— Не время пить,— возразил землянин.— Начнемте. Защищайтесь.
Он вновь погрузился в иллюзию момента, раскручивая память в противоположных направлениях и наполняя ею каждый эпизод. Отскок, блок, выпад.
— Опять удар. Не правда ли?
— Удар. Не отрицаю,— признал противник.
— Сын наш побеждает!
— Я, королева, пью за твой успех.— Леди, сидевшая рядом с королем на троне, подняла кубок.
— Не пей! — прокричал король, а затем, отвернувшись в сторону, со стоном прошептал: — В бокале яд! Ей больше нет спасенья! — Он заскрипел зубами.
Землянин прикусил губу.
— А ну, теперь ударю я,— промолвил вдруг соперник.
Клинок последнего сына Земли упал на каменные плиты пола. Отравленное жало впилось в бок, ослепив на миг его глаза. Дворцовая зала дрогнула, как пламя свечи, пронесенное у окна.
Чуть позже сцена обрела стабильность. Землянин опустился на одно колено. Рванувшись вверх, он вонзил свой локоть в грудь противника, проскользнул под его рукой и выкрутил запястье, сжимавшее рапиру.
Второй клинок зазвенел на плитах пола. Послышались крики:
— Разнять их! Так нельзя!
Он поднял оружие, выпавшее из рук противника.
— Нет, сызнова!
Второй участник поединка схватил рапиру, лежавшую на полу, и с ревом бросился в атаку.
Парировав внезапный выпад, он ловко увернулся и отпрыгнул в сторону. Клинки с лязгом скрестились. Отбив удар, он сделал финт, но его последующий натиск был встречен молниеносной «вертушкой» с проходом под руку. Он успел отклониться, шагнул назад и, улучив момент, нанес укол.
Противник застонал.
Королева упала на колени.
— На помощь королеве! Эй!
— Тот и другой в крови! Ну как, милорд?
— Ну как?
Противник вытянул перед собой дрожащую руку. Ужас исказил его черты. Побелевшие губы зашевелились.
— О справедливое возмездье! Я ловко сети расставлял и угодил в них за свое коварство.
— Что с королевой?
— Обморок простой при виде крови.
— Нет, нет, неправда! Это все питье,— простонала она, и придворные зашумели, услышав слова, которые сорвались с ее уст,— Питье! Отравлена! Питье!
Она упала и затихла.
— Эй, слуги,— прокричал землянин.— Пусть закроют дверь. Средь нас измена. Кто ее виновник?
— Искать недалеко. Ты умерщвлен, и нет тебе спасенья. Всей жизни у тебя на полчаса. Улики пред тобой. Рапира эта отравлена и с голым острием.
Кивнув, он осмотрел наследников Земли. Они хотели уничтожить все, что оставили после себя люди. Но по крайней мере это останется с ними навсегда.
— Тогда ступай, отравленная сталь, по назначенью,— воскликнул он и заколол мужчину на троне.
Землянин поднес отравленный кубок к лицу короля и влил остатки жидкости в его раскрытый от боли рот.
«Вам понадобилась Земля? — шептал он неподвижными губами.— Вы захотели получить ее кости без мяса и кожи? Но люди истатуировали ее тело, и какими бы безобразными ни казались вам наши знаки, вы не в силах соскоблить их с трупа планеты. Вам понадобилась Земля? Пусть будет так!»
Он с трудом сохранял декорации сцены.
— Поделом ему,— гортанно прохрипел его соперник.
Дутик при шпаге закрыл глаза собрату и горестно сморщил лицо.
«Ты тоже того же мнения?» — спросил его внутренний голос.
— Что с ним? — простонал землянин.
В висках застучали молоточки пульса. По рядам придворных пробежали вздохи ужаса и стаккато тревожного шепота. Свет начал меркнуть. Факелы мигнули. Откуда-то сзади послышался скорбный плач. А в сердце и легких разгоралось жгучее пламя.
Стены дворца задрожали. Они то исчезали, то появлялись вновь, и в этих вспышках мрачного чистилища ему казалось, что за кольцом рогатых идолов с пучками нелепых антенн раскинулось бескрайнее пространство льда. Колесо Галактики над головой превратилось в огромную пепельницу, и он знал, что оно будет крутиться вечно, вращаясь и перемалывая его прах, его имя и пустые надежды. С каким удовольствием он заполнил бы эту пепельницу доверху — своими мечтами, расой и нерожденными детьми,— стряхивая в нее тлен рутины и редкие искры действительных свершений. Только выгорая изнутри — выгорая огнем, как он этим вечером,— люди оправдывали абсурдность разума абсурдной красотой. И он знал, что снова обрел рассудок. Он улыбался дутикам, завершая свою жизнь и декорации финальной сцены.
— Гораций, я кончаюсь. Сила яда глушит меня.— Он взглянул на придворного, который поддерживал его и не давал упасть.— Уже меня в живых (из Англии?) известья не застанут, но предрекаю: выбор ваш падет на (Фортинбраса?). За него мой голос.— Он кивнул в сторону двери, на которой красовалось изображение шутовской маски.— Скажи ему, как все произошло. И что к чему. Дальнейшее — молчанье...
Его голова откинулась назад, и он сфокусировал свою волю на следующей части финала.
Горацио-дутик заговорил о разбитом сердце и ангельском пении. А он, за миг до того, как погрузиться в вечное безмолвие, услышал дробь далеких барабанов.
