е. В октябре 1558-го она написала своему кузену Филиппу Испанскому, что будет рада выступить в роли посредника на любых мирных переговорах, но он должен обеспечить ее безопасность «не только потому, что я женщина, но и потому, что, как вам известно, я в немилости у французов».
Начавшиеся той осенью переговоры пришлось приостановить не в последнюю очередь потому, что требовалось провести траурные церемонии по кончине Карла V, Марии Австрийской и Марии Тюдор. Однако весной 1559 года, вскоре после того, как сын Кристины, молодой герцог Лотарингский, женился на дочери французского короля Клод, переговоры снова начались в небольшом городке Като-Камбрези, примерно в 20 километрах от Камбре, где три десятилетия назад Маргарита Австрийская и Луиза Савойская подписали «Дамский мир». Как писал Елизавете Тюдор ее родственник и представитель барон Говард из Эффингема, «собрание полностью было обеспечено усердными трудами герцогини… и она постоянно присутствует на всех встречах и обсуждениях».
Кристина Датская сидела во главе стола, французы слева от нее, испанцы напротив, и англичане справа. Точно так же, как в Камбре много лет назад, переговоры несколько раз практически прекращались, и Кристина ловила посланников уже в дверях, чтобы не дать им уйти. Как писал венецианец Тьеполо, «герцогиня, невзирая на свою усталость, ходила туда-сюда между представителями стран, с огромным энтузиазмом и пылом заклиная их прийти к согласию». В апреле сделку в конце концов согласовали.
Като-Камбрезийский договор положил конец десятилетиям Итальянских войн. По сути, Франция согласилась прекратить свои исторические притязания на Пиренейский полуостров. Это было весьма выгодно Испании, но в целом для интересов Габсбургов присутствовал серьезный недостаток, поскольку сделанные Франции уступки отрезали Священную Римскую империю от Испании. Тем не менее сама Испания стала сильнее.
Кристина написала французскому королю: «Я чувствую величайшее удовлетворение, что оказалась способна добиться заключения столь превосходного договора, который не может не стать великим благом для Христианского мира». Действительно ли она вернулась в Нидерланды героиней, достойной «дочерью» Маргариты и Марии Австрийских?
По иронии судьбы, наверное, ее корни в Нидерландах и собственная популярность Кристины в этой стране помешали Филиппу поручить ей регентство, отдать ей пост, остававшийся свободным после отставки Марии Австрийской. Вместо этого в июне регентом назначили Маргариту Пармскую. Кристина Датская провела следующие 19 лет советником своего сына в Лотарингии и еще 12 – в собственных владениях в Италии, при этом постоянно следила за тем, чтобы не допустить чрезмерного давления на эти территории со стороны Филиппа Испанского или Франции в лице Екатерины Медичи[67].
По Като-Камбрезийскому договору старшую дочь Екатерины Медичи и Генриха II, тринадцатилетнюю Елизавету Валуа, обещали в жены Филиппу Испанскому (а сестру французского короля Маргариту – герцогу Савойскому). Однако косвенно этот договор скоро принесет трагедию французской королевской семье.
Летом 1559 года на рыцарском турнире в честь бракосочетания дочери короля с Филиппом пика его противника попала Генриху II в лицо. Забрало короля раскололось, осколок вошел в глаз, и после девяти дней агонии Генрих умер.
Его смерть, бесспорно, была личной трагедией для Екатерины Медичи. Проницательный венецианский посол отмечал, что «она любит короля больше, чем кто-либо». Однако, по всей видимости, трагедия предоставила также и возможность, или, мягко говоря, вызов, который она осмелилась принять. Разве Анна де Божё, удерживая трон для другого мальчика-короля Франции полвека назад, не выделила вдовство как самый ответственный и самостоятельный период в жизни могущественной женщины?
Новый король, старший сын Екатерины Медичи Франциск II, был болезненным подростком, который легко поддавался чужому влиянию. Однако его ушей достигал голос не только матери, и в первые дни правления сына Екатерина могла занять место за столом власти только в союзе с семьей новой королевы Марии де Гизами. Как только Гизы стремительно бросили силы, чтобы подчинить своему влиянию пятнадцатилетнего короля, Екатерина оставила память супруга и присоединилась к ним. Ее присутствие легализовало Гизов; другие, кто мог надеяться захватить долю власти, в особенности большой конкурент Гизов констебль Франции Монморанси, были оставлены оплакивать Генриха.
Устроившись в Лувре, Екатерина Медичи позволила себе предаться скорбному уединению, которое ожидалось от французской вдовствующей королевы. Ее невестка Мария часто приходила в ее задрапированные черным шелком апартаменты. В письме своему «верному другу, доброй сестре и кузине» Елизавете Английской Екатерина писала, что ее потеря «так свежа, так ужасна и вызывает такую боль, горечь и отчаяние, что нам необходимо, чтобы Господь, поразивший нас таким горем, дал нам силы перенести его». Один из посетителей рассказывал, что она такая «заплаканная», что у него самого потекли слезы.
