В самом конце жизни Анны Шапюи написал, что «еретические доктрины и фаворитки – основная причина распространения лютеранства в Англии». Однако весьма вероятно, что Реформация происходила совсем не так, как себе представляла Анна. В 1535 году проводилась повсеместная ревизия (визитация) монастырей под руководством Кромвеля, некоторые институции небольшого размера планировалось ликвидировать. Однако не вызывало сомнений, что процесс будет набирать скорость. Тогда Анна, вероятно, вступила в конфликт с Кромвелем по поводу того, куда пойдут доходы от роспуска монастырей: на образование и социальные реформы, как хотела Анна, или в королевскую казну.
При этом выдвинутые против Анны весной 1536 года обвинения были связаны исключительно с ее сексуальным поведением. После смерти Анны Болейн Ланселот де Карл, секретарь французского посла, сказал, что леди Вустер, член двора Анны, сама обвиненная в распущенности, воскликнула в свою защиту, что ее грехи – ничто в сравнении с грехами королевы и что королева прелюбодействовала со своим музыкантом Марком Смитоном, одним из королевских фаворитов придворным Генри Норрисом и с собственным братом Джорджем.
30 апреля Марка Смитона доставили в дом Кромвеля на допрос, и (вероятно, под пыткой или угрозой пытки) он признался, что три раза вступал в любовные отношения с королевой. Сама Анна рассказала о том, как они недавно перебросились словами, которые, похоже, показывали, что он изнывал от любви к ней; изнывал, наверное, в традициях игры куртуазной любви, играть в которую, однако, ему не позволяло его скромное положение. Остальные замечания Анны по поводу других мужчин тоже, казалось, подразумевали куртуазную любовь, которая, возможно, пошла не так, как нужно, но дело состояло в том, что признание Смитона, правдивое или ложное, повлияло на все последующие допросы: теперь их стали вести с позиции презумпции супружеской неверности Анны.
Генриху, конечно, обо всем доложили. Шотландский реформатор Александр Алес впоследствии рассказывал дочери Анны Елизавете, что помнит, как после признания Смитона «ваша истинно набожная мать, держа на руках вас, еще совсем младенца, совершенно спокойно уговаривала короля, вашего отца, из открытого окна… выражение лиц и телодвижения говорящих ясно показывали, что король был взбешен». Эта сцена говорит, что отношения Анны и Генриха чрезвычайно расстроились, но пока еще скорее в состоянии неопределенности. Генрих решил отложить на неделю запланированную поездку с Анной в Кале, но завтрашний рыцарский турнир по случаю Майского дня все-таки состоялся.
По всей видимости, Анна Болейн понимала, что оказалась в уязвимой позиции. К тому же 30 апреля она попросила Норриса присягнуть перед ее священником, что она «добропорядочная женщина», – такова была ее реакция на другой инцидент, допускающий истолкование со смертельным исходом. Спросив Норриса, помолвленного с одной из ее фрейлин, почему тот до сих пор не заключил брак, Анна предположила скандальную причину: Норрис надеялся жениться на самой Анне. «Вы ищете чужого наследства; если с королем случится несчастье, вы захотите получить меня». По Акту об измене 1534 года слова, подразумевающие вред королю, считались государственной изменой.
Генрих VIII и Анна Болейн посетили турнир Майского дня в Гринвиче. Король по-прежнему выказывал Норрису свое расположение. Однако когда Генрих внезапно покинул празднество, заставив «многих людей задуматься, а больше всех королеву», он начал спрашивать Норриса, обещая ему прощение, если тот скажет правду. Норрис твердо настаивал на своей невиновности, но на следующий день его доставили в Тауэр, где уже содержался Смитон вместе с братом Анны Джорджем.
Четырех других мужчин тоже арестовали по обвинениям в прелюбодеянии с Анной, включая ее старого поклонника поэта Томаса Уайетта и сэра Фрэнсиса Вестона, джентльмена Тайной палаты короля. Вестон флиртовал с фрейлиной Анны, но говорил, что больше любит другую, а когда Анна настойчиво спросила его, кто же это, он ответил «это вы сами».
«Так, дочь моя, сколько бы тебе ни было лет, остерегайся обмана и помни, что я говорила тебе раньше, потому что тебя могут сделать виноватой даже за что-то совершенно незначительное…» – предупреждала Анна де Божё.
Все эти мысли, должно быть, пробежали в голове Анны Болейн. Она, конечно, заподозрила, что ей предстоят проблемы: на последней неделе апреля она попросила своего духовника Мэтью Паркера особо позаботиться о ее дочери[52]. Однако Анна испытала страшное потрясение, когда 2 мая ее арестовали и обвинили в прелюбодеянии с Норрисом, Смитоном и другими. Она сказала, что «еще никогда с королевой не обращались так жестоко», и надеялась, что король делает это, только чтобы «испытать» ее – обычный прием куртуазной любви.
