Осенью 1554 года Мария была в восторге – она решила, что беременна ребенком, который укрепит ее брак, повысит статус ее супруга и обеспечит католическое будущее Англии. Тем не менее в ноябре парламент подтвердил меры для определения – и ограничения – властных полномочий Филиппа в качестве регента, если Мария умрет бездетной или оставит ребенка. При совещательном совете пэров он получал возможность «править, устанавливать порядок и руководить» ребенком и страной в период малолетства ребенка, но не имел права созывать парламент, объявлять войну и устраивать брак ребенка без согласия пэров. В сущности, такой же договор имела Маргарита Тюдор в Шотландии. В случае смерти и матери, и ребенка трон по умолчанию наследует Елизавета. Сама Мария, как говорили, предпочитала видеть на престоле Маргариту Дуглас (еще одну женщину), ребенка от второго брака Маргариты Тюдор, но, судя по всему, этот вариант считался нарушением естественного порядка, таким же, как в случае Джейн Грей.
Одной из задач, в решении которой Филипп стремился помочь своей супруге, была полная реставрация в стране католичества и папской власти. Частично именно эта задача заставила его пробыть в Англии целый год, значительно дольше, чем изначально ожидалось. Однако и в этой области Мария проявила себя не так прямолинейно, как мы могли бы ожидать, зная, какую репутацию она в будущем получит.
Мария не была отсталой религиозной фанатичкой. Ее воспитывали в гуманистической традиции, которая подталкивала к реформам с маленькой буквы «р» – реформам изнутри католической церкви. Деятельность Марии по восстановлению богослужения на латинском языке и центрального положения мессы не мешала ей придавать больше значения проповеди, образованию и важности добрых дел, чем это обычно делали приверженцы католичества, подчеркивавшие преобразующую силу только религиозного обряда. В конце своего правления она по-прежнему поддерживала планы по переводу на английский язык Нового Завета. Она взяла к себе на службу нескольких протестантов и сохраняла близкие отношения с леди Энн Бэкон, известной протестанткой.
Огромный камень преткновения составлял вопрос о церковных землях. Те, кто извлек выгоду от роспуска монастырей, не торопились расставаться со своей добычей. Значительная часть владений отошла и к самой короне. Здесь Мария Тюдор расходилась во мнениях даже с человеком, ставшим известным как ее главный советник. Реджинальд Поул был ее родственником, в его жилах текла кровь Плантагенетов. Долгое время находясь в изгнании за свою веру, в Италии он раньше входил в группу тех, кто надеялся достичь примирения между лютеранами и католической церковью. Однако к 1550-м годам его воззрения, по всей видимости, ожесточились; конечно, spirituali (духовные) убеждения не соответствовали наступившим трудным временам. Поул настойчиво требовал, из-за границы, чтобы всю церковную собственность возвратили, а парламент немедленно восстановил верховную власть папы римского. Мария осознавала, что с политической точки зрения этого сделать невозможно. Лишь в ноябре 1554 года, когда Поулу разрешили вернуться в Англию в качестве папского легата, появилась возможность ходатайствовать о включении папы в церемонии открытия очередного созыва парламента.
Посетив придворные торжества по случаю возвращения страны в лоно католической церкви, Поул произнес речь, прославляющую Филиппа как короля «большого могущества, славного оружием и силой», и говорил о том, как чудесным образом Господь сохранил «деву, беспомощную, беззащитную и безоружную» – Марию. Через несколько дней в соборе Святого Павла епископ Гардинер прочел проповедь с интересной позицией по тому же вопросу. «Когда король Генрих был главой, наверное, еще можно было что-то сказать в пользу такого положения, но какой главой являлся Эдуард… Королева, просто будучи женщиной, тоже не может быть верховным главой Церкви…» Женщины открыто брали на себя правление, как никогда прежде; женщины занимали важнейшие места на передовом фронте противоположных сторон религиозного раскола. Однако эти две позиции не обязательно сочетались одна с другой.
32«Ни единого года отдыха»
Шотландия, Нидерланды, 1554–1558 гг.
Когда Мария Тюдор взошла на трон в Англии, две другие женщины – Мария де Гиз и Мария Австрийская – занимали властные позиции в Западной Европе. Ни той ни другой свое положение не казалось легким.
Естественно, последствия восшествия на престол и бракосочетания Марии Тюдор ощущались и севернее границы Англии. Мария де Гиз учтиво написала новой английской королеве, выражая надежду на продолжение мирных отношений, а Мария Тюдор ответила ей в том же духе. Однако вся история этим не ограничивалась. Они имели одно христианское имя и исповедовали одну веру, но в свете борьбы за власть больших европейских держав тяготели к совершенно разным полюсам: Мария Шотландская к Франции, а Мария Английская к испанской семье Габсбургов.
