Игра и мука — страница 24 из 55

Не знаю, зачем все это рассказываю, что с этим делать – бороться, не давать?… Честно скажу, «на бухло» не дал, хотя рука потянулась… Подумал – что я делаю? Я хочу быть законопослушным, хочу получать деньги за свою работу, хочу, в конце концов, жить в правовом государстве! Дайте мне право выйти на улицу и протестовать, получать образование, медицинское обслуживание, пользоваться плодами культуры. Я счастлив жить в нашем государстве, но очень не хотел бы, чтобы мне давали «на бухло». И сам не дам.

Хочу лечиться у доктора Чехова

25 ноября 2011 года

Мы собираемся ставить американскую пьесу «Чужаки»; в связи с этим к нам приехала ее автор Энни Бейкер – молодая девушка-драматург из Америки. Энни очень хотела побывать там, где жил и писал Антон Павлович Чехов. И я повез ее в Мелихово. Пока мы ехали в машине, она удивляла грандиозным знанием драматургии Чехова – уверен, многие наши драматурги такими знаниями не обладают.

Всегда считал, что Мелихово знаю идеально – действительно это место люблю, много раз там бывал, мы когда-то играли там «Чайку» прямо на пруду в естественных декорациях парка… Был будний день, никого не было. По договоренности с директором, для нас открыли абсолютно все – даже те строения и комнаты, которые обычным посетителям недоступны, включая флигель, который всегда закрыт. Когда Антон Павлович поселился в этом доме, он объявил, что здесь будет жить доктор Чехов. Из окрестных деревень тут же потянулись люди, которых он лечил. В одной из комнат я увидел тазики, шприцы, прочие медицинские инструменты и спросил сотрудницу музея, здесь ли была его амбулатория. Она как-то потупилась, сказала, что нет. На мой вопрос, где же она была, ответила, что этот вопрос многие задают, но фактически у Антона Павловича не было амбулатории. Потому что прием больных он вел везде. То есть, знаменитый профессиональный писатель, живущий от продажи своих произведений, как доктор принимал людей на веранде, во флигеле, в гостиной! Никогда никому не отказывал. Все окружение (кроме немногих соседей) считало, что здесь поселился врач. И до отъезда в Ялту он регулярно пользовал больных.

Конечно, этот факт мне был известен и раньше. Но сейчас, когда нас в связи с предстоящими выборами окружает такое количество болтунов, демагогов, рассказывающих, как мы неправильно живем и какой должна быть жизнь правильная, эта сторона жизни великого Чехова вдруг как-то по-особенному зацепила. Я не могу избавиться от ощущения стыда за то, что я участвую в этом идиотизме, пусть даже просто слушая разглагольствования на тему, где и на какой партии следует ставить жирный или не жирный крест… Собственно, у меня давно присутствует некоторое чувство неловкости за то, чем я занимаюсь. В студенческие годы с радостью демонстрировал всем удостоверение режиссерского факультета ГИТИСа (особенно девушкам), а когда начал работать режиссером в «Современнике» – тут меня просто распирало, на лбу было написано «режиссер театра «Современник». Но теперь все иначе. Вчера у нас шел спектакль «Дом», в котором я играл, который поставил – спектакль прошел вдохновенно, зал переполнен, зрители устроили овацию. Но если спросить, есть ли у меня удовлетворение своей работой – нет. Есть ощущение, что я, здоровый крепкий мужик, должен делать что-то более реальное. С каким наслаждением я ходил по дому доктора Чехова, который писал, конечно, свои великие произведения, но при этом лечил людей. Он очень точно определил свое отношение к писательству устами Тригорина: «Когда хвалят – приятно, а когда бранят, то потом два дня чувствуешь себя не в духе…». Потому что не это главное.

И хочется прийти к Антону Павловичу – и сказать: «Антон Павлович, рука болит, помогите… И спасибо Вам, что называли себя не писателем, не литератором, а «доктором Чеховым».

P.S. Уже несколько дней радио радостно сообщает, что десятки тысяч людей занимают очереди, чтобы приложиться к поясу Марии, выставленному в Храме Христа Спасителя. У этих людей столько веры, что после этого они смогут выздороветь, родить, быть счастливыми… Да, конечно, нужно верить. Но нужно делать что-то самому. Что-то, реально помогающее людям – лечить, кормить, строить…

Кто определяет степень народности ариста?

22 декабря 2011 года

Почетные звания… Заслуженный артист России, Народный артист России, Народный артист СССР – когда-то их принято было писать с большой буквы.

Мы в нашем театре никогда – ни в программках, ни в афишах – не писали звание артистов. Когда меня уж очень сильно на эту тему «достают», я называю два из своих многочисленных званий, которые особенно дороги: лауреат государственной премии Турецкой Республики и профессор Тегеранского университета. Вообще, у меня дома есть шкаф с моими вещами, и на стене этого шкафа (довольно большого) висят благодарности от предыдущего мэра, предыдущих президентов и много еще разных грамот и дипломов.

