Полуостров Ямал… Не он мал – каждый из нас почувствовал, как он мал в сравнении с этой необъятной и самодостаточной природой.
Вторжение человека в эту природу началось в 70-е годы, когда советские геологи нашли здесь огромные запасы газа. Сегодня это чрезвычайно полезное ископаемое разделено на две зоны собственности: Газпром, который качает его и продает всем, кто покупает, и НОВАТЭК, компания, возводящая гигантский завод по производству сжиженного газа. На строительстве работают тысячи людей – вахтовым методом. Высокие зарплаты, социальный пакет, железная дисциплина: никакой выпивки, никаких инцидентов. При малейшем конфликте – депортация. Строится новая пристань – возле старой теснятся корабли под флагами всех стран мира, которые вне каких-бы то ни было санкций привозят сюда новейшее оборудование, высококачественные строительные материалы, металлоконструкции. Через год завод вступит в эксплуатацию.
Все это – образцы самой современной цивилизации, которую человек привнес в величественную природу, чтобы буквально из-под земли достать то, что ему необходимо для дальнейшего технического прогресса и получения прибылей.
А на земле, тем временем, между озерами разбросаны чумы. Точно такие же, какими они были десять веков назад, пять веков назад… Посреди чума горит огонь. Вокруг оленьи шкуры. Конечно, нам известно из передач Discovery Channel, что жизнь ненцев теснейшим образом связана с жизнью оленей. Но только, когда видишь все собственными глазами, понимаешь, что это означает на самом деле. Не люди ведут оленей от стойбища к стойбищу, а наоборот – олени сами решают, когда и куда им двигаться в поисках пищи, а люди просто переносят за ними свои чумы. И это не история из глубины веков – это сегодняшний день. Вокруг огня на шкурах сидят разновозрастные дети: младенцы, которые родились здесь же, на этих шкурах, подростки, которых возят в школу, только она им не очень-то и нужна. Тут же – немощные старики. Над костром висит обугленный черный чайник. Хозяйка показывает мне «технологию фильтрации»: воду из ближайшего озера пропускают через тряпку.
На вопрос: «А если вы болеете? Как вызвать врача?» (мобильной или какой-то другой связи на полуострове за пределами зон добычи газа нет), хозяйка отвечает: «А мы не болеем».
Едят сырое мясо, пьют свежую кровь только что зарезанного оленя. Какие тут болезни?
Спросил мужчину – главу семьи, возраст которого не смог определить: может быть, 40, а может быть, 70:
– 18-го выборы. Будете голосовать?
Ответил:
«Выборы» это очень хорошо. Прилетит вертолет, привезет нам сигареты, детям подарки.
– Ну а голосовать за кого будете?
– Голосовать будем за вертолет.
Вертолеты, равно, как и самолеты, которые летают над Ямалом, соединяя его с большой землей, все, как один, принадлежат одноименной авиакомпании. Авиапарк не блещет новизной машин. Цены на билеты высоченные – антимонопольный комитет как-то не замечает, что у этого авиаперевозчика нет конкурентов. Вот и недавно вертолет Ми-8 разбился над полуостровом – погибли 15 человек. И все равно: голосовать они будут за вертолет.
Этот фантастический контраст между двумя мирами просто потрясает. Ямал – наш, он давно наш, он, можно сказать, все время наш. И все, что нам от него надо, мы берем. Но, возможно, что-то нужно дать и ему? По крайней мере, шанс быть связанным с другим миром. И другому миру неплохо было бы дать шанс увидеть эту первозданную красоту – нужно только создать там что-нибудь кроме завода по выкачиванию газа. Но до этого пока, вероятно, руки не доходят. Ямал и так наш.
Жалуйтесь!
23 августа 2016 года
Давно испытываю склонность к старой мебели. Особенно сервантам. Даже в приемной театра стоит сервантик, уцелевший после пожара на Неглинке. И дома в Жаворонках имеются такие «антикварные» предметы мебели: один я принес с помойки, а второй, выброшенный соседями с запиской «возьмите, если кому надо», взял, потому что мне он очень понравился. Выкрасил его в зеленый цвет и поставил в кухне.
В последнее время мне снова понадобился сервант – в мою московскую очень странную квартиру, расположенную на чердачном этаже старого дома, которую знакомые с иронией называют «пентхаусом». Я буквально видел, каким должен быть это сервант – размер, вид и пр. Дня три назад близкая родственница скинула мне ссылку в интернете со словами: глянь, кажется, они продают именно то, что ты ищешь. Я глянул: действительно – то самое. В меру потертый, советский сервантик примерно 30-х годов прошлого века. И цена умеренная.
В воскресенье я проводил «Воскресный вечер» с Владимиром Соловьевым. Съемка проходит в здании, где размещается редакция телеканала – на улице Правды, дом 24. Подумав, что после съемки я мог бы подъехать посмотреть приглянувшийся раритет, позвонил по указанному в объявлении телефону. «Приезжайте», – отвечают. «Куда?» «На улицу Правды, дом 24…» Я несколько оторопел. Может быть это розыгрыш? Продавец серванта уточнил: вход со двора.