Оказавшись в Тауэре, Анна спросила, не поместят ли ее в темницу. Ей ответили, что она будет находиться в королевских апартаментах, которыми пользовалась перед коронацией. Анна упала на колени, воскликнув: «Господи, помилуй меня». В официальном обвинении, заранее подготовленном к суду, говорилось, что она, «ежедневно следуя своей болезненной плотской похоти, вероломно и предательски склоняла низменными беседами, поцелуями, прикосновениями, подарками и другими бесчестными возбуждающими поступками разных постоянных и близких слуг короля к адюльтеру». Еще яснее звучит следующее: она «добилась, чтобы собственный родной брат овладел ею, соблазняя его поцелуями, вопреки заповедям Всемогущего Бога и всем человеческим и небесным законам». Вот как можно было унизить королеву.
12 мая судили четырех обвиняемых (Уайетта и еще одного подозревали, но освободили). Смитон снова признал вину, а остальные заявили о своей невиновности. Всех четверых, конечно, приговорили к смертной казни как изменников. Три дня спустя, 15 мая, по отдельности рассматривали дела Анны Болейн и ее брата Джорджа перед жюри присяжных из равных им по статусу пэров.
Анна вошла в Большой зал лондонского Тауэра, «будто двигалась на великий праздник», писал один из очевидцев. Перед примерно 2000 свидетелей она твердо отвечала «Невиновна» на каждое обвинение. «Она давала такие разумные и осторожные ответы на все выдвинутые ей обвинения, оправдывая себя так четко и ясно, как будто никогда не делала ничего подобного», – записал герольд Виндзора Чарльз Риотесли.
Когда настала очередь Джорджа Болейна, он и запутал дело, и увеличил риски, вслух зачитав выдвинутое ему обвинение, что они с Анной вместе смеялись над слабыми мужскими способностями короля. Однако в любом случае все 26 пэров признали их виновными. Дядя Анны герцог Норфолк объявил приговор: Анну сжечь или обезглавить по желанию короля. Через два дня пятерых мужчин казнили, а брак Анны признали недействительным.
19 мая сама Анна Болейн пошла на плаху. В те мучительные дни в Тауэре она рыдала, что ее судьба убьет ее мать, ее родную мать, которая не играла существенной роли в жизни Анны. Однако во всех других отношениях она, казалось, как докладывал лейтенант Тауэра, «находила радость» в смерти.
Почему Анне Болейн пришлось умереть? В то время само собой разумеющимся предположением являлось, что она была виновна в преступлениях, в которых ее обвинили. Как написал некий Джон Хасси, «если все книги и хроники… написанные против женщин… со времен Адама и Евы говорят о том же, то, я думаю, это поистине ничто в сравнении с тем, что совершила королева Анна». Однако архиепископ Кранмер, по рассказам шотландского реформатора Алеса, шагая на рассвете по садам Ламбетского дворца перед казнью Анны, заявлял: «Она, которая была королевой Англии на земле, сегодня станет королевой в Царствии Небесном».
Одна теория, естественно, поддерживает точку зрения, согласно которой Анна была виновна в нарушении супружеской верности, пусть и не совсем так, как ей вменяли. Однако у этой позиции немного приверженцев, тем более что в деталях обвинений много очевидных погрешностей, как, например, тот факт, что зачастую в указанные даты Анна и ее предполагаемые любовники даже не находились в одном месте. Вероятно, также и потому, что Анна неоднократно заявляла о своей невиновности перед лицом смерти, «угрожая своей душе осуждением на вечные муки».
Анна Болейн сама говорила, что «существуют другие причины, по которым ее приговорили, а не голословные обвинения». Вторая, гораздо более убедительная теория, предполагает, что виновником гибели Анны был ее былой союзник Томас Кромвель. Вполне правдоподобно, что, когда союз Кромвеля и Анны распался, он начал опасаться за свою безопасность, если она останется королевой; к тому же он, как и многие другие, считал, что именно Анна спровоцировала опалу Вулси.
Тем не менее другая теория представляет Кромвеля орудием его господина Генриха VIII, который (либо искренне веря в виновность Анны, либо с циничной жестокостью просто ища предлог, чтобы избавиться от нее) приказал Кромвелю обосновать дело. Генрих объявил о своей помолвке с Джейн Сеймур на следующий день после смерти Анны и женился с неподобающей поспешностью. Даже Шапюи 18 мая отметил раздражение общества тем, что король был так счастлив «сразу после ареста прелюбодейки». Здесь, по существу, кроется большая проблема для историков этого периода: Генрих предстает либо как дурак, либо как чудовище.
Наверное, есть и четвертая, компромиссная позиция, допускающая долю недопонимания (скорее самообмана, чем обмана третьей стороной) в реакции английского короля. Возможно, Анна умерла за идею; не за идею Реформации, а за старинный идеал куртуазной любви. Игра, которой она училась при европейских королевских дворах, позволяла (даже предполагала) некоторую свободу обращения с окружающими мужчинами. Этой игрой она поначалу очаровала Генриха, но так и не поняла, когда в эту игру нельзя играть.
По своему рождению Анна Болейн не относилась к важным игрокам в той другой игре, в игре королев. Она была вышедшей в королевы пешкой, которая сама завоевала себе право двигаться со свободой королевы. Она узнала, что эта свобода тоже имеет определенные ограничения, но так было и с другими женщинами, более высокого происхождения, чем она. Екатерина Арагонская родилась, чтобы стать королевой, правление ее матери, казалось, было образцом для женщин всего столетия. Тем не менее она тоже страдала от реального страха за свою жизнь и умирала в положении,