— Я знаю, Андерсон. Мои адвокаты рассказывали.
— И что ты будешь делать теперь?
— Понятия не имею. Прихожу в себя. За это время у меня накопилось несколько лет неиспользованных отпусков. Могу отдыхать, сколько заблагорассудится. А еще у меня по разным банкам валяется чертова уйма денег — жалованье. Могу жить на проценты. Подумываю, не стать ли бездельником. Звучит заманчиво. Однако я быстро устаю от безделья. Представь, мне предложили должность президента, три разных университета предложили! Они там считают, что я учитель. А когда я говорю, что в Боевой школе занимался только игрой, пожимают плечами и не верят. Но есть и другое предложение, поинтереснее.
— Посредник?
— Теперь, когда войнам пришел конец, пора приниматься за прежние игры. Это будет не работа, а сплошные каникулы. В Лиге всего двадцать девять команд. Смешно. Вдобавок после стольких лет наблюдения за нашими летающими ребятишками футбол для меня выглядит, как первенство среди улиток.
Они рассмеялись. Графф снова вздохнул и подтянул ногой маленький плот.
— Этот плот. Ты, конечно, не можешь на нем плавать.
Графф покачал головой.
— Его построил Эндер.
— Ах да. Ты же его сюда привозил.
— Все это хозяйство переписано на его имя. Я проследил за тем, чтобы он получил награду. Он никогда не будет нуждаться в деньгах.
— Если они позволят ему вернуться, чтобы воспользоваться ими.
— Никогда не позволят.
— Несмотря на то что Демосфен требует его немедленного возвращения?
— Демосфен больше ничего не требует.
Андерсон поднял бровь.
— Что бы это значило?
— Демосфен ушел в отставку. Навсегда.
— Ты что-то знаешь, старый хрыч. Пари держу, ты знаешь, кто Демосфен.
— Кто был Демосфеном.
— Расскажи.
— Нет.
— Графф, ты становишься неприятен.
— Я всегда таким был.
— Расскажи хотя бы почему. Многие из нас думали, что когда-нибудь Демосфен станет Гегемоном.
— У него никогда не было никаких шансов. Нет, толпа собранных Демосфеном кретинов-политиков никогда не убедит Гегемона вернуть Эндера на Землю. Никогда. Мальчик слишком опасен.
— Да ему же только одиннадцать. Нет, уже двенадцать.
— И потому он еще более опасен. Его так легко контролировать. Во всем мире имя Эндера произносят с восхищением, страхом и любовью. Бог-ребенок, чудотворец, мальчик, державший в руках судьбу человечества. Убийца. Любой кандидат в тираны будет стремиться заполучить его, поставить во главе своей армии, чтобы все остальные либо перебежали на его сторону, либо в ужасе сдались. Если Эндер вернется на Землю, он захочет отдохнуть, прожить мирно остаток своего детства. Но они не оставят его в покое.
— Понятно. Кто-то объяснил это Демосфену.
— Наоборот, — усмехнулся Графф. — Демосфен объяснил это одному человеку. Одному типу, который при помощи Эндера смог бы не только захватить власть над Землей, но и примирить людей со своей властью.
— Кто это?
— Локи.
— Но именно Локи убедил всех, что Эндеру лучше пока оставаться на Эросе.
— Видимость всегда обманчива.
— Это слишком сложно для меня, Графф. Дайте мне игру. Хорошие честные правила. Судей. Старт и финиш. Победителей и проигравших. А потом пусть все идут по домам — к женам и детям.
— Слушай, подбрасывай мне время от времени пару билетиков на самые интересные матчи.
— Ты не собираешься уходить в отставку?
— Нет.
— Тебя переводят в аппарат Гегемонии, да?
— Я новый министр по делам колоний.
— Они таки начали.
— Начнем, как только получим доклады от разведчиков из бывших колоний жукеров. Придем на готовенькое; плодородная почва, дома, заводы — все на месте, только жукеры мертвы. Очень удобно. Мы отменяем законы, ограничивающие рост населения.
— Которые все ненавидят лютой ненавистью.
— А всех этих третьих, и четвертых, и пятых мы посадим на корабли и отправим к известным и неизвестным мирам.
— Ты думаешь, люди поедут?
— Еще как… Они всегда едут. Всегда находятся желающие. Те, кто хочет построить новую жизнь в новом мире. Лучшую.
— А почему, черт возьми, новой жизни не быть лучшей?
Сначала Эндер верил, что его привезут на Землю, как только все немножечко успокоится. Но все уже успокоилось, год назад как успокоилось, и теперь стало совершенно ясно, что никто не хочет его возвращения, что легче использовать в политических интересах имя и миф, чем живого, не очень уживчивого мальчика из плоти и крови.
