Далее Томсен сообщал, что ему удалось добиться включения в избирательную платформу республиканской партии нескольких пунктов, явно благоприятных для немцев. «Умело используя тактические приемы, – писал он 3 июля в первом из своих блестящих отчетов, – изоляционистское крыло республиканской партии преуспело… в обосновании внешней политики своей партии на принципах, которые кандидат в президенты Уилки обязался соблюдать». Наиболее важными из этих пунктов были следующие:
«1. Республиканская партия решительно выступает против вовлечения нации в иностранную войну.
2. Республиканская партия высказывается за американизацию, обороноспособность и мир».
Томсен откровенно заявлял, что именно он автор этих пунктов, «взятых почти слово в слово из бросавшегося в глаза обращения в американской прессе, опубликованного по нашей инициативе».
В донесении от 19 июля он сделал следующее заключение: «Утечки информации о нашей деятельности не произошло».
Едва успел закончиться съезд республиканской партии, как Томсен, Штемпель и Вирек занялись тем, что они считали менее крепким орешком, – национальным съездом демократической партии. «Пресс-атташе [Штемпель] позаботился о том, чтобы несколько надежных конгрессменов-изоляционистов выехали в Чикаго с намерением повлиять на делегатов и добиться официального включения в избирательную платформу демократической партии обязательства о неучастии в европейской войне», – сообщал Томсен.
«Эти же конгрессмены, – по его словам, – использовали уже испытанную и оправдавшую себя практику публикации в прессе броского платного обращения». Томсен утверждал, что Вирек составил для демократов такое же обращение, как и для республиканцев, лишь изменив призыв:
«Не допускайте, чтобы демократическая партия, известная в истории как партия невмешательства, против воли 93 процентов американцев превратилась в партию вмешательства и войны!»
Это обращение от имени комитета Гамильтона Фиша 15 июля появилось в газете «Чикаго трибюн».
Занятый подобного рода интригами, Томсен не обращал особого внимания на деятельность Дэвиса и его компании.
Между тем быстрое развитие событий, выдвижение кандидатуры Уилки республиканцами и вероятность выдвижения кандидатуры Рузвельта демократами подтолкнули Джона Льюиса на более решительные действия. Дэвис в свою очередь потребовал скорейшего приезда Герцлета в США. Немец выполнил просьбу и 26 июня прибыл в Вашингтон самолетом, но на сей раз смог пробыть в Штатах лишь четыре дня.
Усиление слежки за Льюисом и Дэвисом, подслушивание телефонных разговоров и перлюстрация их корреспонденции, столь же строгое наблюдение за самим Герцлетом так его напугали, что он счел свое дальнейшее присутствие в США бесполезным и поспешил покинуть страну.
Чувство разочарования было вызвано не только пристальным интересом к нему со стороны ФБР. Эйфория мартовских и апрельских дней испарилась. Столь малая отдача капиталовложений в Дэвиса заставила Геринга пересмотреть свой план. В то время как Герцлет продолжал из Мехико бомбардировать Берлин оптимистическими отчетами, энтузиазм германского руководства уменьшался. В июне Герцлет был оставлен на собственное попечение.
Возвратившись из США в Мехико 1 июля, он прибыл в посольство и сообщил в Берлин о своем приезде. Тон его последнего донесения был весьма унылым:
«Сегодняшнее прибытие в Мехико было вызвано тем, что дальнейшее пребывание в США стало невозможным из-за постоянной слежки. <…> Это [по-видимому, слежка] показывает, что моя деятельность признается и оценивается американским правительством выше, чем в Берлине».
Отъезд Герцлета вызвал у Дэвиса чувство облегчения[159]. Он уже не нуждался в помощи немца. За время между двумя посещениями Герцлетом США, 12 апреля и 25 июня, Дэвис сумел укрепить свое положение среди немцев и поддержка Герцлета ему была ни к чему. В действительности он превратился в особо доверенного агента, руководителя группы и стал официально зарегистрированным Haupt-V-Mann (старшим секретным агентом) со своей сетью шпионов и своими независимыми линиями связи с Берлином с использованием шифров германского военно-морского атташе в Вашингтоне и германского посольства в Мехико.
Широко используя собственную транснациональную компанию и свои контакты в Англии и Франции, Дэвис без труда получал нужную информацию. Поскольку США формально сохраняли нейтралитет, он мог свободно посещать страны, куда доступ немцам был закрыт.
Деятельность Дэвиса в этом направлении началась 16 мая 1940 года, когда один из его деловых партнеров, известный в абвере под кличкой Макдональдс, отправился в обычную на первый взгляд поездку в Европу, а на самом деле для доставки собранной Дэвисом и зашифрованной информации. Успешно пробравшись через британскую блокаду и досмотры, Макдональдс вручил материалы германскому генеральному консулу в Генуе, а тот незамедлительно переслал их в абвер.