Пока Мария де Гиз старалась лишить поддержки правителя Шотландии Аррана и пыталась склонить на свою сторону могущественного шотландского вельможу – графа Леннокса, правительство Марии Тюдор подталкивало Леннокса обмануть ее: «скрытно вступить в переговоры с регентом [Арраном] против вдовы с целью не только выдавить ее из страны, но и, если возможно, самому занять трон и внести хаос в дела Шотландии». Таковы сестринские отношения королев.
Мария де Гиз станет победительницей. В декабре 1553 года она отправила представителя к французскому двору для обсуждения ситуации в Шотландии. Франции требовалось обеспечить, чтобы Шотландией управлял союзник более надежный, чем вечно нерешительный Арран. В результате Аррана вынудили подать в отставку и уступить регентство Марии. 19 февраля 1554 года он подписал соглашение сделать то, что от него требовали.
Назрели также вопросы относительно конкретного статуса и двора Марии, королевы Шотландии, во Франции, поскольку она уже стала подростком. Брат Марии, кардинал де Гиз, предложил, чтобы всего в 11 лет (значительно раньше обычного возраста) ее объявили совершеннолетней, и она «вступила в свои права», включая право назначать заместителя, естественно собственную мать.
12 апреля 1554 года Мария де Гиз поднялась из дворца в Холируде в Толбут, чтобы там ей торжественно вручили королевские регалии Шотландии: меч, скипетр и корону. Во Франции юная Мария, королева шотландцев, написала аккуратное образцовое письмо королеве Марии Английской: «Если даст Господь, будет вечная память, что в одно время на нашем острове было две королевы, так же объединенных нерушимой дружбой, как кровью и близкой родословной». В Шотландии Мария де Гиз, теперь официальный заместитель своей дочери – королева-регент Шотландии, поехала обратно в Холируд со всеми внешними атрибутами мужской власти.
Примечательно, что провел церемонию французский посол месье д’Ойсель, представитель короля Генриха. Одним из первых постановлений Марии, заменяющим ставленников Аррана на собственных назначенцев, по большей части французского происхождения, д’Ойсель был назначен вице-губернатором. Снова жене короля пришлось балансировать потребности родной страны и страны супруга; и снова она не увидела между ними разницы. Ее шотландские подданные снова с ней не согласятся.
Заботы Марии состояли в том, чтобы восстановить королевскую власть в одолеваемой распрями стране, централизовать управление и наладить отправление правосудия (хотя она жаловалась, что шотландцы, убежденные в превосходстве старых обычаев, «не потерпят этого»). Как впоследствии Мария напишет своему брату, кардиналу де Гизу во Францию, «непростое дело привести молодую нацию в состояние совершенства и непривычного подчинения тем, кто желает видеть верховенство права… Я твердо могу сказать, что за 20 прошедших лет у меня не было ни единого года отдыха, да и, думаю, не слишком ошибусь, если скажу, что ни единого месяца, поскольку неспокойное состояние души – это самое трудное испытание из всех…»
Примерно в то же время, в 1555 году, другая женщина отказалась от своего поста. Последние годы были тяжелыми для Марии Австрийской, регента Нидерландов. Ей приходилось все чаще действовать в качестве личного секретаря для своего подавленного и болезненного брата Карла V, который планировал отказаться от титулов и удалиться в религиозную жизнь. Мария помогала ему в его усилиях определиться, как наилучшим образом завещать свои огромные земли, и попытаться положить конец ссоре, вызванной этим вопросом в семействе Габсбургов[62].
Зная, что ее сестра Элеонора, вдовствующая королева Франции, присоединится к Карлу в его уединении, Мария Австрийская решила стать третьей. Когда-то долг перед семьей (который и она, и Элеонора уважали) развел их по противоположным сторонам большого политического раскола Европы. Однако теперь сестринские отношения наконец победили политику. Мария просила отставки с поста регента до того, как она аргументировала свою позицию в удивительном письме:
…женщине невозможно и в мирное время, а тем более во время войны исполнять свой долг в качестве регента перед Богом, своим монархом и собственным чувством чести. Поскольку в мирное время, вдобавок ко всем встречам и заботам о повседневных делах, которые несет с собой управление, любой, кто руководит управлением этими провинциями, неизбежно должен общаться с как можно большим количеством людей, чтобы завоевать расположение и знати, и средних классов… Для женщины, особенно если она вдова, неуместна такая свобода общения с людьми. По необходимости мне самой приходилось делать в этом отношении больше, чем я в действительности хотела бы. Более того, женщину, каков бы ни был ее статус, никогда так не уважают и не почитают, как мужчину.
Если же человек осуществляет управление в этих провинциях в военное время и не в состоянии лично участвовать в сражениях, то он сталкивается с неразрешимой проблемой. Он получает все удары, и его винят во всех ошибках, допущенных другими…