Тем не менее, я хорошо знаю, что для артиста – очень важны аплодисменты, очень важно признание: это – та атмосфера, которая подтверждает его востребованность, нужность. Да и любой человек, когда ему говорят: «Ты красивый» и «Я тебя люблю», действительно становится красивым и воодушевляется в атмосфере любви. Поэтому много лет я занимался тем, чтобы наших сотрудников, артистов, работников постановочной части представлять к званиям. В нашем театре действительно невероятное количество званий – у нас в штате 12 народных артистов, 8 заслуженных; многие сотрудники театра – заслуженные деятели искусства. В свое время звания народных артистов получили Альберт Филозов, и Люба Полищук, Ирина Алфёрова и Владимир Качан, Владимир Стеклов… И вдруг два года тому назад был принят закон о том, что давать звания надо не за выдающуюся работу, не за сыгранные роли, не за мастерство, а за выслугу лет. И еще по строгому регламенту: нужно иметь определенное количество благодарностей, определенное количество наград и т. п. Белиберда, чушь! В нашем театре работает замечательная артистка Елена Санаева. Она – заслуженная артистка России. Естественно, Елена Всеволодовна должна получить звание народной. Но нет! Оказывается, это нельзя сделать, потому что она меньше чем 5 лет назад получила орден. Спасибо, дали орден, но при чем здесь он вообще? Орден она заслужила, как и звание. Но теперь, пока не пройдет нужного количества времени с момента получения ордена (!), Елена Всеволодовна Санаева будет ходить с тем же званием, что и молодые талантливые артисты. Ничего не позволяет сделать чиновничья вертикаль! Элементарные, очевидные и простые вещи становятся невозможными из-за бесконечной чиновничьей галиматьи.

Иван Мамонов, которого я несколько лет назад увидел в Вологодском театре – талантливейший артист, но не имевший на тот момент высшего образования. Я пригласил его к себе в мастерскую в ГИТИС, который он прекрасно закончил. Его общий актерский стаж в разных театрах России – лет 18, не меньше. Но звание ему не полагается – не хватает каких-то дипломов от каких-то инстанций. Александр Гордон – не имеет никакого звания. И нельзя даже подать заявку на звание, пока управление культуры не даст ему грамоту. Какую грамоту? Кто вы такие, в управлении культуры, чтобы оценивать, насколько хорошо играет Гордон? Алексей Гнилицкий, наш артист, работающий в театре уже много лет. Играет главные роли. Только что сыграл Чацкого – замечательно! Я умолял, звонил директору Иркутского театра, чтобы он дал справку о том, что Леша играл там 18 лет назад… Наконец, по всей стране мы собрали справки, что Леша уже 20 лет артист, из которых 10 – артист нашего театра… Оказалось – нет, не тут-то было. Вначале он должен получить благодарность от департамента культуры, потом получить согласование СТД, потом – рекомендации Министерства культуры, потом мы должны у всех ведомств и организаций запросить, нет ли у Леши каких-то проступков, на ту ли площадь он выходил… Это уже даже не советские времена – круче… Или вообще из области анекдота: интересуюсь в нашем отделе кадров судьбой уже сданных документов – как идут дела. Получаю потрясающий ответ: в департаменте закончились …бланки. Ждем уже два месяца, когда их напечатают. Спрашиваю: а почему мы подали только одну заявку? Мы же хотели еще нескольких людей представить. Получаю ответ: «Не положено. У нас в штате столько-то работников, следовательно, мы имеем право только на одно звание в год». Это что – Салтыков-Щедрин? Диккенс? Нет. Это наша реальность.

Да, мы не пишем звания на афишах. Но неприлично, чтобы звание, а значит – уровень и класс артиста, определялись чиновниками, управляющими культурой.

Я ничего не купил…

10 ноября 2011 года

В Израиле я бывал много раз, в основном с гастролями нашего театра. Да и сейчас летал для того, чтобы провести переговоры по поводу очередных гастролей с замечательным продюсером Марком Капитанским. Сложность в том, что приглашают нас со спектаклем «Дом», а спектакль играется при необычной рассадке зрителей, поэтому мы ищем подходящие площадки.

Находясь в Израиле, все время вспоминал реплику персонажа Альберта Филозова из нашего премьерного спектакля «Медведь»: «Вот где-то на Гаити просыпаешься – и хочется встать! А у нас просыпаешься – и хочется лечь…». Представьте, вчера еще перед тем, как сесть в самолет, окунулся в Средиземное море (жил на набережной в Тель-Авиве) – вода 26 градусов, солнце яркое, люди кругом улыбаются… Можно говорить на любом языке – по-моему, весь Израиль уже говорит на русском! – но если не русский, то понимают даже мой ужасный английский. Мало того, обнаружил, что теми пятью фразами на иврите, которые выучил на наших первых гастролях, я прекрасно обхожусь! Одна из них – «Я не говорю на иврите». А так как везде сталкиваешься с цифрами – в магазинах, на улицах – то вдруг понял, что легко могу сосчитать до десяти. На слух иврит такой язык, что если просто называть цифры, будет полное ощущение, что звучит серьезный научный доклад. Ушедший актер Михаил Козаков (которого, как известно, называли «дважды еврей Советского Союза» за неоднократную смену родины), игравший на иврите Тригорина в «Чайке», тем не менее, говорил, что этот язык невозможно выучить, потому что он «состоит из рыболовных крючков».