1 марта 1562 года герцог де Гиз, посещая фамильные владения в регионе Шампань, ехал на мессу через небольшой городок Васси, принадлежавший его племяннице Марии Стюарт, и услышал провокационные звуки протестантской службы, незаконно проходившей в пределах городских стен. Правда или нет, что именно вооруженный отряд Гиза первым начал то, что впоследствии стали называть резней в Васси, но в результате погибло более 70 протестантов и больше сотни человек получили ранения. Неудивительно, что Жанна тайно бежала на юг в собственные территории. Началась война, названная Первой гугенотской войной, и на каждой стороне видную роль играла женщина.
38«Две королевы на одном острове»
Шотландия и Англия, 1561–1565 гг.
События во Франции в корне изменили жизнь одной молодой женщины, которая рассчитывала провести там все свои дни. Теперь, когда Екатерине Медичи принадлежала власть в стране, где Мария Стюарт ожидала быть королевой, взор королевы шотландцев обратился в другую сторону. После смерти своего молодого супруга короля Франциска Мария как бездетная вдова не играла во Франции никакой роли, а шотландский трон оставался пуст.
В августе 1561 года Мария Шотландская сошла на берег в Лите, намереваясь приступить к правлению своей страной. По поводу того, как она справилась с задачей, до сих пор жарко спорят историки; этот вопрос касается самой сути представления о правящей женщине XVI века.
Мария не предпринимала попыток укрепить свое положение во Франции. В первый же день вдовства она передала драгоценности королевы обратно Екатерине Медичи. Шотландский современник отметил, что ее следующий шаг был обусловлен «суровым и мстительным отношением» Екатерины. 40 дней уединения, вероятно, предоставили Марии необходимое время для размышлений. Ее родственники де Гизы подталкивали Марию к новому замужеству; подталкивали настойчиво (через тетку Луизу, имевшую много связей в Испании) к испанскому наследнику дону Карлосу. Поступили предложения от королей Дании и Швеции, от герцогов Феррары и Баварии. Император Священной Римской империи Фердинанд предложил одного из своих сыновей, а шотландцы – своего ведущего вельможу Аррана, сына Шательро. Сын Филиппа дон Карлос был желанным призом, но этот союз заблокировала Екатерина Медичи. Она секретным кодом написала королеве Англии (которая тоже не имела желания оказаться в испанских тисках с севера и юга), что следует расстроить их замысел. Дочь Екатерины Изабелла, подруга детства Марии, была замужем за Филиппом II, но еще не имела детей; и Екатерина не хотела, чтобы у дочери была соперница при дворе.
Сама Мария решила возвращаться в Шотландию. Английский посол Трокмортон доложил, что Мария думает, будто может положиться там на своих родственников; что она «уверена в лорде Джеймсе и всех Стюартах». Это, наверное, свидетельствует о ее политической наивности. Единокровный брат Марии лорд Джеймс Стюарт (способный, целеустремленный и быстро завоевывающий контроль над страной, где только незаконнорожденность не позволила ему наследовать своему отцу Якову V) явно предпочел бы, чтоб его законная, но абсолютно неопытная сестра оставалась где-нибудь подальше.
Существовало ошибочное преимущество в самом факте, что Мария молодая женщина, которой лорды считали для себя возможным манипулировать. Она согласилась, что сохранится религиозное status quo с протестантством в качестве официальной (хотя вовсе не всеобщей) религии, а ей самой позволят отправлять католическую мессу в собственной капелле Холируда. Однако маловероятно, что Мария в полной мере осознавала суть соглашения, которое заключает. Уже в самой первой поездке королевы по стране стало ясно, что лорд Джеймс считал, будто условие сделки ограничивается только Холирудом и не распространяется ни на какие другие дворцы, где Мария может остановиться. К тому же проблема оказалась более фундаментальной. После кончины Марии де Гиз в 1560 году Шотландия стала страной, управляемой шотландскими лордами вместе с реформатским парламентом, который упразднил мессу и объявил несостоятельной папскую власть. В Англии письма из Шотландии регистрировали как поступившие из «Штатов Шотландии», как будто из шотландской республики.
Такое положение было камнем преткновения. В последующие столетия станут размышлять, почему Мария Стюарт не справилась в Шотландии, а Елизавета Тюдор в Англии преуспела. Один из ответов, безусловно, кроется в том факте, что Марии было 18 лет, когда она начала править. Елизавета Тюдор отличалась необычно богатым опытом к своим 25 годам, когда взошла на трон; а ее сестра Мария стала королевой в 37. Возможно, слишком большое значение придается в целом личности, способностям и подготовке, но недостаточно учитывается тот факт, что шотландская знать и шотландская церковь имели совершенно другое представление о своих отношениях с шотландской монархией.
Существует также спорный вопрос о министрах Марии. Иногда высказываются сожаления, что Мария не располагала столь одаренным министром, каким был Сесил у Елизаветы. Это не совсем так: в лице Уильяма Мейтленда Летингтонского она имела «Мишеля Уайли», шотландского Макиавелли, который станет одним из ее главных министров. Мейтленд, как лорд Джеймс, исповедовал протестантство, и его стремление к налаживанию отношений с Англией в итоге приведет его к конфликту со своей королевой, хотя в первой половине правления Мария сама смотрела в сторону Англии.
