Но Эла, похоже, поняла смысл выражения лица Грего. Ее глаза расширились, и она сердито шагнула к мальчику.
— Грего, невыносимый маленький…
Но Эндер подмигнул ей и улыбнулся, и она остановилась.
— Грего сделал мне маленький подарок. Больше у него ничего не было, и он сам сделал его, и это особенно приятно. Мне так понравилось, что я никогда не отпущу его.
Грего оскалился и отчаянно задергался, пытаясь вырваться.
— Почему вы делаете это? — спросила Эла.
— Он хочет, чтобы Грего вел себя, как человек, — ответил Миро. — Давно пора, только никто другой не пробовал.
— Я пробовала, — сказала Эла.
Со своего места на полу заговорил Ольгадо:
— Только благодаря ей мы остались цивилизованными людьми.
Из соседней комнаты раздался крик Кима:
— Не говорите этому негодяю ничего о нашей семье!
Эндер серьезно кивнул, словно Ким сделал блестящее предложение. Миро усмехнулся, а Эла закатила глаза и села на кровать рядом с Куарой.
— Не очень радостный дом, — сказал Миро.
— Понимаю, — ответил Эндер. — К тому же ваш отец так недавно умер.
Миро саркастически улыбнулся. Вновь заговорил Ольгадо:
— Вы хотите сказать — он так недавно был жив.
Очевидно, Эла и Миро разделяли его чувства. Но Ким снова закричал:
— Не говорите ему ничего!
— Он причинял вам боль? — тихо спросил Эндер. Он не шевелился, несмотря на то, что моча Грего становилась холодной и вонючей.
Ответила Эла:
— Он не бил нас, если вас интересует это.
Но с точки зрения Миро, это было слишком.
— Ким прав, — сказал Миро. — Это не касается никого, кроме нас.
— Нет, — ответила Эла. — Его это касается.
— Почему? — спросил Миро.
— Потому что он прибыл, чтобы Говорить о смерти отца, — сказала Эла.
— О смерти отца!? — удивился Ольгадо. — Но отец умер всего три недели назад!
— Я уже летел, чтобы Говорить о другой смерти, — сказал Эндер. — Но кто-то вызвал Глашатая, чтобы объяснить его смерть, поэтому я буду Говорить и за него.
— Против него, — сказала Эла.
— За него, — ответил Эндер.
— Я вызвала вас, чтобы вы рассказали правду, — горько сказала она. — А правда об отце всегда будет против него.
Комнату наполнила тяжелая тишина, и все застыли неподвижно, пока не вошел Ким. Он смотрел только на Элу.
— Ты, — мягко сказал он, — ты вызвала его.
— Чтобы рассказать правду, — ответила она. Его обвинение заметно расстроило ее; он мог и не говорить вслух, что она предала свою семью и церковь, вызвав сюда этого безбожника, чтобы он бесстыдно раскрыл все тайны. — Все в Милагре так добры к нам! Учителя не обращают внимания на мелочи — что Грего все крадет, а Куара молчит. Она не сказала в школе ни слова — неважно! Все делают вид, что мы просто обычные дети — внуки Ос Венерадос, и такие способные — зенадор и двое биологов в семье! Очень престижно. Все отворачиваются, когда отец приходит домой пьяным и бьет мать так, что она не может ходить!
— Заткнись! — закричал Ким.
— Эла, — сказал Миро.
— А ты, Миро, — отец кричал на тебя, говорил ужасные слова, и ты убежал из дома, ты бежал, и падал, потому что почти не видел…
— Ты не имеешь права говорить ему! — сказал Ким.
Ольгадо вскочил на ноги, встал посередине комнаты, поворачиваясь и разглядывая всех своими нечеловеческими глазами.
— Почему вы все еще хотите скрывать это? — тихо спросил он.
— Тебе-то что? — спросил Ким. — Тебе он не сделал ничего. Ты просто выключал глаза и сидел, надев наушники, слушал Баха или что там еще…
— Выключал глаза? — сказал Ольгадо. — Я никогда не выключал глаза.
Он резко повернулся и подошел к терминалу, который стоял в дальнем углу комнаты. Несколькими быстрыми движениями он включил терминал, потом поднял кабель и воткнул его в розетку в правом глазу. Это был просто кабель для связи с компьютером, но на Эндера нахлынули отвратительные воспоминания: глаз великана, разорванный и сочащийся, а Эндер ввинчивается в него, глубже, до самого мозга, чтобы убить врага. Он застыл, но вспомнил, что это воспоминание — всего лишь из компьютерной игры, в которую он играл в Боевой школе. Три тысячи лет назад, но для него — лишь двадцать пять лет, не так много, чтобы забыть. Именно эти воспоминания о смерти великана баггеры извлекли из его мозга и превратили в сигнал, по которому он нашел кокон их Королевы.
Голос Джейн вернул его в настоящее. Она прошептала: «Если ты не возражаешь, пока он не отключил глаз, я хочу запомнить все, что хранится в нем».
В воздухе над терминалом начало появляться изображение. Не голографическое, а такое, каким его можно увидеть с одной точки. Эта же комната, показанная с той точки на полу, где только что сидел Ольгадо. На середине стоял высокий мужчина, размахивал руками и кричал на Миро, который стоял со склоненной головой, глядя на отца без признаков гнева. Звука не было — только изображение.
— Ты забыл? — прошептал Ольгадо. — Ты забыл, как это было?