И еще был треклятый военный суд над полковником Граффом. Тщетно адмирал Чамраджнагар пытался помешать Эндеру смотреть. Эндер тоже получил чин адмирала, и это был один из редких случаев, когда он воспользовался новыми привилегиями. Так что он внимательно просмотрел видеозаписи драк со Стилсоном и Бонзо Мадридом, видел все, включая фотографии трупов крупным планом, слышал, как психологи и юристы решают, убийство это или самозащита. Эндер составил свое мнение на этот счет, но его никто не спрашивал. Процесс ставил под удар его самого. Обвинитель оказался слишком умен, чтобы напасть на Эндера открыто, но пытался выставить его извращенцем, мерзавцем, сумасшедшим убийцей.
— Не обращай внимания, — сказал Мэйзер Ракхейм. — Политиканы боятся тебя, но им не удастся запачкать твою репутацию. Это произойдет только лет через тридцать, когда тобой займутся историки.
Эндеру была безразлична его политическая репутация. Внешне бесстрастный, он следил за процессом и забавлялся в душе. «Я убил во время войны десять миллиардов жукеров, таких же живых разумных существ, как люди, они и не думали начинать новую атаку… и никто не считает это преступлением».
Убийства висели на нем свинцовым грузом, и смерти Стилсона и Бонзо были не тяжелее и не легче прочих.
Итак, придавленный страшным бременем, Эндер тянул пустые месяцы, ждал, когда мир, который он спас, разрешит ему вернуться домой.
Один за другим друзья неохотно покидали его, улетали вниз, к домам и семьям, чтобы быть встреченными как герои в своих родных городах. Эндер всегда смотрел трансляции этих встреч: он был тронут похвалами Эндеру Виггину, который научил их всему, научил и привел к победе. Но стоило им заикнуться о возвращении Эндера, как эту часть пленки вырезали, чтобы просьба не была услышана.
Какое-то время единственным занятием на Эросе были уборка и ремонт после кровавой Войны Лиги и прием сообщений с бывших боевых, а теперь просто космических кораблей, исследовавших колонии жукеров.
Но сейчас на Эросе все по уши ушли в работу, а в тоннелях толпилось больше народу, чем во время войны. Эрос превратился в пункт сбора колонистов, готовых заселить опустевшие миры жукеров. Эндер помогал местному персоналу, насколько ему позволяли. Взрослые как-то упускали из виду, что этот двенадцатилетний мальчик и в мирное время может проявить себя с тем же блеском, что и на войне. Но Эндер был терпелив и не сердился, когда им пренебрегали, он научился вносить предложения и проталкивать свои планы через тех немногих взрослых, что прислушивались к нему. Его не интересовала слава, а только результат.
Единственное, чего он не мог выносить, это преклонения колонистов. Он научился избегать тех тоннелей, где они жили, потому что его всегда узнавали — весь мир теперь знал его в лицо, — и кричали от радости, и обнимали, и поздравляли, и показывали детей, названных в его честь, и говорили, что он так молод, даже сердце щемит, что они не винят его в убийствах, что это не его вина, что он еще совсем ребенок.
Он прятался от них как только мог.
Впрочем, от одного колониста ему не удалось скрыться.
В тот день он улетел с Эроса, отправился на челноке к новой станции межзвездного запуска, где учился чинить корпуса кораблей в открытом космосе. Чамраджнагар выговаривал ему, что офицерам не подобает работать руками, но Эндер рассмеялся и сказал, что та профессия, которую он освоил, больше не пользуется спросом, пора осваивать новую.
Его вызвали через радиопередатчик в шлеме скафандра и сказали, что его хотят видеть, как только он вернется на корабль. Эндер не хотел никого видеть, а потому не торопился. Он кончил монтировать щит для корабельного анзибля, вытащил свой крюк, пролетел вдоль борта корабля и нырнул в люк.
Она ждала его прямо у дверей раздевалки. Мгновение он злился, что эти мерзавцы впустили колонистку туда, где он надеялся быть один, потом поднял глаза и понял, что, стань эта молодая женщина девочкой, он бы узнал ее.
— Валентина.
— Привет, Эндер.
— Что ты здесь делаешь?
— Демосфен вышел в отставку. Я улетаю с первым транспортом в колонию.
— Дорога займет пятьдесят лет.
— Два года по корабельному времени.
— Но если ты захочешь вернуться, все, кого ты знаешь на Земле, давно уже будут мертвы.
— Я подумала об этом. Но надеялась, что кое-кто из знакомых на Эросе полетит со мной.
— Я не собираюсь жить на планете, которую мы украли у жукеров. Я хочу только вернуться домой.
— Эндер, ты никогда не вернешься домой. Я позаботилась об этом, прежде чем улетела.
Он молча смотрел на нее.
— Я говорю это тебе сейчас. Если ты хочешь ненавидеть меня, будешь хотя бы знать почему.
В маленькой каюте, отведенной Эндеру на межзвездной станции, она все объяснила. Питер хотел, чтобы брат вернулся на Землю, чтобы Совет Гегемонии гарантировал ему защиту.
— Видишь ли, Эндер, на сегодня дела обстоят так, что подобное решение отдало бы тебя полностью в руки Питера. Половина Совета, виляя хвостом, бросается исполнять его желания. А те, кто не превратился еще в домашних зверюшек Локи, опасаются противоречить ему.