После смерти супруга Франциска II Мария Стюарт сказала графу Бедфорду, который принес ей письмо Елизаветы с соболезнованиями, что Елизавета «показывает себя доброй сестрой, в чем она [Мария] очень нуждается». Она то и дело повторяла, что они с Елизаветой (как она писала о Марии Тюдор) две правительницы «на одном острове, говорят на одном языке, самые близкие родственницы, что есть друг у друга, и обе королевы». Она так и не поняла, что, хотя Елизавета говорила Мейтленду, что «обязана» любить Марию («потому что она ближе всех мне по крови»), для англичан вопрос о правах Марии на английский престол являлся – и останется – большой угрозой.
Именно поэтому Елизавета, когда ее попросили обеспечить Марии безопасный путь домой через ее королевство, а не рисковать в путешествии морем, отказала в просьбе, несмотря на то что Мария утвердила Эдинбургский договор, заключенный Елизаветой с шотландскими лордами. Характерно, что потом Елизавета передумала и предложила необходимое сопровождение, но только слишком поздно. Уильям Мейтленд, всегда стремившийся сохранить место Марии в будущем английском порядке наследования престола, очень старался, как и сама Мария, устроить личную встречу двух королев, что, по его словам, «принесет нам спокойствие на их времена». Встреча так никогда и не произойдет, хотя писатели часто ее придумывали, а Мария будет продолжать молить о ней почти до смертного дня.
Мария Стюарт высадилась в Лите 19 августа 1561 года. Через две недели состоялась приветственная церемония при ее официальном въезде в Эдинбург, которая наводила на мысль об искренней радости народа от возвращения королевы вкупе с яростным отторжением католической мессы. Нельзя сказать, что народ был настроен враждебно, но на этом настаивали такие люди, как протестантский реформатор Джон Нокс.
В первый воскресный день Марии в Холируде ее мессу в личной капелле прервала шумная демонстрация. Королева вызвала Джона Нокса и вступила с ним в спор по поводу его утверждения, что женщина-правитель – это «чудовище по природе». В представлении Нокса учтивый ответ выглядел так: «Если королевство не беспокоит правление женщины, и люди его одобряют, я не должен больше запрещать… а буду тоже согласен жить при Вашей Милости, как святому Павлу пришлось жить при Нероне».
«Полагаю, мои подданные должны подчиняться вам, а не мне», – сказала ему Мария, сумев дождаться его ухода, прежде чем разразиться слезами. Неудивительно, что английский посол Томас Рандольф заметил то, что станет обычным явлением в жизни Марии; расстройство здоровья, которое он назвал одним из «внезапных взрывов чувств», овладевавших ею «после больших обид или несчастий».
Когда Мария Стюарт назначила состав своего первого совета, он включал в себя разных людей. Семь из 12 человек были протестантами. Томас Рандольф сообщал: «Я вижу, лорд Джеймс и землевладелец из Летингтона Мейтленд пользуются наибольшим доверием… Она терпеливо выслушивает и со многим мирится». Мейтленд писал Уильяму Сесилу в Англию, что «королева, моя госпожа, ведет себя настолько сдержанно во всех отношениях, как только мы здраво могли рассчитывать», добавив, что она «действительно проявляет мудрость, нехарактерную для ее возраста». Он думал, что «королева, ваша правительница [Елизавета], будет способна сделать многое в отношении ее вероисповедания, если когда-нибудь они наладят близкие дружеские отношения». На встречу королев по-прежнему горячо надеялась Мария.
В начале весны 1562 года планирование встречи летом в Йорке зашло так далеко, что договорились об учреждении пункта обмена валюты, чтобы менять шотландские деньги, и согласовали, что Мария Стюарт может привезти с собой тысячу человек свиты и приватно молиться. Это было выгодно для обеих сторон. Благоприятное мнение Елизаветы утвердило бы положение Марии в глазах ее протестантских подданных, а также поддержало бы надежду на престолонаследие. При этом ценность Марии для Елизаветы Тюдор тоже была высока. Ее соперница в английской линии престолонаследия леди Кэтрин Грей, сестра девятидневной королевы леди Джейн, недавно испортила свою репутацию, тайно вступив в брак с графом Хартфордом[72].
Однако план встречи в Йорке провалился при известии о резне в Васси, где люди герцога де Гиза убили много гугенотов. В последовавшей за этим событием Первой гугенотской войне Елизавета выступила на стороне гугенотов, надеясь вернуть Кале, потерянный из-за расположения сестры Марии к Испании.
Расстроенная срывом поездки в Йорк, который вверг ее «в такое сильное душевное волнение, что она весь день оставалась в постели», Мария Стюарт отправилась в поездку на север Шотландии. Верный католик граф Хантли, прозванный «Петухом Севера», не делал секрета из своего неодобрения проанглийской политики и, более того, не желал подчиняться власти своей королевы. Поездка превратилась в нечто подобное карательной экспедиции, и Мария в ней проявила себя наилучшим образом. Рандольф писал Сесилу той осенью 1562 года: