[22].
К тому времени шпионаж в Соединенных Штатах был практически вотчиной Файффера и направлялся из бременского филиала гамбургского отделения абвера. Отделение Аст-Х входило в состав Десятого военного округа и базировалось в его штабе на бульваре Софии, занимая ряд скромно меблированных комнат в массивном четырехэтажном здании в престижном жилом районе недалеко от центра.
Под руководством временного начальника отделения капитана ВМФ Иоахима Бургхардта (чьим жизненным принципом было не будить спящую собаку) Аст-Х никогда не тревожило свои подразделения. Бургхардт не обладал ни усердием и энергией Файффера, ни амбициями своего подчиненного. Под его руководством отделение, ответственное за Великобританию и всю Северную Америку, имело в своем активе в США лишь одного «крота», инженера по имени Эверетт Минстер Рёдер, незадолго до этого предложившего Бургхардту свои услуги.
Хотя Рёдер и работал на стратегическом заводе Сперри на Лонг-Айленде, имея доступ к важной информации, Бургхард предпочел «законсервировать» его на будущее, чтобы не рисковать им в преждевременной операции. Кроме Рёдера, у Аст-Х были еще два случайных агента, один из которых и вышел на сотрудника завода Нордена.
За несколько месяцев до этого обстановка в застойном гамбургском отделении изменилась к лучшему с прибытием нового назначенца с поручением организовать в Аст-Х сектор авиационной разведки. Это был сорокалетний отставной офицер, рейнландец Николаус Риттер, сын президента колледжа и текстильный фабрикант из Нью-Йорка. Риттер совершенно случайно был выхвачен из списка кадров и направлен на эту работу. У него не было ни авиационного, ни разведывательного опыта, а по роду службы он был ранее на второстепенных ролях. Поскольку более десяти лет жил и работал в США, он свободно говорил по-английски и имел ряд полезных знакомств в Америке. И еще он очень нуждался в работе, поскольку его текстильный бизнес лопнул во время кризиса 1937 года.
Риттер получил от генерал-лейтенанта Фридриха фон Бёттихера, германского военного атташе в Вашингтоне, предложение возвратиться в Германию и вновь поступить на военную службу. Обдумав предложение, он, за неимением лучшего, принял его, и никто не был удивлен его назначением в абвер в качестве руководителя сектора авиационной разведки в Гамбурге больше, чем он сам. Его удивление возросло, когда в июле 1937 года он получил из Берлина подписанную самим Канарисом директиву усилить «разведывательную работу немедленно… охватив военно-воздушные силы и авиационную промышленность Соединенных Штатов».
«Я откинулся в кресле и долго всматривался в эти сухие строки, – рассказывал мне после войны Риттер. – Когда я осознал их смысл, у меня перехватило дыхание. Это была огромная ответственность. На миг я забыл, где нахожусь и чем занимаюсь. Перед глазами встала моя прошлая жизнь в Соединенных Штатах со всеми взлетами и падениями. Мне было трудно свыкнуться с мыслью, что мне придется работать против страны, которую я любил почти так же, как свою родину».
Освоившись с идеей шпионажа против страны, гражданином которой он был всего лишь несколько месяцев назад (он сдал свои документы о гражданстве и вернулся в Германию по визе реэмигранта), Риттер принял твердое решение. Он займется организацией разведывательной деятельности в США. Риттер отправился в Берлин, чтобы получить разрешение высшего руководства на поездку в Америку, но обнаружил, что Канарис категорически против.
– В моем письме было сказано, что вам следует расширить нашу разведработу в США, исходя из требований люфтваффе, обеспечить его бомбардировочным прицелом Нордена, – заявил он Риттеру. – Это очень важное задание, связанное с серьезным риском. Мы не можем рисковать без необходимости, засветив вас и обнаружив свою заинтересованность в этом.
– Господин адмирал, я понимаю, что это весьма деликатная миссия. Именно поэтому я прошу разрешить мне заняться этим лично. Я знаю страну, я говорю на американском английском. Я не так давно работаю в разведке, чтобы американцы смогли узнать об этом. Ни один из моих агентов не знает ни моего настоящего имени, ни местонахождения моей конторы. Уверяю, что вероятность засветиться ничтожна. Но я знаю, что делать, и смогу выполнить задачу.
Канарис в конце концов дал согласие.
– Пожалуй, вы лучше всех подходите для этого дела, – сказал он Риттеру. – Но я хочу предупредить вас – держитесь подальше от официальных немцев, особенно от вашего друга военного атташе. Генерал фон Бёттихер не в курсе нашей работы. Он думает, что способен сделать ее лучше нас. Ни при каких обстоятельствах не приближайтесь к нему или любому другому германскому официальному представителю в США.
Риттер планировал изобразить свою поездку как можно более заурядной, используя в качестве прикрытия свою прошлую деятельность в качестве текстильного фабриканта. Он получил от нескольких гамбургских фирм доверенности на заключение сделок в США, а для подтверждения полномочий и аккредитив на крупную сумму, открытый в филиале «Нэшнл сити бэнк» на Девяносто третьей улице в Нью-Йорке.
