И только теперь, с трудом подавив вздох облегчения, она поняла, что они пришли из-за ее младшего брата, не старшего. Ну да, точно, это, должно быть, тот самый офицер, что уводил Эндера. Значит, это не наказание по ее душу, это просто маленький Эндер, который исчез так давно и который не имеет ни малейшего отношения к нынешним планам Питера. «Тебе повезло, Эндер. Ты ускользнул прежде, чем Питеру удалось втянуть тебя в заговор».
— Как ты относишься к своему брату, Валентина?
— К Эндеру?
— Ну конечно.
— А как я могу к нему относиться? Я не видела его и не слышала о нем с того времени, как мне исполнилось восемь.
— Доктор Лайнберри, прошу прощения, но, может, вы оставите нас?
Директор недоуменно уставилась на Граффа.
— Впрочем, нет, спасибо. Я думаю, наша беседа с Валентиной окажется более плодотворной, если мы поговорим на свежем воздухе. Подальше от микрофонов, которые установил в этом кабинете ваш заместитель.
Впервые в жизни Валентине довелось быть свидетелем того, как доктор Лайнберри потеряла дар речи. Полковник Графф приподнял большую картину, висевшую над директорским креслом, и вытащил из стены звукочувствительную мембрану и маленький передатчик.
— Дешевка, — поморщился Графф. — Но работает прилично. Я думал, вы знаете.
Лайнберри взяла «жучка» и тяжело опустилась в кресло. Графф сжал руку Валентины, и они вышли.
Завернув за угол, они направились на футбольное поле. Солдаты следовали чуть поодаль, разделившись и образовав огромный круг, чтобы обеспечить максимальную защиту.
— Валентина, нам нужно, чтобы ты помогла Эндеру.
— Как?
— Мы ничего толком не знаем. И надеемся, что ты поможешь нам найти выход из положения.
— И в чем же дело?
— Это часть проблемы. Мы не знаем.
Валентина не смогла сдержать смех.
— Я не видела его три года! Все это время он провел с вами.
— Валентина, мое путешествие на Землю и обратно стоит больше, чем твой отец может заработать за всю жизнь. Я не для того прилетел сюда, чтобы просто поболтать.
— Один король увидел сон, — сказала Валентина, — но забыл какой. И тогда он приказал мудрецам под страхом смерти растолковать его. И только Даниил смог объяснить ему, в чем дело, потому что был пророком.
— Ты читаешь Библию?
— В этом году мы проходим классику, переведенную на английский. Я не пророк.
— Если б я мог, я рассказал бы тебе все, что знаю про Эндера. Но это займет часы, а возможно, и дни. И потом мне придется изолировать тебя в одиночной камере до конца войны, потому что все это строго секретно. Но кое-чем я все-таки могу с тобой поделиться. У нас в школе есть одна хитрая компьютерная игра… — И он рассказал ей про Конец Света, запертую комнату и лицо Питера в зеркале.
— Но ведь это компьютер, а не Эндер поместил туда портрет. Почему бы вам не спросить машину?
— Потому что она не знает.
— А я, по-вашему, должна знать?
— Уже второй раз Эндер заводит игру в тупик. Приходит к задаче, не имеющей разумного решения.
— А первую он решил?
— Не сразу.
— Тогда дайте ему время — и он решит вторую.
— Не уверен, Валентина. Твой брат — очень несчастный маленький мальчик.
— Почему?
— Не знаю.
— Не много же вы знаете, как погляжу.
Какую-то секунду казалось, что толстяк рассердится. Вместо этого он решил рассмеяться.
— Да уж, не очень. Валентина, почему Эндер все время видит в зеркале лицо Питера?
— Сама не понимаю. Это глупость.
— И почему же?
— Потому что если и есть на свете полная противоположность Эндера, так это Питер.
— Объясни.
А вот как раз на это Валентина не могла ничего ответить. Подробные ответы на расспросы о Питере могли навлечь большую беду. Валентина знала достаточно об окружающем мире, чтобы понимать: правительство не воспримет затею Питера как серьезную угрозу своему существованию. Зато оно вполне может посчитать Питера ненормальным и отправить в клинику — лечиться от мании величия.
— Ты собираешься солгать мне, — сказал Графф.
— Я не собираюсь больше с вами разговаривать, — ответила Валентина.
— Боишься. Почему?
— Не люблю, когда меня расспрашивают о семье. Давайте оставим мою семью в покос.
— Валентина, я сейчас делаю все возможное, чтобы оставить твою семью в покое. Я пришел к тебе, чтобы не тестировать Питера и не мучить расспросами твоих родителей. Я пытаюсь решить наши проблемы здесь, на месте, и прошу помощи у человека, которого Эндер любит больше всех и которому он больше всех верит, возможно, у единственного человека, которому он верит. Если мы не сможем разрешить проблемы подобным образом, нам придется взяться за твою семью, и тогда мы будем действовать по своему усмотрению. Я пришел к тебе не с пустяками и так просто не уйду.
Единственный человек, кого Эндер любит и кому доверяет… Гремучая смесь боли, стыда, сожаления… Теперь она была сестрой Питера, тот стал центром ее жизни. «Для тебя, Эндер, я всего лишь зажигаю огонь в день рождения. А для Питера исполняю его заветные желания».
