[50] шпионской сети, работающей внутри рейха.
Даже в то время, когда Стивене и Бест сидели в камерах гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе, Шелленберг с помощью радиосвязи с Гаагой продолжал вести игру. И семь дней спустя после инцидента капитан Ян Хендрикс, заместитель Стивенса, настолько не имел представления о том, что же действительно случилось в Венло, что активно реагировал на все предложения майора Шиммеля продолжать операцию.
16 ноября в 12.30 дня он дал своему радисту Уолшу текст сообщения для майора Шиммеля: «Мы готовы вести переговоры в ранее обозначенных направлениях. Следующая встреча должна состояться после получения результатов консультаций с французским премьером Даладье. Ввиду случившегося предупреждаем о необходимости крайней осторожности». Англичане по-прежнему считали, что проводят свою собственную операцию, и наивно полагали, что гестаповцы сумели раскрыть ее обстоятельства. Хотя немцы и похитили участников встречи в Венло, англичане полагали, что нацисты не смогут раскрыть их заговор. Они были освобождены от иллюзий сообщением язвительного «Шиммеля», гласящим: «Нам надоели переговоры с самовлюбленными дураками. Вам следует понять, что их пора прекратить. Во всяком случае, передаем вам сердечный привет от преданной вам германской оппозиции». Подпись гласила: «Гестапо».
На Ньив-Парклаан сообщение было принято и записано дежурным радистом, который, как принято, получив сообщение, ответил: «Спасибо» и по традиции подписал его: «Уэлш»[51].
Глава 13ИЗМЕНА В АЛЬБИОНЕ
Континентальная секретная служба – когда-то внушительная группа «Зет» полковника Клода Дэнси – была разрушена. Беспощадный удар Шелленберга произвел устрашающий эффект на подход МИ-6 к тайной войне – теперь англичане не решались идти на контакт даже с самыми заслуживающими доверия немцами, готовыми работать на них. В то же время это был полезный урок. После относительно медленной и поэтапной эволюции британская секретная служба пришла к запоздалой реорганизации.
Немцы не переживали подобных провалов с 1933 года. В этот период проб и ошибок их шпионаж против Англии никогда не был полностью прекращен. Более того, он рос, пока не достиг пикового значения в канун войны в соответствии со старым постулатом полковника Николаи, что «подготовка к войне всегда должна идти рука об руку с интенсификацией разведки против будущего противника».
Даже в период действия запрета Гитлера на шпионаж против Англии абвер и СД занимались «разработкой» агентов на долговременной основе. Несколько их Forschers, или «исследователей», находились в Великобритании, разыскивая людей, которых можно было бы завербовать для разведки или подрывной работы. Найдя источники поддержки в страхах или предубеждениях представителей высших классов, они стали искать союзников и на основе недовольства и неуверенности средних и низших классов. Многие из последних были легкодоступны, как и в случае американских фашистских организаций, через британский союз фашистов сэра Освальда Мосли, национал-социалистскую лигу Уильяма Джойса, бурно растущие правые антисемитские «клубы», а также через группировки ирландских экстремистов, валлийских и шотландских националистов.
Шла энергичная возня агентов абвера и СД. Глава одной германской фирмы в Южном Уэльсе был одним из наиболее усердных «исследователей». Он был внештатным лектором в Кардиффском университете, совмещая эту деятельность с работой вербовщика. На абвер работали директор фабрики эмалированной посуды в Барри и загадочная женщина, медсестра с одного из ламаншских островов. Она занималась разведкой в Пемброкшире, приморском районе Южного Уэльса, омываемом морем со всех сторон, кроме севера, вплоть до того дня в 1943 году, когда была найдена мертвой.
Большинство же этих разведчиков вернулись с пустыми руками, никто из тех, кто готов был поддержать фашистские организации, не хотел иметь прямых или косвенных отношений с абвером или Sicherheitsdienst (СД).
Мосли осуждал радикальные вылазки и убеждал своих чернорубашечников оставаться верными родной стране.
– Мы посвятили себя Англии, – с непривычной цветистостью провозгласил он накануне войны, – сквозь века, разделяющие нас, сквозь славные победы, сплотившие нас, мы, глядя в глаза, даем священную клятву: мы будем верны сегодня, завтра и навсегда. Да здравствует Англия!
А когда началась война, он заявил своим сторонникам: – Я прошу вас не совершать ничего, что могло бы навредить нашей стране или помочь любой другой державе.
И даже Уильям Джойс, самый эффективный радиопропагандист нацизма, не опустился до шпионажа в своей ярой профашистской деятельности. Не считая лишь одного помощника Мосли, натурализованного выходца с Балкан по имени доктор A.A. Тестер, никто из множества засветившихся предвоенных пронацистов не замарал себя шпионажем или подрывной деятельностью.
Удалось установить связи с шотландскими ирредентистами, такими, как шумный, но беспочвенный агитатор Ангус Бакстер, однорукий бывший цейлонский плантатор У.Э.А. Чемберс-Хантер и основатель Шотландской фашистской демократической партии Уильям Уэйр, но и они дали резкий отпор. Иначе обстояло дело с валлийцами и ирландцами. Эти пошли на организацию сети шпионской и подрывной деятельности на случай войны.