Шут выступил вперед, на ходу меняя свой облик. Мерцая и переливаясь радужными красками, он остановился — теперь уже белоснежный осколок айсберга — и посмотрел на мертвого землянина. Лепестки колокольчиков на его антеннах печально открывались и закрывались. Остальные молча наблюдали за его беспредельной скорбью, понимая, что только пересмешник и шут мог чувствовать Землю по-настоящему. Он знал, что произошло на их глазах, и он знал, что делать дальше.
Смерть последнего из людей наполнила его болью и уважением.
— Уберите трупы,— тихо промолвил он.— Средь поля битвы мыслимы они, а здесь не к месту, как следы резни. Скомандуйте дать залп солдатам.
Они вынесли землянина на копьях и похоронили его — что не было в обычаях дутиков. И орудия Святилища дали залп в ночное небо — что не было в обычае людей уже многие и многие годы. Шут сделал Землю радостным местом смеха. И дутики обитали на ней, ступая по тернистой стезе своих старших братьев.
Тот, кто потревожит
ОСТАНОВИСЬ
ПОДОЖДИ, ПОКА НЕ ОТКРОЮТСЯ ВОРОТА
ПОВЕРНИ НАЛЕВО
ПОВЕРНИ НАПРАВО
ИДИ ДО СЛЕДУЮЩЕГО ПЕРЕСЕЧЕНИЯ
ПОВЕРНИ НАЛЕВО
ДЕРЖИСЬ ПРАВОЙ СТОРОНЫ
ПОВЕРНИ НАПРАВО
Он шел вдоль шоссе, один; вокруг ни души, лишь эхо его шагов да почерневшие дома.
Знаки были развешаны исключительно ради него. Он миновал знаки, следуя их воле.
ПОДНИМИСЬ ПО ЭТОЙ ЛЕСТНИЦЕ
ЗДЕСЬ — ВХОДИ
Тяжело дыша, он пересек огромное здание. Наружная лестница была слишком большой для существа его размеров — и давалась ему с трудом.
Оказавшись внутри, он почувствовал некоторое облегчение: к нему больше не были прикованы глаза — или как они там назывались — тех, кто прятался где-то в спасительной темноте. Он выругался, а потом рассмеялся.
И продолжал следовать за знаками. Они привели его в громадную комнату, показали, куда нужно идти дальше.
Он послушно шагал сквозь разрушения и смерть, по почерневшим полам, мимо сцены, с которой никто не потрудился убрать декорации, пока не остановился возле чьих-то останков под надписью «ЗДЕСЬ» и стрелой, указывающей вниз.
Тогда он внимательно посмотрел себе под ноги, достал то, что принес с собой, и занялся телом умершего человека.
Она пошевелилась. Вдохнула ночной воздух, открыла глаза.
Она лежала на склоне холма, а усыпанное звездами небо висело у нее над головой роскошным покрывалом, изукрашенным самоцветами. В ее длинные темные волосы был вплетен цветок нарцисса. Окончательно придя в себя, она вскочила на ноги, собралась бежать.
— Пожалуйста, подождите,— произнес чей-то голос, и она повернулась, потому что голос принадлежал человеку.
— Да? — заговорила она на том же странном языке, на котором обратился к ней незнакомец.
— Я разбудил вас и не причиню вам вреда. Не убегайте, прошу вас.
Она разглядела фигуру невысокого человечка, чье лицо пряталось в тени.
Подождала, пока он подойдет поближе.
— Кто вы?
— Меня зовут Эрик, Эрик Вейсс[30],— ответил незнакомец.— Я помог вам бежать.
— Бежать?
— ...Из места, где вас держали в заточении,— закончил он.
— Вы говорите на их языке...
— И вы тоже, как и все мы.
— Все? Я не понимаю. Мне сказали, что я усну. Зачем вы меня разбудили?
— Мне было одиноко. У меня есть друзья, но мне все равно вдруг стало ужасно тоскливо. Ваше лицо показалось мне красивым и добрым.
— Понятно. А вы можете объяснить мне, что происходит и почему?
— Наверное,— ответил он.— Я попытаюсь.
Укутав саваном мертвого мужчину, Франсуа окинул взглядом громадную комнату. Здесь было великое множество трупов, но лишь одно человеческое существо — возле него он и стоял. Он не позволил своим глазам подолгу задерживаться на бесформенных останках остальных. Здесь было совершено невиданное до сих пор насилие.
Его передернуло, он постарался поскорее все сделать и убраться отсюда. Но, работая, продолжал удовлетворенно насвистывать.
Они перебрались через вершину холма и в лунном свете увидели целое поле людей, заключенных в башни,— будто муравьи, навеки застывшие в янтаре.
— Как вас зовут? — спросил он ее.
— Сапфо[31],— ответила она.
— Вы пишете стихи?
— Иногда.
— И живете на острове под названием Лесбос?
— Да.
— Я и понятия не имел,— проговорил он,— хотя догадывался, что все чем-то знамениты. Если вам будет приятно это узнать, кое-какие из ваших стихов были известны через тысячи лет после вашей смерти. Вы самая настоящая легенда. Хотите воды?
— Да, пожалуйста.
— Вот. У меня еще есть свежие фрукты. Я собрал их в роще, чуть севернее отсюда.
— Спасибо.
— Мне кажется, что приближается конец,— сказал он.