— Прекрасно, — пробормотал Эндер.
— Мы должны увезти тебя отсюда. По всему Эросу бродят русские морские пехотинцы, а приказы им, между прочим, отдает русский Полемарх. В любой момент здесь может начаться резня.
Эндер снова повернулся к ним спиной. На сей раз они оставили его в покое. Но Эндер не уснул. Он лежал и слушал, что они скажут дальше.
— Этого я и боялся, Ракхейм. Ты слишком давил на него. Их аванпосты могли и подождать. Нужно было дать пару дней, чтобы он отдохнул, оправился.
— И ты туда же, Графф? Тоже пытаешься решить, как я мог это сделать лучше? А ведь не знаешь, что произошло бы, поведи я себя иначе. И я не знаю. Никто не знает. Я поступил так, как считал разумным, и это сработало. Вот что главное — сработало. Запомни этот способ защиты, Графф. Тебе он тоже пригодится.
— Прости.
— Я не знаю, что с ним произошло. Полковник Лики утверждает, что, возможно, мальчик уже не оправится, но я не верю ему. Эндер слишком силен. Победа значила для него все, а он победил.
— Не говори мне о силе. Парню одиннадцать. Пусть он отдохнет, Ракхейм. В конце концов, ничего еще не взорвалось. Мы можем поставить часовых у его двери.
— Лучше поставить их у другой двери, подальше. Пусть думают, что он там.
— Как хочешь.
Они ушли. А Эндер заснул.
Время шло, не касаясь Эндера, разве что изредка нанося ему удары. Однажды он проснулся оттого, что на его руку что-то очень сильно, болезненно давило. Он потрогал сгиб локтя: из вены торчала игла. Эндер хотел выдернуть ее, но не сумел. Силы не хватило. Потом он проснулся в темноте и слышал, как люди что-то бормочут и ругаются над его головой. В ушах еще отдавался грохот, который прогнал сон, но почему-то Эндер не помнил его.
— Включите свет, — произнес чей-то голос.
В другой раз Эндер проснулся оттого, что кто-то тихо плакал у его постели.
Возможно, прошли сутки, или неделя, или месяц, если судить по снам. Он прожил несколько жизней во сне. Снова через глаз Великана, через детскую площадку, через множество смертей, множество убийств… А в лесу все время слышался шепот: «Ты должен был убить детей, чтобы добраться до Конца Мира». Эндер пытался ответить: «Я не хотел никого убивать. Никто не спрашивал меня, хочу ли я убивать». Но лес только смеялся над ним. А когда он прыгал с утеса за Концом Мира, его часто подхватывала не туча, а истребитель.
Машина уносила его к перевалочной точке около родной планеты жукеров, принуждая снова и снова смотреть, как огненный смерч, реакция, запущенная Маленьким Доктором, пожирает планету. А истребитель подлетал все ближе, и Эндер глядел, как жукеры взрываются, превращаются в свет, а потом в кучку грязи. И королева, окруженная детьми. Только она почему-то еще была мамой, и к ней прижималась Валентина, а вокруг толпились все ребята из Боевой школы. У одного из них было лицо Бонзо. Он лежал на земле, кровь текла из носа и глаз. Он твердил: «У тебя нет чести». И всегда в конце сна появлялись зеркало, или лужа воды, или гладкая металлическая обшивка корабля — что-нибудь, отражающее лицо. Сначала это всегда было лицо Питера, кровь струилась по подбородку, и хвост змеи показывался изо рта. А потом оно превращалось в его собственное, старое и печальное, а в глазах скрывалась скорбь за миллионы и миллионы погибших, но это были его глаза, и Эндер против них ничего не имел.
В призрачном мире Эндер пережил множество жизней за пять дней, что длилась Война Лиги.
Когда он проснулся снова, кругом царила тьма. Где-то вдалеке гремели взрывы. Он прислушался и различил тихие шаги.
Эндер скрутил заднее сальто и в полете выбросил руку вперед, чтобы поймать того, кто крался к нему. Ухватился за одежду, рванул противника вниз, на пол, готовый убить, если потребуется.
— Эндер, это я, это же я!
Он узнал голос, который пришел из воспоминаний вековой давности.
— Алаи.
— Шолом, недомерок. Что это ты, пытался убить меня?
— Да. Подумал, что ты пришел убить меня.
— Я просто боялся разбудить. Ну что ж, инстинкт самосохранения в порядке. А Мэйзер говорил, что ты превратился в овощ.
— Я пытался. А что это там грохочет?
— Война. Наш сектор перекрыли, чтобы с нами ничего не случилось.
Эндер подтянул ноги и попытался сесть, но не смог. Слишком болела голова. Он сощурился от боли.
— Не садись, Эндер. Все в порядке. Похоже, мы побеждаем. Не все солдаты из стран Варшавского Договора поддержали Полемарха. Многие перешли на нашу сторону, когда Стратег сказал им, что ты поддерживаешь Международный флот.
— Я спал.
— Ну так он солгал. Или не солгал. Ты ведь не строил во сне изменнических планов? Русские перебежчики рассказали, что, когда Полемарх приказал найти и убить тебя, его самого чуть не убили. Что бы они ни думали о других людях, Эндер, тебя любят. Весь мир смотрел записи наших сражений. Видео крутили день и ночь. Я сам смотрел, слышал, как ты отдаешь приказы. Это все там, ничего не вырезали. Хорошее кино. Ты мог бы сделать карьеру в Голливуде.