Отснявшись у Соловьева, вступив в очередной раз в бессмысленные споры, снова и снова дав себе слово никогда больше в этом не участвовать (которое, разумеется, нарушу), отправился во двор. Меня встретил молодой человек. Мы прошли в какое-то складское помещение, и я увидел сервант. Да. Это было то, что надо. Стоимость устраивала, но одесскую природу не задавишь – я начал торговаться. Молодой человек сказал, что в таком случае приведет хозяина. Через пять минут появился крупный лысый человек, который вдруг изумленно уставился на меня:
– Иосиф! Так ты все понял? Узнал, ТОТ САМЫЙ сервант?!
Я изумился еще больше, потому что не узнавал не только сервант, но и его хозяина.
– Ты что – не помнишь?! – вскричал человек, и тут у меня что-то начало срастаться.
– Иванов… Толя Иванов…
Мы кинулись в объятия друг друга.
В начале 90-х, когда создавался театр, мы с этим Ивановым устроили наше первое театральное кафе. Толя притащил откуда-то старый сервант, который стал главным дизайнерским акцентом маленького ресторанчика. Именно вокруг него пили чай (и не только) Люба Полищук, Альберт Филозов, Михаил Глузский, Мария Владимировна Миронова. Возле него мы сидели с Марленом Хуциевым, Булатом Шалвовичем Окуджавой после его вечеров, проходивших на сцене театра на Трубной… Правда, бизнес у Толи не пошел. Он оставил кафе и увез сервант.
С тех пор прошло четверть века.
Я, разумеется, сказал, что покупаю сервант. Иванов сказал, что дарит его. Я сказал, что не могу принять такой подарок. Иванов сказал, что тогда подарит мне кое-что другое. Сбегав куда-то, он принес толстую амбарную книгу в кожаном переплете с золотым тиснением: «Книга жалоб». Я прочел вступительные строки, написанные моей рукой:
Вначале открыли театр.
Раз театр, значит «кушать подано» или «мы артисты, наше место в буфете».
Открыли буфет… Кафе… Ресторанчик… Клуб…
Все равно чего-то не хватает.
Открываем КНИГУ ЖАЛОБ.
Жалуйтесь!
Жалуйтесь, на что хотите, на кого хотите, жалуйтесь на жизнь, на судьбу, на детей и родителей.
Жалуйтесь на погоду, на зарплату, на мужа (жену).
Жалуйтесь на плохого руководителя, на бездельника подчиненного.
Жалуйтесь на президента – банка, фирмы, России (нужное подчеркнуть).
Жалуйтесь на всеобщее непонимание, непризнание, неуважение (ненужное вычеркнуть).
Жалуйтесь на возраст…
Жалуйтесь на здоровье.
Жалуйтесь на здоровье!
Иосиф Райхельгауз
Сегодня, конечно, я написал бы в эту книгу жалобу. Без адреса.
Вот такую: жалуюсь, что эта прекрасная, непредсказуемая, счастливая, парадоксальная жизнь так быстро проходит.
Шумим, братцы, шумим…
20 ноября 2016 года
Почти месяц тому назад прозвучала речь Константина Райкина о цензуре. На следующий же день десятки СМИ обратились ко мне, вероятно, как и ко многим моим коллегам, за комментариями. Я считал, что пройдет день-два и об этом забудут, как забывают обо всех наших псевдокрупных «событиях», которые сильно отвлекают от действительно важных и серьезных проблем – экономики, войны, социальных бедствий. Тем более, что проблема, поднятая Константином Аркадьевичем – вообще не проблема: ну, нет у нас цензуры сегодня.
Однако не тут-то было: тема не утихает. Собираются круглые и квадратные столы, худсоветы, в том числе в министерстве, редакциях, СТД. Мифическая проблема материализуется на глазах. Буквально вчера мне позвонил телевизионный ведущий с канала ОРТ и радостно пригласил на съемки очередного ток-шоу по обсуждению выступления Райкина. На днях собрался «большой хурал» в СТД на который специально прилетели театральные деятели аж из Сибири. И вел все это Михаил Швыдкой.
Такое впечатление, что кому-то очень нужно потратить огромные усилия деятелей российского театра и культуры в целом на обсуждение придуманной проблемы. Тем более, что сам Константин Аркадьевич все свои вопросы решил уже на следующий день, встретившись с министром. Они, как известно, обменялись извинениями, и, что самое главное встреча закончилась полным удовлетворением финансовых притязаний режиссера.
Я ни в коем случае не ставлю под сомнение искренность и мотивированность выступления своего коллеги. Когда артист, режиссер, театральный деятель уровня Райкина привлекает внимание к любой теме нашей культуры, то на это следует реагировать. Что и сделал министр культуры, поступив грамотно и внятно: позвал Райкина и договорился с ним. Зато некрасиво поступил секретарь СТД Евгений Стеблов, который собрал конференцию в СТД и объявил выступление Райкина истерикой. Причем в отсутствие самого Райкина. Еще он предположил, что Аркадий Райкин огорчился бы тому, что его сын построил коммерческий Райкин-Плаза. А у меня есть подозрение, что он был бы вовсе не против. Но это все суета, которую можно было бы назвать бессмысленной, если бы не была она вредной.
Вредной! Потому что в нашей культуре существуют реальные глобальные проблемы, которы