— Я всегда думала, что вы плохой. И тогда, когда вы приходили забрать Эндера, и сейчас.
— Не притворяйся маленькой глупой девочкой. Я видел результаты твоих ранних тестов, а сейчас в Америке не наберется и сотни университетских профессоров, способных соперничать с тобой.
— Эндер и Питер ненавидят друг друга.
— Знаю. Ты сказала, что они противоположны. Что ты имела в виду?
— Иногда Питер просто отвратителен.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Он злой. Просто злой, и все.
— Валентина, хотя бы ради Эндера, расскажи мне, что такого злого он делает.
— Часто угрожает людям, что убьет их. Нет, не всерьез. Но когда мы с Эндером были маленькими, мы оба боялись его. Он говорил, что убьет нас. Вернее, обещал убить Эндера.
— Кое-что у нас есть в записях.
— Да, вы видели по монитору.
— И это все? Расскажи о Питере побольше.
И она рассказала, что происходило во всех школах, в которые ходил Питер. Он никогда не бил других детей, но мучил их. Выискивая, чего они больше всего стыдятся, рассказывал об этом людям, чьего уважения они искали. Узнавал тайные страхи и использовал их.
— Он и с Эндером так поступал?
Валентина покачала головой.
— Уверена? Неужели у Эндера не было слабостей? Он ничего не боялся и не стыдился?
— Эндеру нечего было стыдиться.
И девочка заплакала, заплакала от собственного стыда: она предала Эндера и забыла его.
— Почему ты плачешь?
Валентина опять покачала головой. Она не могла объяснить, каково это — думать о младшем брате, таком хорошем, которого она так долго защищала, а потом вспомнить, что теперь она союзница Питера, его рабыня, беспомощная марионетка в его замыслах. «Эндер никогда не поддавался Питеру, а я переметнулась, стала его частью. Эндер никогда бы не согласился на такое».
— Эндер никогда не уступал, — сказала она.
— Чему?
— Питеру. Он не хотел походить на Питера.
Они молча шли вдоль штрафной площади.
— А разве Эндер мог стать похожим на него?
Валентина пожала плечами:
— Я ведь уже сказала.
— Но Эндер ничего такого не делал. Он был просто маленьким мальчиком.
— Да, и мы оба хотели… хотели убить Питера.
— А.
— Нет, не так. Мы не говорили об этом. Эндер никогда не говорил, что желает чего-то подобного. Я только думала, что он тоже… Я так думала, не Эндер.
— А чего же хотел он?
— Дело в том, чего он не хотел.
— Хорошо. Так чего он не хотел?
— Питер мучит белок. Прикалывает к земле за лапки, сдирает живьем шкурку, а потом сидит и смотрит, как они умирают. То есть он так раньше поступал, после того как Эндер уехал от нас. А сейчас перестал. Но это было. Если бы Эндер узнал, если бы Эндер видел это, наверное, он бы…
— Что? Спас белку? Попытался ее вылечить?
— Это уж вряд ли. Тогда… сделанное Питером нельзя было исправить. Нельзя было встать у него на пути. Но Эндер был бы добр с белками. Понимаете? Он бы их кормил.
— И они стали бы ручными, чтобы Питеру было легче их ловить.
Валентина снова заплакала:
— Что бы вы ни делали, все идет Питеру на пользу. Все помогает ему, все, и не ускользнуть от него, не спрятаться.
— Ты помогаешь Питеру? — спросил Графф.
Она не ответила.
— Неужели Питер настолько плохой человек?
Она кивнула.
— Самый плохой человек в мире?
— Откуда мне знать? Самый плохой из тех, кого я встречала.
— И все же ты и Эндер — его брат и сестра. У вас одни и те же гены, одни и те же родители, как может он быть настолько плохим, если…
Валентина повернулась к нему и закричала — закричала так, будто бы он ее убивал:
— Эндер не такой! Он не похож на Питера! Он тоже умный, но это все. А во всем остальном не похож! Совсем! Совсем! Не похож! Ни в чем! Они не похожи!
— Понимаю, — ответил Графф.
— Я знаю, что вы сейчас думаете! Знаю все ваши поганые мыслишки! Вы думаете, я ошибаюсь, а Эндер такой, как Питер. Может, это я… я похожа на Питера, но не Эндер, только не Эндер. Я повторяла ему это, когда он плакал, и каждый раз, много-много раз говорила: «Ты вовсе не похож на Питера, тебе не нравится причинять людям боль, ты добрый и хороший, в тебе нет ничего от старшего брата».
— И это правда.
Его уступчивость все-таки успокоила ее.
— Еще бы это не было правдой. И будьте вы все прокляты.
— Валентина, ты поможешь Эндеру?
— Теперь я ничего не могу для него сделать.
— Можешь. То же, что делала раньше. Просто утешь его и скажи, что ему не нравится делать людям больно, что он хороший и добрый, что он — не Питер. Последнее — самое важное. То, что он совсем не похож на Питера.
— Я могу увидеть Эндера?
— Нет. Ты напишешь ему письмо.
— И что это даст? Эндер не отвечает на письма.
Графф вздохнул:
— Он отвечал на все до единого письма. Разумеется, из тех, что получал.