По подсказке Гиза новый король сказал Монморанси: «Я очень хочу утешить твою старость»; это значило, что его отправляют на пенсию. Ожидалось, что супруг Жанны д’Альбре Антуан Бурбонский как первый принц крови возглавит регентский совет, но его тоже оттеснили от власти настолько, что Екатерина Медичи заметила: его «понизили до положения горничной». Сама Екатерина, напротив, незамедлительно получила щедрое финансовое содержание. Она затребовала себе титул – «королева-мать», а не традиционный «вдовствующая королева». Это ясно показывало, что она связывала свою роль с будущим, а не прошлым.
Хотя в первые дни после смерти Генриха II английский посол сэр Николас Трокмортон объявил, что «Дом Гизов правит», пару недель спустя он высказал мнение, что Екатерина «пусть не на словах, но на деле фактически имеет власть регента». С самого начала правления ее сына все официальные акты начинались со слов: «К полному удовольствию королевы, моей госпожи-матери, а также одобряя ее мнение, я повелеваю, что…» Стоящих перед Францией проблем (распри, ужасный долг за войны Генриха и религиозные разногласия) было достаточно, чтобы использовать таланты всех возможных советников Франциска.
К этому моменту протестанты имели своих людей на всех уровнях французского общества. Всего за несколько лет около 2 000 000 французов вошли в тысячу религиозных сообществ, в новую веру обратились даже два племянника констебля Монморанси, включая, в частности, Гаспара, адмирала де Колиньи (впоследствии это имя прогремит во французской истории). Король Генрих II занимал жесткую позицию в отношении инакомыслящих, но теперь выступать против них было не так легко.
Новая вера завоевывала особенно крепкие позиции на юго-западе страны и на территориях Наварры и Беарна. Кроме прочего, семена раздора были посеяны (как во Франции, так и на Британских островах) – противостояние двух правящих женщин, Екатерины Медичи и Жанны д’Альбре, находившихся по разные стороны религиозного раскола.
В 1555 году на южных границах Франции на трон взошла еще одна женщина-правительница. В первой половине 1550-х годов Жанна д’Альбре, наследница престола Наварры, была женой и матерью, первого ребенка она родила в 1551 году. К сожалению, этот сын умер, не дожив до двух лет, но к этому времени Жанна снова была беременна. Генрих родился 14 декабря 1553 года в родовом замке По. Семейная легенда по поводу его рождения говорит, что отец Жанны д’Альбре обещал сделать завещание в ее пользу, если она в родах будет петь местную песню Богородице, и ее ребенок родится без крика. Отцовские условия были соблюдены, и она получила завещание, но он забрал ребенка со словами «Это тебе, моя девочка, а этот мне». Когда родилась Жанна, испанцы язвили, что «бык породил овечку». Показывая ребенка народу, он ликующе провозгласил: «Овечка родила льва!»
Супружество Жанны с Антуаном Бурбонским было браком по любви, его омрачали лишь подозрения Жанны. Письма Антуана полны утешительных слов и, возможно, некоторого раздражения: «…ни один муж никогда не любил жену так, как я люблю тебя. Надеюсь, моя дорогая, что со временем ты будешь понимать это лучше, чем сейчас». Ей следовало избавиться от своих страхов по поводу и его безопасности, и супружеской верности: «Я сохраняю все, что имею, для своей супруги, умоляя ее поступать так же». В другой раз он писал: «Я не грешил ни перед Богом, ни перед тобой и не имею желания начинать грешить сейчас. Меня каждый день окружают скачущие лошади, я чувствую себя прекрасно, и у меня нет потребности в кобыле…»[68]
Ее отец умер весной 1555 года – так Жанна стала Жанной III. В письме Антуана Жанне во время болезни отца, которая станет для него последней, читается теплота, но еще и мрачное предчувствие: «Боюсь, что твоя натура заставит тебя faire une demonstration [устроить шум], и я прошу тебя сохранять спокойствие. Заверяю тебя, что [при необходимости] твой муж будет тебе и отцом, и матерью, и братом, и мужем».
Брак Жанны д’Альбре с Антуаном – принцем, который, как предполагалось, будет править от ее имени, – весьма вероятно, рассматривался в качестве способа избежать противоестественного женского правления. Так обстояло дело с первыми правящими королевами этой страны, поскольку в Наварре все-таки существовала определенная традиция женской верховной власти, даже до беспокойного владычества бабушки Жанны Екатерины де Фуа. Однако уравнивание происходило по-разному. Жанна сообщила сословиям Беарна, что желает править совместно со своим супругом, поскольку «если она, их королева и полновластная госпожа, считает его своим господином, они должны поступать так же, потому что супруг владеет и личностью, и собственностью своей супруги».
Сословия (которые должны были голосованием утвердить избрание нового монарха), напротив, объявили, что Жанна является их «истинной и урожденной госпожой», а ее муж, по их закону, только управляющий ее имуществом. Им потребовалось пять дней, чтобы уступить и согласиться на совместное правление. Церемония коронации Жанны III строилась на той, по которой короновали Жанну II и ее супруга в 1329 году