— Хорошее рассуждение. Но как насчет темных мест, где нет математики? Нерешенных человеческих уравнений?..
Серый человек заморгал.
— Не говорите о смерти и безумии! Мы их непременно победим! — Он сжал кулак.— Вас что, не учили вежливости на отдаленных планетах? Есть вещи, которых неприлично касаться в беседе.
— Но как вы с ними разбираетесь?
Серый человек посмотрел вниз, на серую землю.
— Мы проливаем свет на все темные места во Вселенной — вот новая поэзия! Рано или поздно все будет объяснено. Каждый природный феномен мы покоряем силой разума.
— А можете вы объяснить вот это? — спросил Крейн, схватив собеседника за запястье. Он прижал вырывающуюся руку к своей груди.
Лицо человека исказилось.
— У вас нет сердцебиения!
— Вот и все,— сказал Крейн,— что может по этому поводу высказать наука.
И он исчез.
Человек изменил курс полета. Он спешил прямиком в Институт Умственного Здоровья.
— Приветствую вас, мистер.
Старик вынул трубку изо рта и кивнул.
— Здрасьте.
Крейн оперся о перила крыльца.
— Я вижу, у вас здесь травка да пара деревьев.— Он оглядел неопрятный газон и два клена, охранявших извилистый спуск к реке.
— Ага.— Старикан почесал нос чубуком.— Как-то привязался вот к ним. В городе ничего такого не увидишь. Потому сюда и перебрался.
— Воздух здесь вроде почище будет.
— Ага. И небо они здесь не затуманят, далековато.
— Это верно. Мне приходилось раньше бывать в этих местах. Река здесь хорошо течет.
— Да, неплохо.
Старик разглядывал его с любопытством.
— Чудно ты как-то вырядился, парень. Откуда будешь?
— Из отдаленных миров.
— А, ну да. Бывал там пару раз. Смотреть там особенно нечего.
Крейн пожал плечами.
— У каждого места своя красота, я так думаю.
— Пожалуй, что так,— согласился старик.
— Послушай-ка,— начал Крейн.— Я здесь не случайно остановился. Хотел найти кого-нибудь постарше, кто еще не забыт, как раньше все жили.
— Я могу припомнить, что было лет сто сорок — сто пятьдесят назад...
— Хорошо. Хочу предложить тебе сделку.
Старые глаза сощурились за старыми очками.
— Какую-такую сделку?
— Хочешь купить Бруклинский мост?
— Хах! Хах! Хах! — Старик затрясся, хлопая себя по бедрам. Слезы побежали у него по щекам.— Лет сто ничего подобного не слыхал! Ну ты и комик, сынок!
— Я серьезно,— сказал Крейн.— Я принесу его сюда и поставлю поперек реки для тебя. Я могу это сделать. Он теперь мой.
Старик склонил голову набок и внимательно вгляделся в лицо собеседника.
— Ба, сынок! Да ты не смеешься!
— Нет, Я на полном серьезе.
— Что же я буду делать с Бруклинским мостом поперек моей реки?
— Когда-то он много значил,— сказал Крейн.— В старые времена он был символом всего, чего человек может достигнуть, преодолевая препятствия, шагая в лучшее и великое будущее. Я считаю, его нужно сохранить — как памятник.
— Сынок, будущее уже здесь, вот оно. И человеку не надо ничего преодолевать. Все лучшее и великое у него есть.
— Я ожидал услышать нечто подобное от жителя Новой Англии,— печально сказал Крейн,— но ты живешь совсем рядом с Нью-Йорком, и ты стар — ты помнишь прежние дни. Если бы я только мог найти кого-нибудь, для кого этот мост хоть что-то значит, я мог бы сохранить его. Я бы отдал его тебе за один доллар... то есть за один кредит.
— Я тебе ничего за него не дам, сынок. Я переехал сюда, чтобы убраться подальше от всех этих железок, и люди считают меня чудаком. Не думаю, чтобы ты продал его кому-нибудь живому в этом мире.
Крейн кивнул.
— Я так и думал.
— Не бери в голову, давай маленько отдохнем. У меня есть холодный синтосидр.— Старик повернулся.
— Спасибо, но мне пора. Кроме того, я пью только настоящие напитки.
Старик покачал головой.
— На земле нет настоящего сидра с тех пор, как я был пацаном,— сказал он,— Уже двести лет, как не осталось ни одной яблони!
Но его собеседник исчез.
— Ладно,— сказал он, паря над землей.— Ладно, очкарики с прозаическими мозгами. Ваша взяла! Свалили мой мост? Лишили небо голубизны? Стерли красный налет с роз и яблок? Хотите пролить свет на каждый темный закоулок Вселенной, да? Шаг назад, детки! Я хочу вам подкинуть кое-что, над чем стоит задуматься!
И он поднял мост, осторожно, как кошка поднимает котенка.
— «Алтарь и арфа, слившиеся страстно...»
Он выровнял торчащие кабели и убрал пятна ржавчины. Он нарастил новый металл там, где зияли дыры.
— «Порог пугающий пророческих обетов...»
Он перекинул сверкающий лук через реку как раз в том месте, откуда серые люди обрушили его утром.
— «Молитва парии и крик любовной боли...»
А на самой середине моста он воздвиг опаловую арку, где каждый цвет запрещенной ныне радуги причудливо дрожал и переливался.
