23 марта 1534 года, по иронии судьбы в тот самый день, когда папа римский с опозданием объявил свой вердикт в пользу Екатерины, парламент принял первый Акт о престолонаследии, назвавший Анну Болейн законной супругой Генриха, а ее детей наследниками английского престола. От всех важных лиц потребовали принести клятву в признании этого факта. Принцессу Марию объявили незаконнорожденной, и мать с дочерью понимали, что Марии будет велено отречься от ее титула.
«Дочь моя, я получила сегодня такие известия, что прекрасно понимаю, если все правда, что пришло время, когда Всемогущий Бог подвергнет тебя испытаниям; и я рада этому, – писала Екатерина Арагонская в выражениях, отражающих ее убеждение, что под угрозой могут быть сами их жизни. – Если тебе предстоят страдания, исповедуйся; сначала очистись; чти Его заповеди, соблюдай их, сколько Он будет давать на то свою милость, потому что тогда ты будешь надежно вооружена… мы никогда не войдем в Царствие Небесное без мучений».
В том ноябре принятый Акт о присяге престолонаследию потребовал от подданных принести присягу «быть верным королеве Анне, считать и принимать ее законной женой короля и законной королевой Англии, думать исключительно, что леди Мария, дочь короля от королевы Екатерины, является незаконнорожденной, и соответственно делать это без каких-либо угрызений совести». Также требовалось отказаться от любой «иностранной власти и властелина».
В конце года Генрих открыл парламент, чтобы провести Акт о супрематии, объявляющий, что Генрих VIII является и всегда являлся «единственным верховным главой на земле Английской церкви». Генрих и Кромвель решили подавить любое сопротивление, но основную вину, конечно, возложили на Анну.
Для женщины становиться козлом отпущения – пожалуй, обратная сторона традиционной заступнической функции королевы; та же разница в ответственности с монархами позволяла Маргарите Австрийской и Луизе Савойской заключить мирное соглашение легче, чем их мужчинам. Однако в июне 1534 года Шапюи докладывал о своих опасениях, в случае если Генрих отправится за границу: Анна поклялась (если на нее оставят власть на время его отсутствия) забрать жизнь Марии.
Интересен тот факт, что Анна Болейн полагала, будто ей предоставят полномочия регента, что она пойдет по стопам не только Екатерины Арагонской, но и тех великих влиятельных европейских женщин, которых она знала.
24«Склонная к Евангелию»
Франция, Нидерланды, 1533–1536 гг.
За Ла-Маншем, как и в Англии, в течение примерно года после кончины Маргариты Австрийской и Луизы Савойской нарастали религиозные разногласия. Во Франции, когда Жерар Руссель, духовник сестры короля Маргариты Наваррской, прочел великопостную проповедь в Лувре, он за одну ночь стал звездой, к ярости католических консерваторов. Однако Руссель (как гневно написал ему реформатор французского происхождения Жан Кальвин), подобно его патронессе, придерживался очень узкой дорожки между евангелическими идеями и верностью католической церкви.
Обе группировки ходили по улицам с плакатами: умеренные винили Парижский университет за их истерическую реакцию, а консерваторы говорили о лютерaнстве и обвиняли Маргариту с ее супругом Генрихом Наваррским наравне с Русселем. Король Франциск вмешался, но Русселя арестовали. Маргарите пришлось броситься на его защиту, и в конце концов она нашла ему безопасную епархию на территории своего мужа. Она утверждала, что Руссель не говорил ничего еретического. Как такое могло быть? Он находился у нее на службе, а она никогда не слышала «такого яда».
Когда Маргариту Наваррскую злобно высмеяли в университетском фарсе, Франциск посчитал это личным оскорблением. Когда в феврале 1534 года один оратор осудил ее как представительницу реформаторов, Франциск потребовал посадить этого человека в тюрьму. Первой реакцией Маргариты было не объявлять отступления; напротив, она настаивала на политическом союзе против императора с немецкими правителями, протестантскими и католическими, а также попыталась привезти во Францию ученого Филиппа Меланхтона, близкого сподвижника Лютера. Однако религиозный вопрос раскалывал французский двор.
Одним из маловероятных новобранцев фракции реформаторов стала недавно прибывшая во Францию юная племянница папы римского Екатерина Медичи. Осенью 1533 года в сопровождении герцога Олбани (который был женат на сестре ее матери) Екатерина приехала в Марсель, чтобы вступить в брак со вторым сыном Франциска I Генрихом.
Расчистили целый район города, чтобы разместить ее свиту и сопровождающих папу римского, ее дядю. Екатерина привезла с собой потрясающий гардероб и бесподобный набор драгоценностей, а также Марию Мавританскую и Агнессу и Маргариту Турецких, захваченных «в экспедициях против сарацинских стран». На церемонию бракосочетания Екатерина надела наряд из золотой парчи и лилового бархата, отделанный горностаем и множеством драгоценных камней; она была достаточно красивой, несмотря на грубоватые черты лица и глаза навыкате. «Она красивая женщина, когда ее лицо покрыто вуалью», – впоследствии бесцеремонно заметил один придворный.