У него была реэмигрантская виза, но он предпочел ехать с германским паспортом и под своим настоящим именем. Отправился он налегке, уложив все необходимое в два небольших старых чемодана и взяв портфель, без которого ни один немецкий бизнесмен не выглядел бы натурально. Он не подготовил никакой легенды, а единственным необычным предметом, взятым им, был зонтик в тонком деревянном футляре, похожий на трость. Зонтик придавал ему элегантность, но он предполагал, что ему можно будет найти и иное применение.
Риттер разумно выбрал себе самое подходящее прикрытие и выглядел совершенно безобидным, типичным бизнесменом среднего класса. Он был одет в серый костюм и, голубую рубашку, его походка была быстрой и деловой, и, даже отдыхая, он казался занятым. Под этой ординарной внешностью, однако, скрывался незаурядный, умный и проницательный человек, готовый правильно выполнить свою задачу. Он был респектабелен, и никто не мог заподозрить в нем шпиона. Риттер был таким, каким и должен быть разведчик.
В шесть утра 11 октября он вышел из дома и сел в машину, и шофер привез его в бременский порт, где он сел на борт «Бремена». Капитан Бургхардт пожелал ему счастливого пути. Через шесть дней Риттер был в нью-йоркском порту.
Его поездка была сочетанием сентиментального путешествия и делового вояжа. Он, как и каждый американец, жадно высматривал статую Свободы и с удовольствием использовал американские идиомы в разговоре с сотрудниками иммиграционной и таможенной служб США, носильщиками и таксистами. У него было чувство, что он вернулся домой, попал в знакомое окружение, обменивался шутками с официантами, с чистильщиками обуви, но в то же время не забывал, что должен раздобыть секрет из секретов этой страны.
Как работают шпионы? Риттер не спешил и не жалел времени на то, чтобы составить и осуществить нужную конспиративную схему. Это не очень отличалось от обычных действий бизнесмена во время деловой поездки.
Риттер начал с двух близких приятелей еще до того, как ступил на американскую землю. На борту «Бремена» он столкнулся с репортером «Штаатцайтунг», популярной германоязычной газеты Нью-Йорка, и его старый знакомый шумно настаивал на том, чтобы отпраздновать неожиданную встречу.
– О, Риттер, что ты, черт побери, делаешь здесь?
Риттер предполагал, что может случайно встретиться с кем-то из старых знакомых, но заподозрил, что репортер мог догадываться о действительной цели его поездки.
– Я думал, – громогласно продолжал журналист, – что ты служишь в люфтваффе.
– Лишь в резерве, – так же громко ответил Риттер, – иначе я не был бы здесь.
Они рассмеялись, причем репортер, как показалось Риттеру, что-то знал.
Таможенник не проявил интереса к чемоданам Риттера, но внимательно исследовал содержимое портфеля и обратил особенное внимание на зонтик. Он попросил достать его из футляра и заметил:
– Неплохая штучка для шпиона.
Риттер искренне расхохотался вместе с чиновником, явно довольным своей шуткой.
Риттер зарегистрировался в отеле «Тафт» рядом с Таймс-сквер и провел следующие четыре дня, восстанавливая свои прежние деловые контакты[23]. Он вел себя, как и следовало в его положении: просил клерка оставлять для него письма от фирм, сообщал адрес таксисту достаточно громко, чтобы мог слышать швейцар, отдавал свои рубашки для стирки и глажения в прачечную «Тафта», причем на белье ставились фирменные метки[24].
Риттер старательно поддерживал свой новый образ. Из телефонной будки он позвонил в «Ирвинг-Армз», маленький отель на Риверсайд-Драйв, и заказал номер на имя Альфреда Ландинга. Он отправил с почты «Тафта» письмо и открытку, адресованные Ландингу. Письмо было послано на главпочтамт до востребования, а открытка в «Ирвинг-Армз», и он носил их в кармане на случай, если понадобится удостоверить личность.
За двадцать долларов он купил подержанную пишущую машинку, затем пришел в «Нэшнл сити бэнк» и обналичил свой аккредитив, предъявив свой настоящий паспорт. По этому же паспорту он арендовал сейф для хранения своих документов, которые в ближайшие несколько недель не могли ему понадобиться. Как только он вышел из банка, Николаус Риттер, текстильный фабрикант, исчез. Теперь это был капитан Риттер, он же Ландинг, немецкий шпион, готовый выполнить свою задачу.
Была пятница 19 октября, чуть более двух часов дня. У него оставалось еще немного времени до первой встречи в новой роли, и он отправился на Пятую авеню в музей искусств Метрополитен, чтобы провести там пару часов, как обычно поступают туристы. Около пяти он остановил такси и сказал водителю:
– 248, Монитор-стрит в Бруклине. Вы знаете, где это?
– Поищем, приятель.
Когда они подъехали к невзрачному зданию, Риттер попросил таксиста подождать, пока он проверит адрес. Затем он вернулся к машине, рассчитался, вновь вошел в вестибюль и подождал, пока такси отъедет. После этого, убедившись, что слежки за ним нет, от вышел на улицу, прошел до дома номер 262 и нажал кнопку звонка под карточкой жильца по имени Хайнрих Зон. Навстречу ему вышел коренастый мужчина средних лет в рубашке с короткими рукавами.