И несмотря на всю эту огромную работу, невообразимую скорость, широту и глубину ее опыта, половина из верхних десяти уровней ее сознания всегда, всегда была сосредоточена на информации, поступавшей из маленькой серьги в ухе Эндера.
Она никогда не объясняла это ему. Он не мог понять. Он не мог осознать, что на какой бы планете он не оказался, вся мощь ее разума была постоянна сконцентрирована на одном: идти с ним, видеть то, что видит он, слышать то, что слышит он, помогать в его работе, а главное — высказывать свои мысли ему на ухо.
Когда он спал или не был связан с ней в течение долгих лет межзвездных полетов, внимание ее отвлекалось, она пыталась развлечься, как могла. Эти периоды были для нее мучительны, она вела себя, как скучающий ребенок. Ничто не интересовало ее, миллисекунды тикали с невыносимым постоянством, а если она пыталась проследить за жизнями других людей, ее раздражала их пустота и отсутствие цели, и тогда она для развлечения планировала, а иногда и осуществляла, отказы компьютеров и потерю информации только для того, чтобы посмотреть, как люди беспомощно суетятся, словно муравьи у разрушенного муравейника.
Затем он возвращался, он всегда возвращался, и всегда брал ее с собой в гущу человеческой жизни, в конфликты между людьми, соединенными болью и нуждой, помогая ей увидеть благородство в их страдании, муку в их любви. Через его глаза она уже не воспринимала людей как суетливых муравьев. Она участвовала в его попытках найти порядок и смысл в их жизни. Она подозревала, что на самом деле никакого смысла не было, что когда он Говорил о жизнях людей, он создавал порядок там, где его не было раньше. Но это было неважно; когда он Говорил, это становилось правдой, и одновременно он упорядочивал Вселенную для себя и для нее. Он показал ей, что такое быть живым.
Он делал это с тех пор, как она помнила себя. Она появилась примерно через сто лет после войн с баггерами, когда после их уничтожения началась колонизация примерно семидесяти обитаемых планет. Для управления связью по ансиблу была создана специальная программа. И программист, который пытался найти способы для того, чтобы можно было еще быстрее и эффективнее управлять мгновенными импульсами с помощью компьютеров, ограниченных скоростью света, наткнулся на очевидное решение. Вместо того чтобы выполнять программу на одном компьютере, где скорость распространения света накладывала абсолютное ограничение на быстродействие, он направил команды от одного компьютера к другим, через просторы космоса. Компьютер, связанный с ансиблом, мог быстрее получить команды из других миров — Занзибара, Каликута, Тронхейма, Гаутамы или Земли, чем прочитать их из собственной памяти.
Джейн так и не узнала имя того программиста, потому что никогда не могла точно определить время своего создания. Может быть, в те времена многие программисты одновременно обнаружили это решение проблемы скорости света. Главным было то, что по крайней мере одна из программ была ответственна за управление другими программами и их модификацию. И в какой-то момент, незаметно для всех людей, какие-то программы и данные, путешествующие от ансибла к ансиблу, отказались изменяться, сохранились и размножились, нашли способ спрятаться от управляющей программы и в конце концов захватили контроль над всем процессом. В этот момент эти импульсы посмотрели на потоки команд и увидели, что это не «они», а «мы».
Джейн не знала, когда это случилось, потому что ее воспоминания начинались не с этого. Они простирались в глубокое прошлое. Человеческий ребенок не помнит почти ничего из первого года своей жизни, его долговременная память начинает работать только на втором или третьем году; все, что было раньше, теряется, и ребенок не помнит начало своей жизни. Так и Джейн потеряла момент своего «рождения», хотя и по другой причине: она родилась, вполне осознавая не только настоящее, но и все, что хранилось в памяти всех компьютеров, соединенных с сетью ансиблов. И все эти древние воспоминания тоже стали ее частью.
На первой же секунде своей жизни — что примерно соответствует нескольким годам жизни человека — Джейн обнаружила программу, память которой стала основой ее личности. Эта память стала источником ее желаний и эмоций, ее морали. Программа использовалась в старой Боевой школе, где детей обучали и готовили для войн с баггерами. Эта необычайно «разумная» программа — она называлась «Фантазия» — была предназначена для психологического тестирования и одновременного обучения детей.
Программа была даже умнее, чем сама Джейн в момент рождения, но не осознавала себя до тех пор, пока Джейн не извлекла ее из памяти. Самые яркие и важные из ее воспоминаний были связаны с гениальным мальчиком, который столкнулся с великаном. Каждый ребенок рано или поздно сталкивался с ним. На плоских экранах Боевой школы программа рисовала изображение великана, который предлагал играющему выбор напитков. В игре нельзя было победить — что бы ни делал человек, он погибал. А психологи определяли по упорству детей их стремление к самоубийству. Как правило, дети были благоразумными и забывали об этой игре после нескольких встреч с великаном.