В начале 1937 года Канарис получил зеленый свет, и все отделы абвера были готовы действовать. Не только отделения в Гамбурге, Бремене и Вильгельмсхафене, но и в Мюнстере, Ганновере, Касселе и даже в Дрездене, Штутгарте и Киле стали готовить агентов и засылать их в Великобританию без какой-либо координации деятельности, без какой-либо заботы о безопасности шпионов. Эта массовая засылка принесла некоторые результаты, но качество как агентов, так и их сведений было весьма низким. В результате сеть в Великобритании была слабо налажена, о чем свидетельствовало достаточно высокое число того, что адмирал Канарис называл «несчастными случаями».
В конце осени 1938 года высокий, крепко сложенный, темноволосый мужчина по имени Джозеф Келли явился к германскому генеральному консулу в Ливерпуле Вальтеру Рейнхардту и предложил свои услуги в качестве шпиона. Хотя Рейнхардт и получил четкие инструкции о необходимости поиска потенциальных агентов, эта сторона консульских обязанностей ему претила. Карьерный дипломат, воспитанный на либеральных идеях и познакомившийся с западной демократией в период работы в Сиэтле (где он написал яркую биографию Джорджа Вашингтона), он попытался отговорить Келли, как сделал это в девяти предыдущих подобных случаях.
Да и сам Келли не показался ему перспективным. Тридцатилетний бывший боксер, работающий каменщиком в близлежащем городке Юкстон, он был, как описал его Рейнхардт, неотесан и безграмотен. Консул пригрозил вызвать полицию, но Келли заявил:
– Я уверен, что вы джентльмен, сэр, и не сделаете такого.
– Именно потому, что я джентльмен, – отпарировал Рейнхардт, – я не хочу иметь дела с предателями.
Но Келли был настойчив:
– Я не предатель, сэр! Я ирландский патриот и враг англичан до мозга костей. Кроме того, мне надо содержать семью. Я работаю на оружейном заводе «Чорли» и могу добыть его план. В конце концов, я согласен делать все, что ваша секретная служба поручит мне.
Рейнхардт записал его фамилию и адрес в Юкстоне (графство Ланкашир) и пообещал узнать, что можно сделать. В первый же приезд в Лондон он отдал этот листок бумаги военному атташе и умыл руки. Ничего не происходило до 27 февраля 1939 года, когда Келли получил из Нидерландов письмо, подписанное «Пит», где говорилось, что ему надо зайти в туристическое агентство Кука в Ливерпуле и взять там оформленную на него путевку. В агентстве Келли ждал билет в Оснабрюк, мрачный центр сталелитейной промышленности в Западной Германии, совсем не похожий на курорт. Келли отправился в путь 8 марта, имея при себе, как и говорил, два секретных плана большого завода боеприпасов. В Оснабрюке его встретили и отвезли в Мюнстер, где в местном отделении абвера его официально оформили как агента.
Привезенная им информация была охарактеризована как «ценная», хотя Келли заплатили за нее лишь 30 фунтов. Завод с 14 тысячами рабочих был одним из крупнейших и самых секретных во всей оборонной промышленности Британии. Знание его расположения, как заявил начальник охраны «Чорли», «окажет величайшую помощь врагу, если он захочет разбомбить завод».
Когда при поиске пропавших планов выяснилось, что Келли уехал в «несанкционированный отпуск» в Германию, его имя было внесено в черные книги иммиграционных служб во всех портах Великобритании. При въезде в Дувр он был арестован, и у него обнаружили десять фунтовых купюр и новехонький хрустящий банкнот в 20 фунтов.
Он утверждал, что выиграл деньги в покер на пароме «у одного типа с дуэльным шрамом на щеке» и что ничего не знает о «завалившихся планах». Но детективы заметили, что он жует что-то, и не дали ему проглотить листок бумаги, на котором немцы записали довольно простой шифр.
За это краткое приключение Келли получил семь лет. В июне Рейнхардту предложили покинуть страну, и он выехал из Ливерпуля, яростно доказывая свою невиновность в соответствии с инструкциями из Берлина «категорически отрицать [свою] причастность к шпионскому делу Келли». Я нашел переписку между генеральным консулом и министерством иностранных дел в секретных германских архивах. 24 апреля Рейнхардт написал жалобное письмо своему начальству в МИД, настаивая, что он был «лишь беззащитной жертвой предателя», и выражая надежду, что «печальный инцидент не повредит [его] карьере».
Развязка этого инцидента принесла англичанам больше вреда, чем пропажа похищенных Келли секретных планов. Немцы воспользовались высылкой консула как поводом для ареста в отместку капитана Томаса Дж. Кендрика, служащего отдела паспортного контроля британского консульства в Вене. Кендрик конечно же был руководителем резидентуры СИС и вел активную разведывательную р