В сцене на терминале Миро повернулся и вышел; Маркао проводил его до двери, продолжая кричать. Потом вернулся в комнату и стоял, тяжело дыша, словно загнанное животное. Грего подбежал к отцу и уцепился за его ногу, что-то крича в направлении двери, и по его лицу было ясно, что он повторяет жестокие слова отца. Маркао оторвал Грего от своей ноги и с решимостью на лице направился в дальнюю комнату.
— Звука нет, — сказал Ольгадо. — Но ведь ты слышишь это?
Эндер почувствовал, что Грего дрожит у него на коленях.
— Вот — удары, шум — она упала на пол, чувствуешь, как она упала на цемент?
— Замолчи, Ольгадо, — сказал Миро.
Изображение исчезло.
— Не может быть, ты сохранил это! — прошептала Эла.
Ким плакал и не скрывал это.
— Я убил его, — сказал он. — Я убил, убил, убил его!
— О чем ты говоришь? — раздраженно сказал Миро. — Эта была болезнь, врожденная!
— Я молился, чтобы он умер! — закричал Ким. Лицо его покрылось красными пятнами, по нему текли слезы. — Я молился Деве, молился Иисусу, молился Бабушке и Дедушке, я говорил, что готов отправиться в ад, только бы он умер, и они сделали это, и теперь я попаду в ад, и я не жалею об этом! Прости меня, Господи, но я рад!
Всхлипывая, он выскочил из комнаты. Где-то хлопнула дверь.
— Ну вот, Ос Венерадос совершили еще одно подтвержденное чудо, — сказал Миро. — Теперь их точно сделают святыми.
— Заткнись, — сказал Ольгадо.
— И он все время говорил нам, что Христос хочет, чтобы мы простили старика, — сказал Миро.
Грего била такая сильная дрожь, что Эндер забеспокоился. Он понял, что Грего шептал какое-то слово. Эла тоже заметила это и встала на колени перед мальчиком.
— Он плачет, он никогда так не плакал…
— Папа, папа, папа, — шептал Грего. Дрожь перешла в яростные судороги.
— Он испугался отца? — спросил Ольгадо с глубоким сочувствием. Эндер с облегчением отметил, что их лица были тревожными. Все-таки в этой семье была и любовь, а не только солидарность, вызванная годами жизни с общим тираном.
— Папы больше нет, — сказал Миро успокаивающе. — Не надо больше беспокоиться.
Эндер покачал головой.
— Миро, — сказал он, — разве ты не смотрел воспоминания Ольгадо? Маленькие дети не осуждают своих отцов, они любят их. Грего изо всех сил старался быть таким же, как Маркос Рибейра. Вы, может быть, и рады, что его нет, но для Грего это — конец света.
Им это в голову не приходило. Даже сейчас им стало дурно от одной этой мысли; Эндер видел это. И все же они знали, что это так. После того, как Эндер сказал об этом, это стало очевидным.
— Deus nos perdoa, — пробормотала Эла. (Прости нас, Боже.)
— Что мы говорили! — прошептал Миро.
Эла протянула руки к Грего, но он отказался пойти к ней. Вместо этого он сделал то, чего и ожидал Эндер, и был готов к этому. Грего повернулся, обхватил руками шею Глашатая Мертвых и горько разрыдался.
Эндер мягко сказал остальным, которые беспомощно наблюдали за этим:
— Как же он мог показать вам свое горе, если он был уверен в том, что вы ненавидите его?
— Мы никогда не ненавидели Грего, — сказал Ольгадо.
— Я должен был понять, — сказал Миро. — Я знал, что ему хуже всех, но даже не подумал…
— Не вини себя, — сказал Эндер. — Такое может увидеть только человек со стороны.
Он услышал шепот Джейн:
— Эндрю, я не устаю удивляться тому, как ты умеешь превращать людей в плазму.
Эндер не мог ответить ей, да она и не поверила бы. Он не планировал это, он импровизировал. Откуда он мог знать, что Ольгадо сохранил запись поведения Маркао в семье? Только с Грего он угадал правильно, да и то инстинктивно, почувствовал, что Грего нужен кто-то, кто подчинил бы его, кто вел бы себя, как отец. Его собственный отец был жестоким, поэтому только в жестокости Грего мог увидеть доказательство любви и силы. И теперь его горячие слезы омывали шею Эндера.
Он догадался, чего хочет Грего, но Куара захватила его врасплох. Пока остальные молча смотрели, как плачет Грего, она спустилась с кровати и подошла к Эндеру. Глаза ее рассерженно сузились.
— Вонючка! — твердо сказала она, повернулась и вышла из комнаты.
Миро с трудом подавил смех, а Эла улыбнулась. Эндер поднял брови, словно говоря: не всегда выигрываешь.
Казалось, Ольгадо услышал его мысли. Со своего места возле терминала мальчик с металлическими глазами мягко сказал:
— И с ней вы выиграли. Даже такого она никому из посторонних не говорила много месяцев.
«Но я не посторонний, — сказал про себя Эндер. — Разве ты не заметил? Я теперь член семьи, нравится вам это или нет. Нравится это мне или нет».
Через некоторое время Грего перестал всхлипывать. Он спал. Эндер отнес его в постель; Куара уже спала на своей кровати. Эла помогла Эндеру снять с Грего мокрые штаны и надела на него пижаму — руки ее были нежными и умелыми, и Грего не проснулся.
Когда они вернулись в гостиную, Миро изучающе посмотрел на Эндера.