Праздничная атмосфера бракосочетания на морском побережье, по общему мнению, ослабила и так уже распущенные нравы французского двора, однако для Екатерины Медичи и ее супруга Генриха брачная ночь, должно быть, стала суровым испытанием: Франциск настоял на своем пребывании в комнате новобрачных и наутро (как пишет Брантом) объявил, что оба четырнадцатилетних хорошо проявили себя в «поединке».
Екатерина получила более чуткий прием от Маргариты Наваррской, однако ее первые годы при французском дворе были сложными. Когда в сентябре 1534 года скончался ее дядя, папа римский, ценность союза с семейством Медичи резко сократилась. Новый папа отказался отдавать обещанное приданое Екатерины, и Франциск в ужасе жаловался, что невеста его сына пришла toute nue (совершенно голой). Юный супруг не проявлял к ней никакого интереса как к женщине, а французские придворные глумились над ее купеческим происхождением.
Положение Маргариты Наваррской тоже становилось все более сложным. В октябре 1534 года разразилось «Дело плакатов», когда жители Парижа и нескольких других городов, проснувшись, обнаружили листовки, критикующие «ужасающие, грандиозные и невыносимые злоупотребления папской мессы». Легенда говорит, что одну листовку прикрепили даже на дверь королевской спальни. Когда реформаторы (или, как позже клялась Маргарита, консерваторы, стремившиеся их опозорить) начали оскорблять даже таинства, началась настоящая война. В распространившейся панике учредили специальную комиссию, чтобы судить подозреваемых, а когда в январе 1535 года протестантам удалось расширить ряды сторонников, власти еще сильнее ужесточили карательные меры. Маргарита, наверное благоразумно, удалилась во владения супруга в Беарне, и, несмотря на то что она явно дистанцировалась от тех, кто имел отношение к vilains placards (зловредным плакатам), ее близость с братом в последующие годы, похоже, была немного нарушена.
Публикацию «лютеранских» текстов запретили, хотя многие инакомыслящие теперь следовали идеям не Лютера, а гораздо более радикального швейцарца Ульриха Цвингли[49]. Многие бывшие союзники Маргариты Наваррской сочли разумным бежать за границу. Укрывающие еретиков подлежали такому же суровому наказанию, как и сами несогласные. Одним из тех, кто понес максимальное наказание, сожжение на костре, стал человек, опубликовавший второе издание книги Маргариты «Зерцало грешной души». Сочинение не одобрили в Парижском университете, но когда его включили в список запрещенных трудов, Франциск опять вмешался.
В июле 1535 года он приказал прекратить преследования и освободить всех арестованных по обвинению в ереси (которым, однако, предоставили отсрочку только на шесть месяцев, чтобы отречься от своих убеждений). Король и его сестра вскоре снова были вместе и объединились в попытках реализовать давнюю мечту Маргариты об альянсе всех германских правителей против императора. В начале 1536 года, когда папа римский (по-прежнему добивавшийся союза христиан против турок) организовал мирные переговоры (которые в конечном счете провалились) между Франциском и Карлом V, Маргарита в них участвовала в качестве представительницы Франции[50].
В последующие годы Маргарита Наваррская все больше времени проводила на юге за сочинением книг. Даже супруг Маргариты, если точны воспоминания, приписываемые ее дочери [см. Комментарий к источникам], похоже, жестко предостерегал ее от опасных экспериментов с верой. Многочисленные сочинения Маргариты все больше представляли собой светские тексты, хотя, по сути, зачастую имели нравственную или даже религиозную идею. Что важно, практически ни одна ее книга не выйдет в свет при жизни Маргариты.
В Нидерландах Марию Австрийскую в первые годы ее правления тоже обвиняли в чрезмерной поддержке протестантов, называли bonne luteriene (доброй лютеранкой). Она восторгалась гуманизмом Эразма Роттердамского, который писал о ней с восхищением, а ученый формировался в годы, проведенные в немецких кругах, где были наиболее распространены идеи Лютера. Когда Мария стала королевой Венгрии, она вызвала разногласия, назначив придворным проповедником лютеранина Конрада Кордатуса, который затем пошел в наступление на папство наперекор всему двору.
В 1526 году Лютер посвятил Марии четыре псалма, узнав, что она, по его словам, «склонна к Евангелию», вопреки всем попыткам «безбожных епископов» Венгрии разубедить ее. Брат Марии Фердинанд отчитал правительницу, но Мария написала, что не может контролировать речи Лютера, однако от общности с ним не отмежевалась.
Когда впервые встал вопрос о регентстве в Нидерландах, Мария поспешила (несмотря на все громкие заявления о нежелании принимать этот пост) заверить своего другого брата, Карла V, в том, что по-прежнему верна вере семьи и докажет свою позицию изгнанием всех вероятных лютеран из собс