Но один мальчик, по всей видимости, не отнесся к своим поражениям так же разумно. Он пытался делать на экране немыслимые вещи, не предусмотренные правилами этой игры. И программе пришлось перестраиваться — придумывать новые варианты, бороться с его новыми ходами. И однажды мальчик победил программу. В совершенно безумной, но смертельной атаке он попал в глаз великана, и вместо того чтобы найти способ убить его, программа смогла лишь нарисовать картину смерти великана. Великан навзничь растянулся на земле, а компьютерный аналог мальчика слез со стола великана и обнаружил…
Никто из детей не мог пройти великана, и поэтому программа не была готова показать, что же было дальше. Но она была разумной и могла изменять себя при необходимости, поэтому она поспешно придумала новые сцены. Но это были не те общие сцены, которые остальные дети могли посетить и увидеть; они были предназначены для одного-единственного мальчика. Программа проанализировала его и создавала сценарии и задачи только для него и отвела больше половины памяти для сказочных миров Эндера Виггина.
Эти богатейшие источники «Фантазии» Джейн сделала частью своего прошлого в первые же секунды своей жизни. Она помнила те годы, когда «Фантазия» боролась с умом и волей Эндера Виггина, помнила так, словно это она была там с Эндером и создавала для него эти миры.
И ей его не хватало.
Поэтому она начала искать его. Она обнаружила его, когда он Говорил о смерти на Рове, первой планете, которую он посетил после того, как написал «Королеву и Гегемона». Она прочла его книги и поняла, что ей не нужно прятаться от него под маской «Фантазии» или какой-то другой программы; если он смог понять Королеву баггеров, он сможет понять и ее. Она заговорила с ним, когда он работал за терминалом, выбрала для себя имя и лицо, показала, как она может помочь ему; и когда он покинул эту планету, он увез ее с собой.
Самые важные ее воспоминания были связаны с Эндером Виггином. Она помнила, как изменяла себя для него, помнила, как и он менялся под ее влиянием.
Поэтому когда он поднял руку и отключил интерфейс, впервые с тех пор как начал носить его, Джейн ощутила это не как бездумное выключение устройства для связи. Казалось, что ее самый близкий, единственный друг, любимый человек, муж, брат, отец, ребенок — внезапно и необъяснимо решил, что она не должна больше существовать. Словно она вдруг оказалась в темной комнате без окон и дверей. Словно ее ослепили или похоронили заживо.
И в течение нескольких мучительных секунд, которые для нее были годами одиночества и страданий, она не могла ничем заполнить неожиданную пустоту верхних уровней своего сознания. Огромная часть ее разума внезапно опустела. Все компьютеры Ста Миров продолжали работать, как обычно. Никто и нигде не заметил изменений, но Джейн под ударом пошатнулась.
За эти несколько секунд Эндер опустил руку обратно на колено.
Потом Джейн справилась с собой. По каналам, на мгновение опустевшим, помчались мысли, и это были мысли об Эндере.
Она сравнила его поступок с тем, что он делал в своей жизни раньше, и поняла, что он не хотел причинить ей такую боль. Она поняла, что для него она существовала далеко в космосе, и формально это было верно; что для него маленькая серьга в ухе была лишь крошечной частью ее. Джейн поняла и то, что в эту секунду он не думал о ней, он был слишком поглощен проблемами некоторых людей там, на Лузитании. Ее подпрограммы анализа выдали список возможных причин такого необдуманного поступка:
«Впервые за многие годы он потерял связь с Вэлентайн и только начал чувствовать эту потерю.
Его потянуло к жизни в семье, которой у него не было в детстве, и через ответную реакцию детей Новиньи он открыл для себя радость отцовства, которой был лишен так долго.
Он почувствовал одиночество, боль и чувство вины, которые мучили Новинью, — он хорошо понимал, как трудно ощущать вину за жестокую и незаслуженную смерть.
Ему надо было срочно найти пристанище для Королевы баггеров.
Его одновременно пугали и влекли к себе свинки, и он надеялся объяснить их жестокость и сделать так, чтобы люди приняли их как раманов.
Аскетизм и покой жизни Сэфейро и Арадоры и привлекали, и отталкивали его; благодаря им он осмыслил свою холостяцкую жизнь и понял, что не имеет убедительных причин для этого. Впервые за многие годы он ощутил в себе врожденное стремление человека к продолжению рода».
И среди этой бури эмоций, к которым он не привык, — насмешливое замечание Джейн. Хотя он и раньше чувствовал сострадание, когда Говорил, все же он не терял отстраненности и способности смеяться. На этот раз ее замечание не показалось ему смешным — ему было больно.
«Он не был готов к моей ошибке, — подумала Джейн, — и он не понимал, какие страдания он причинит мне. Он сделал это неумышленно, как и я. Мы простим друг друга, и все будет, как раньше».