерли. Он и Вэлентайн оставили их позади многих веков и миров.
Мысль о том, чтобы пустить корни в ледяном грунте Тронхейма, заставила его содрогнуться. Что хотела Пликт от него? Неважно, она этого не получит. Как она смела требовать от него чего-то, будто он ей принадлежит? Эндер Виггин не принадлежит никому. Если бы она знала, кем он был на самом деле, она прониклась бы к нему отвращением как к «Ксеноциду» или же почитала бы его как Спасителя Человечества — Эндер помнил такое отношение людей, и ему не нравилось ни то, ни другое. До сих пор они знали его по выбранной им для себя роли, по имени Глашатай, Тальман, Фаланте, Шпилер или как там на языке их города, нации или страны называется Глашатай Мертвых.
Он не желал, чтобы они узнали его. Он не принадлежал к ним, к человеческой расе. У него было другое назначение, он принадлежал кому-то другому. Не людям. И не этим чертовым свинкам. Так, по крайней мере, он думал.
Глава 3. ЛИБО
Питание: прежде всего мачос — блестящие черви, обитающие на коре деревьев среди обвивающих их лиан мердона; иногда мы видели, что они жуют листья капима, иногда — случайно? — они заглатывают вместе с мачос и листья мердоны.
Мы никогда не видели, чтобы они ели что-нибудь еще. Новинья сделала анализ всех трех видов пищи — мачос, листьев капима и мердоны — результаты оказались ошеломляющими. Одно из двух — либо пекениньос не нуждаются в разнообразной белковой пище, либо они все время голодают. В их питании отмечена также существенная нехватка многих микроэлементов, а потребление кальция с пищей настолько низко, что мы сомневаемся в том, что механизм использования кальция в костях у них такой же, как и у нас.