лассических пьес. А то, как здорово было бы поставить пьесу Брехта «Страх и отчаянье в Третьей Империи»!
Бежит моя собака Билл… Привет, Билл, привет дорогой, дай-ка я тебя поглажу… Какой-то ты сегодня тихий. А было время, когда ужас наводил на всех, особенно на «иностранных» рабочих, строивших террасу нашего дома. Ту самую террасу, Билл, с которой ты в понедельник вечером нагло, вероломно выкрал огромную баранью ногу из казана! Выкрал и съел, подлец, оставив на дне ошметки овощей, в которых эта нога тушилась. А потом прибежал, как ни в чем не бывало, и никак не мог понять, за что я на тебя сержусь. Не мог… Не хотел! Все ты отлично понял. Но показал нам всем: ты силен. И то, что ты такой тихий и интеллигентный (насколько интеллигентным может быть искусственно выведенный лабрадор) – это обман, не верьте, «иностранные» рабочие, он запросто может напугать.
…А то вот еще «Голый король» Шварца. Даже удивительно – как она могла быть написана в нашей стране, да еще и поставлена неоднократно! А как бы она читалась сегодня?
Мысли, не управляемые, не контролируемые, спонтанные, случайные…
Идите… на кладбище
21 мая 2014 года
В детстве я ужасно не любил кладбища, боялся их. Был уверен, что земной жизни нет конца (это как в стихотворении Степана Щипачева на смерть Сталина, которое я читал в детском саду: «Сталин – это жизнь, а жизни нет конца…»). Судьба меня щадила, в школьные годы столкнулся со смертью лишь однажды – когда погиб мой одноклассник, прыгнувший в море со скалы, и эти похороны стали одним из страшнейших впечатлений моей детской жизни.
С этой боязнью кладбища я начал учебу в ГИТИСе. В один из первых наших выходных мой однокурсник, никому тогда не известный Толя, а ныне один из самых знаменитых режиссеров мира Анатолий Васильев, сказал: «А поедем на кладбище». Я удивился и поехал. Это было Переделкино. Мы ходили вдоль могил Пастернака, Гроссмана, Корнея Чуковского… Впервые посетило ощущение конечности жизни, которое я вдруг не воспринял как нечто страшное. Наоборот, смерть показалась частью мира и природы, естественным продолжением жизни.
Потом я стал бывать на кладбищах часто. В разных городах, в разных странах. Оказалось, кладбище очень многое может сказать о жизни общества, его культуре, традициях, ценностях, мировоззрении.
Вчера у меня (редчайший случай) выдался выходной. И я решил пойти на могилу своего папы. Он похоронен на маленьком деревенском кладбище в Матвейково. Там лес, пруд рядом, тишина удивительная. Я как-то даже не подумал, что многие в этот день пойдут на кладбище – пасха. И действительно народу было много. Хотя на этом кладбище похоронены и мусульмане. И рядом с крестами нередко встречаются полумесяцы. А мой папа лежит под простым гранитным камнем. Все здоровались, приветливо, доброжелательно, охотно одалживали друг другу какие-то инструменты, предметы для ухода за могилой, предлагали помощь. Лица этих людей сильно отличались от угрюмых раздраженных физиономий, которых полно в московском метро. Хотя, конечно же, это были те же люди, но этот день и это кладбище делали их другими. Здесь нам было нечего делить, не в чем уличать, обвинять и упрекать.
Когда мы вгрызаемся в друг в друга в бесконечных дуэлях и схватках по самым разным мотивам – политическим, «бизнесовым», семейным, когда зашкаливает состояние конфликта, надо просто пойти на кладбище и тихо посидеть на могиле близкого человека. У всех есть такие могилы.
Разорванная пополам Одесса
7 мая 2014 года
Эти дни был в Одессе. Прилетел только что. Естественно, все задают вопросы – как там, что там? Что происходит на самом деле? Поскольку не верят официальным СМИ. А я, как ни странно, могу только обозначить факты, свидетелем которых был. И которые, к сожалению, не могу объяснить.
Соборная площадь, в которую упирается Греческая улица, – место сборища спортивных фанатов, всегда находящихся в состоянии конфликта – такова их психология. За что я их всех (не зависимо от предмета их страсти) терпеть не могу. А тут встретились фанаты харьковского «Металлиста» и Одесского «Черноморца», решили объединиться и продемонстрировать общую верность Украине. Эта верность Украине в Одессе не на пустом месте созрела. Уже более двух месяцев на Куликовом поле возле бывшего обкома партии стояли палатки протестующих, демонстрирующих верность России. С одной стороны, им никто не мешал, с другой, с каждым днем они становились все агрессивнее. Сразу хочу сказать, что, по свидетельству многих очевидцев, среди этих прорусских палаточников не было ни ГРУ ни КГБ. Может кто-то и зашел из близлежащего Приднестровья, но нужно хорошо понимать: оно действительно. Работают в Одессе – потому там и оказались. Точно также среди украинских болельщиков не было специально завезенного «контингента» из правого сектора западных областей. Все были одесситами – это подтвердили документы, обнаруженные в моргах в карманах погибших. Одесситы, разделенные чертой гражданской войны. Более двух месяцев пророссийская группа периодически выходила в город, несла наши триколоры, на которые пыталась поменять сорванные украинские флаги, и возвращалась в палатки. И надо сказать, что население города со свойственным одесситам юмором, в основном, крутило пальцем у виска, но не более того. Никто не бросал камни и, тем более, не стрелял.