— Не думаю.
— Да я шучу. Эй, ты можешь в это поверить? Мы выиграли войну! Так рвались вырасти, выучиться, чтобы сражаться в ней, а оказалось, что мы не играли, а сражались. Мы, дети, Эндер. Это были мы. — Алаи рассмеялся. — Вернее, это был ты. Ох и молодец же ты! Без дураков! Я до сих пор не понимаю, как ты вытащил нас в последний раз. Но вытащил. Ты был молодец.
Эндер заметил, что Алаи говорит о нем в прошедшем времени. Он был молодец.
— А теперь, Алаи?
— Ты все еще самый лучший.
— В чем?
— В… во всем. Миллионы солдат готовы идти за тобой на край Вселенной.
— Я не хочу идти на край Вселенной.
— А куда ты хочешь идти? Они последуют за тобой.
«Я хочу домой, — подумал Эндер, — только не знаю, где теперь мой дом».
Разрывы прекратились.
— Послушай, — сказал Алаи.
Они прислушались. Дверь отворилась. Кто-то стоял в проеме. Кто-то маленький.
— Все кончилось, — прошептал Боб.
И как бы подтверждая его слова, вспыхнул свет.
— Привет, Боб.
— Привет, Эндер.
Следом вошла Петра, рука об руку с Динком. Все трое приблизились к постели Эндера.
— Кто победил?
— Мы, Эндер, — ответил Боб. — Ты же там был.
— Он не настолько сдвинулся, Боб. Он спрашивает, кто победил только что. — Петра взяла Эндера за руку. — На Земле заключено перемирие. Они там неделю торговались. И все-таки решили принять предложение Локи.
— Он же не знает о предложении Локи…
— Да там все сложно, но главное, что Международный флот остается, а страны Варшавского Договора из него выходят. Их морские пехотинцы возвращаются домой. Думаю, русские согласились потому, что славянские рабы взбунтовались. Впрочем, пострадали все. Пятьсот человек погибли в космосе, а на Земле все еще хуже.
— Гегемон подал в отставку, — сообщил Динк. — Они там внизу все умом тронулись. Да черт с ними.
— Ты в порядке? — спросила Петра и положила руку на лоб Эндера. — Ты нас здорово напугал. Они говорили, что ты спятил. А мы сказали, что это они все спятили.
— Я таки спятил, — ответил Эндер. — Но все в порядке.
— Когда ты это понял? — спросил Алаи.
— Когда принял тебя за убийцу и решил прикончить первым. Видимо, я просто убийца по природе своей. И все-таки лучше быть живым, чем мертвым.
Все покатились со смеху, а Эндер расплакался и обнял Боба и Петру — они были ближе.
— Я так скучал. Так хотел вас видеть.
— Особенно когда мы разваливались на части, — съехидничала Петра и чмокнула его в щеку.
— Вы были великолепны, — признал Эндер. — Просто тем, в ком я сильнее всего нуждался, пришлось туго. Глупо с моей стороны.
— Теперь все в порядке, — сказал Динк. — Да и не стряслось с нами ничего такого, что не могли бы вылечить пятидневные потемки посреди гражданской войны.
— Я теперь больше не командир, правда? — спросил Эндер. — Я не хочу командовать людьми.
— Тебе не надо никем командовать, — ответил Динк. — Но нашим командиром ты останешься навсегда.
Они помолчали немного.
— Что мы теперь будем делать? — задумался Алаи. — Война с жукерами окончена, гражданская война на Земле — тоже. Что же мы станем делать?
— Мы же дети, — фыркнула Петра. — Они, наверное, погонят нас в школу. Это закон такой. Ты обязан ходить в школу, пока тебе не исполнится семнадцать.
И все расхохотались. Они смеялись до тех пор, пока слезы не потекли по щекам.
15. Голос тех, кого нет
Озеро было гладким и спокойным — ни волн, ни ряби. Два человека сидели рядом в креслах на причале. У самого конца пирса к балке был привязан маленький деревянный плотик. Графф зацепил ногой веревку и подтянул его, затем отпустил и стал смотреть, как он отплывает, повинуясь невидимому течению, потом опять подтянул.
— Ты похудел.
— Нервное напряжение увеличивает вес, оно же его снимает. Я представляю собой сложное химическое соединение.
— Должно быть, тебе пришлось худо.
Графф вздохнул.
— Не особенно. Я знал, что меня оправдают.
— А мы не были уверены. Они там с ума посходили. Жестокое обращение с детьми, убийство, допущенное по небрежности. Видеозаписи гибели Стилсона и Бонзо Мадрида — довольно-таки жуткое зрелище. Когда один ребенок убивает другого…
— Меня спасли именно видеозаписи. Обвинение манипулировало фрагментами, а мы показали все подряд. И тогда стало ясно, что Эндер не зачинщик. Обвинения потеряли почву. Я заявил, что делал необходимое для сохранения человеческой расы и у меня получилось. Потом мы заставили судей согласиться с тем, что обвинение проиграет дело, если не докажет одно: Эндер смог бы выиграть войну без подготовки в нашей школе. Вот и все. Списали на военное время.
— Знаешь, Графф, это большое облегчение для нас. Случалось, мы ссорились, и я знаю, что обвинение использовало записи наших разговоров против тебя. Но к тому времени я уже знал, что ты был прав с самого начала. Даже хотел выступить свидетелем защиты.