— Придите, поверившие,— загремел его голос, словно призрак всех исчезнувших туманных горнов.— Подходите, леди и джентльмены!
Он взгромоздился на арку и осмотрелся. Он проник по ту сторону пространства и связал узлы всех измерений. Он скрутил ткань континуума, соединив отдаленное с ближайшим.
— Полкредита! — выкрикивал он.— Всего полкредита за самый чарующий вид в мире! Не толпитесь, пожалуйста! Просто подходите сюда!
Небо потемнело от слетавшихся людей, которых гнало желание узнать, объяснить. Они поправляли свои защитные очки и парили над радужным куполом. Один человек особенно пристально присматривался к нему. Крейн узнал убийцу мостов.
— Вы поставили его обратно? — спросил человек.— Это вы ответственны за световые явления?
— Вы же мне его отдали, не так ли? — ответил он.— Теперь я возвращаю его вам — исправленным и улучшенным.
— Что это такое?
Человек показал на переливчатый портал.
— Шагните туда и посмотрите сами.
Тот так и сделал.
Наступила долгая, звенящая тишина.
Машина пробилась сквозь толпу парящих людей.
— Что это за штука такая? — крикнул водитель в униформе.
— Войдите туда и посмотрите сами.
Машина ткнулась носом под арку и исчезла.
Трое из парящей толпы, толкаясь, торопливо влетели в радужный морок.
Ни один не появился вновь.
— «О дивные дети,— декламировал Крейн,— играйте в ваши палочки и ракушки, выбеленные временем и морем...»
Он медленно опускался вниз, словно призрак всех погибших чаек.
— «...Но есть черта, которую вы никогда не должны переступать, не доверяя даже гибкости ваших легких тел...»
С минуту он парил среди них, улыбаясь, затем шагнул сквозь корону света. Они не услышали его последних слов, пробулькавших уже на той стороне:
— «Ибо дно морское коварно...»
Белая ворона
Джексон выдержал пристальный взгляд генерала.
— Я не буду ни перед кем стоять по стойке смирно, а вы можете убираться к черту!
Генерал вскинул брови.
— Что это с вами происходит?
— Хочу скинуть эту цыплячью форму.
— Я сказал вам на прошлой неделе, что подписал бы вам перевод.
— Это не то, что я имею в виду.
— А что тогда?
— Я — не полковник Джексон, а вы не генерал Пэйн. Это место существует только в моем сознании, а я больше не хочу быть сознательным.
Генерал вздохнул.
— Ладно, Джексон, это ваше право. Что будет на этот раз? ВМФ?
— Я хочу совсем порвать с армией, хочу стать гражданским человеком, хочу где-нибудь наслаждаться жизнью.
— Где конкретно?
Доктор Джексон сорвал с себя резиновые перчатки и зашвырнул их в угол. Мисс Майор, чью изумительную фигуру не мог скрыть даже крахмальный халат, подошла к нему сзади и обвила его своими волшебными руками, прижавшись щекой к шее.
— Ты уже знаменит, Джек. Сорок пять операций на мозге за месяц — тончайших и сложнейших — и все успешны! Это же настоящий рекорд!
— Хорошо! Достаточно!
— Что случилось, Джеки? Я что-то не так сделала?
— Нет!
— Тогда почему же ты так кричишь? О, мне следовало бы понять — ты устал, измотан до предела. После такой операции, как последняя, любой бы...
— Я не устал!
— Но ты должен был устать!
— Как я могу устать, ничего не сделав?
— Я тебя не понимаю...
— Ну и черт с тобой!
— Я не люблю, Джеки, когда ты употребляешь плохие слова.
— Тогда отойди в тот угол комнаты и превратись в стол,— указал он,— с букетом хризантем на нем.
— Что ты имеешь в виду?
Она обошла вокруг него и посмотрела прямо в глаза. И тут же вновь стала самой красивой, самой желанной женщиной на свете.
— Да что же с тобой происходит, наконец? — спросила она.
Он прикусил губу.
— С букетом хризантем,— повторил он.
— Ты уверен? — вздохнула она.
Он кивнул.
Ракета упала в радужную пустыню, словно цветок с красным стеблем, который решил врасти обратно в семя. Вскоре красное свечение угасло, и на равнине Джексона остался лежать стальной стручок. Профессор Джексон шагнул на поверхность Мира Джексона и понюхал голубоватый, по-ноябрьски холодный воздух. Он изучил показания прибора, который держал в руках, и сказал в микрофон, прижатый к горлу.
— Все в порядке. Можете выходить.
Три его товарища, загорелые, несмотря на долгое путешествие, высокие, худощавые, улыбающиеся, выбрались из люка и огляделись, проявляя осмотрительность и компетентность.
— А ты был прав, ей-богу, док! Здесь возможна жизнь!
— Конечно, возможна. Джексон никогда не ошибается.
Джексон рассеянно кивнул и занялся ориентировкой по фотокарте.
— Руины в том направлении,— указал он.
Они гуськом двинулись вслед за ним.
Его раздражала какая-то неясная тревога, поселившаяся у основания черепа.
Прошло с полчаса. Они остановились у подножия зазубренной скалы.
— Это место обладает большой магической силой.— Мейсон растягивал слова, как это делают уроженцы Теннесси.
Откуда-то сверху раздалось улюлюканье, и Мейсон рухнул, обливаясь кровью. Копье, пущенное с неимоверной силой, пронзило его насквозь. Джексон бросился на землю.