Конечно, украинская колонна фанатов имела такое же право выразить свое желание сохранить страну, как пророссийская колонна – желание поменять страну. А дальше началось то, что и сегодня не имеет ответа. Появилась милиция. С непонятными красными повязками, что-то обозначавшими. Как говорят очевидцы, такие же повязки были на рукавах людей, которые оказались за спинами милиции. Именно оттуда сначала полетели камни, потом коктейли Молотова. Их никто не подвозил – они уже были там. На одной стороне тротуара некие граждане выковыривали мостовую и бросали в других граждан, которые отвечали тем же. И в этом нарастающем безумии раздались выстрелы. Главный вопрос: кто стрелял? Ответа нет. То есть, ответы есть – прямо противоположные: защитники Украины говорят, что стреляли российские ГРУшники, а сторонники России убеждены, что это был правый сектор. Кроме этих необъяснимых красных повязок, необъяснимо и многое другое: почему на праздничные дни были отпущены в отпуска трое из четырех руководителей милиции Одессы? Если это заказ Киева, то почему уже третьего мая были уволены милицейские начальники? Почему внутри киевского правительства так разнятся оценки действий милиции – и если порядок наводили правильно, то почему надо менять губернатора? Почему уже на следующий день 62 задержанных были отпущены на свободу? Почему прокуратура Киева утверждает, что не давала указания об их освобождении? Почему? Почему? Почему?…
Но есть и вполне понятные вещи. Понятно, что киевская власть слаба и растеряна. Понятно, что идет война – информационная, экономическая, психологическая, но главное – человеческая. С жуткими жертвами, каких не было с 1944 года. К огромнейшему сожалению, и киевская пропаганда, и наша выглядят в этой войне тупыми, непрофессиональными, неумелыми, производящими обратный эффект.
Смотрел в Одессе передачи и тех и других – не веришь ни комментаторам, ни изображениям, снятым с определенного ракурса. Говорю об этом как режиссер.
Понятно, кому с украинской стороны нужна Россия – снятому мэру, недавно «откинувшемуся» из мест заключения лидеру партии «Родина, бывшему губернатору, лишенному своих полномочий председателю Счетной комиссии, получившему кличку Пидрахуй (в переводе с украинского – подсчитай). Им кажется, что если завтра в Одессе установят советскую власть, то их вернут на утраченные посты. Поэтому борются они за себя. Борются и те, кому нужна новая украинская власть – главный фаворит предстоящих выборов Петр Порошенко свою команду уже определил.
Понятно, что, несмотря на то, что идет большая политическая игра, народные силы действуют реально. Они не являются марионетками в руках каких-то кровавых кукловодов – Кремлевских или Евромайданских. Они – сами по себе. И их очень жалко.
Мой родной любимый украинский город, с которым связано огромное количество имен русской культуры – от Жванецкого до Бабеля и Утесова, от Багрицкого и Столярского до Пушкина, писавших, певших, говоривших, думавших по-русски. Уезжал с ощущением, что все плохое только начинается. Чтобы это предотвратить, готов приложить любые силы – пожимать руки, просить прощения, сводить разведенных по сторонам баррикад моих ближайших друзей, которые стали непримиримыми врагами.
Этот сгоревший дом профсоюзов находится в 300 метрах от моего одесского жилья. В одно окно вижу голубое небо и море, а в другое – обгоревший дом, цветы и свечи по погибшим. Это несовместимо так же, как несоединима сегодня разорванная пополам Одесса.
Прекратите ссать!
15 мая 2014 года
В последние несколько лет, а в эти дни особенно, наблюдаю невероятную картину. Вдоль дороги стоят припаркованные машины, а рядом совершенно спокойно, не прячась и не скрываясь, писают их владельцы. Чуть дальше может быть лесок, кустики, деревья, но никто даже не пытается сделать лишний шажок. Писают, не стыдясь, вот прямо на глазах у водителей проезжающих мимо автомобилей, за рулем которых нередко сидят дамы… Я даже думал, что все это мне мерещится… Но нет – и мои знакомые автомобилисты подтверждают: ссут!
Может, эта мода зашла к нам из загнивающей, погрязшей в грехе Европы? Нет. Бываю там часто, много езжу на машине – не видел ни разу. А может, из Америки зараза эта к нам занесена? Там бываю реже, конечно, но все-таки, кажется, и в Штатах такого не встречал. Может быть, не приспособлено у нас ничего – нет туалетов придорожных, стоянок с надлежащим оборудованием? Стал я тут ездить по новой платной дороге – хорошо, хоть и дороговато: дорога чистая, полосы широкие, противошумовые заграждения отличные, есть стоянки всякие… Но и там останавливаются дорогие авто, из них выходят хорошо одетые джентльмены в элегантных костюмах при галстуках и справляют нужду на глазах у всех.