Примерно в то же время первый вице-президент фирмы Дэвиса и руководитель его заграничных операций Генри Уоррен Уилсон находился в Париже и Лондоне, выполняя определенные поручения Дэвиса. На пути в США Уилсон тайно побывал в Риме и передал собранную в Англии и Франции информацию специальному связнику, присланному немецкой разведкой из Берлина.
25 мая 1940 года Уилсон встретился в Мехико с высокопоставленным сотрудником абвера, обозначенным в обнаруженных документах только псевдонимом Фриц, и получил от него перечень необходимых немцам сведений, которые требовалось собрать в Англии и Франции. В сопровождении Фрица Уилсон отправился в Лиссабон, оттуда в Мадрид, где расстался с немцем. Пока Фриц оставался в испанской столице, Уилсон направился в Париж (где как раз начались первые бои битвы за Францию[160]), а затем в Лондон за информацией, крайне необходимой немцам в этот критический период войны.
На этот раз пребывание в британской столице оказалось для Уилсона особенно результативным благодаря близким отношениям Дэвиса с шотландским промышленником лордом Инверфортом из Саутгейта, старшим членом семьи Уир, шотландских производителей боеприпасов и самолетов. Дом его светлости в Хэмстеде был золотым прииском информации. Сам Инверфорт был очень хорошо осведомлен о положении дел в Великобритании и о планах правительства его величества, знал о состоянии британской военной промышленности, а его зять, отставной морской офицер Роналд Лангтон-Джонс, кроме того, обладал широкими знаниями в области военных и военно-морских проблем.
Инверфорт и капитан 3-го ранга Лангтон-Джонс знали Уилсона только как ближайшего делового партнера Дэвиса и не могли заподозрить в нем немецкого шпиона. Уилсон же всякий раз, возвращаясь из Лондона в США, делал остановку в Мадриде, где и вручал собранную информацию либо поджидавшему его Фрицу, либо связнику, работающему под крышей представительства фирмы Дэвиса в Испании.
17 июня Уилсону было приказано лететь в Мадрид и ожидать там инструкций из Берлина. Они поступили 29 июня и содержали приказ снова лететь в Лондон. К тому времени Франция уже не представляла большого интереса, за четыре дня до этого начав переговоры о перемирии. Выполнив задание, Уилсон прибыл в Лиссабон, на сей раз на явку с человеком, которого он знал как Альберта фон Карстхофа. На самом деле это был майор фон Крамер-Ауэнроде, резидент абвера в Португалии[161].
Избирательная кампания в США достигла наивысшего напряжения к октябрю 1940 года. Еще 8 июня Джон Льюис публично обязался поддерживать сенатора Бёртона К. Уилера в качестве кандидата на пост президента против кандидатуры Ф.Д.Р. Как докладывал Томсен своему министерству иностранных дел, Льюис, заключая соглашение с Уилером, брался «создать из недовольных демократов третью партию – партию мира».
Первым и решительным ударом Льюиса была тщательно подготовленная речь для выступления в Филадельфии, а в качестве аудитории он избрал конференцию прорузвельтовской Национальной ассоциации содействия цветным, где и обрушился с нападками на Ф.Д.Р. «Мистер Рузвельт, – заявил он ошеломленным слушателям, – сделал депрессию и безработицу хроническим явлением в американской жизни». Затем под занавес демократического съезда в Чикаго он нанес еще один удар, назвав Рузвельта поджигателем войны и будущим диктатором. Как оказалось, все это было бесполезным. Ф.Д.Р. прошел при первом же голосовании.
Яростные предвыборные нападки Льюиса на Рузвельта содержались, например, в его выступлении 30 июля на съезде Объединенного профсоюза рабочих автомобильной промышленности в Сент-Луисе.
К октябрю антирузвельтовская кампания Томсена слилась с такой же кампанией, проводившейся дуэтом Дэвис – Льюис. К этому времени США, как и предполагал Вирек, вступили в полосу глубокого политического кризиса, вызванного всем ходом подготовки к президентским выборам. Использование грязных методов было обычным явлением в американской политической жизни, однако на сей раз на нее влиял новый элемент – страх войны. Как писал впоследствии политический обозреватель Роберт Шервуд, «в ней было нечто новое, иррациональное, особенно острым было чувство нарастающей паники».
В известной мере это была естественная реакция на развитие событий в Европе, где Гитлер побеждал, не встречая, в сущности, никакого сопротивления, и наказывал Англию авиационными налетами. Однако эта атмосфера в значительной степени была искусственно создана немцами. Многие громкие предвыборные лозунги, казавшиеся выражением чаяний американского народа, в действительности были, как это видно из немецких архивных документов, изобретены Виреком и подброшены американским политиканам. Именно он был автором двух броских фраз, использованных политиками в своих выступлениях и потом подхваченных миллионами американцев. В одной из них, впервые произнесенной сенатором Уилером, говорилось, что, если Рузвельт вмешается в войну в Европе, он «угробит каждого четвертого американского парня». Другой фразо