— Господин Дейн, вы отдаёте себе отчёт в том, что ваши слова звучат так, будто вы знаете, что именно я расследую?
— Ну что вы! — теперь мужчина говорит нарочито громко, сдабривая свою речь незабываемым акцентом розельских трущоб, который я второй день подряд слышу от Пьера. — Откуда мне знать, какими делами занимается такая важная дама! Только какие-никакие, а мозги в черепушке-то у меня имеются.
— Рада это слышать, — я выдёргиваю локоть из захвата. Мы как раз добрались до двери, и Пьер уже топчется в нетерпении на крыльце. — До скорой встречи, господин Дейн!
Я выхожу на улицу, и тут в спину мне летит:
— А вот это вряд ли, госпожа следователь.
Оборачиваюсь, чтобы ответить… но дверь уже закрыта.
До мобиля мы с Пьером идём в тягостном молчании. Поль по нашим хмурым лицам понимает: с расспросами лезть не стоит.
Мы проезжаем несколько кварталов, когда Пьер осмеливается задать вопрос:
— Вам ничего не показалось странным, госпожа Мерод?
— Вы имеете в виду то, что помощник господина ли Жено отправил дворецкого к повару, а сам до того находился на втором этаже, где кухни и в помине быть не может?
Пьер пожимает плечами.
— Конечно, заметила, — выдыхаю устало. Чтобы отвлечься от своей усталости и неприятного осадка, оставшегося после беседы, бесцельно гляжу в окно.
Спустя пару минут чувства притупляются, а мысли не отпускают. Они снова и снова возвращаются к девушке по имени Беа Овейн.
В агентстве нам дали её анкету. Дворецкий подробно о ней рассказал. Даже этот Дейн её упомянул!
— Куда мы едем, Поль? — я ловлю взгляд нашего временного водителя в зеркале заднего вида.
— В Управление, госпожа Мерод.
Чтобы добраться до часов, приходится повозиться и с перчаткой и с рукавом пальто, но я справляюсь.
— Поворачивай на бульвар Ливре. Пообедаем в «Пятнистой кошке». А потом отправимся в лечебницу при монастыре Святой Иристиды. Надеюсь, ты знаешь, где такая находится.
Краем глаза замечаю в зеркале кивок Поля.
Вот и прекрасно!
«Пятнистая кошка» — одно из самых моих любимых заведений в Розеле, но сегодняшний обед, к сожалению, не стал приятным событием. Мысли занимал разговор с господином Дейном. Я никак не могла понять этого человека. Он произнёс столько противоречивых слов, которые совершенно не желали формировать портрет личности этого человека. В создании картины происходящего в доме ли Жено от взаимоисключающих фраз проку тоже было немного.
Моё настроение, со стороны похожее на подавленность, испортило аппетит и Полю, и Пьеру, а также расстроило Льена, официанта «Кошки». Он почти оскорбился, когда я не стала придирчиво изучать меню, а заказала блюдо дня, а выбор десерта и вовсе оставила на его усмотрение.
Притихшие полицейские — правильно, если начальство не в духе, лучше слиться с окружающей обстановкой, раз уж нет возможности исчезнуть с глаз! — в тягостном молчании жевали свой обед и чуть ли не вздрагивали всякий раз, когда неосторожно задевали вилками тарелки.
Терпеть не могу шепотки и переглядывания за спиной, поэтому нужно как можно скорее избавиться от общества помощников. Поля так и распирает от желания узнать подробности нашего визита в дом ли Жено, а Пьера — в деталях поведать об этом. И, надо полагать, он не преминет упомянуть о прощальных репликах господина Дейна, которые иначе как дерзкими не назовёшь, а также поделится соображениями на счёт того, что именно они меня расстроили.
О, Единый! Ну почему человеческое мышление столь сильно подвержено стереотипам!
— Господа! — мужчины синхронно ставят чашки с кофе на стол. — После того, как доставите меня в лечебницу, можете вернуться в Управление.
Пьер красноречивым взглядом даёт понять сослуживцу, что право задать закономерный вопрос предоставляется ему.
— И чем же нам там заниматься? — спрашивает Поль таким же тоном, каким эксперты обращаются к подозреваемым, психическое состояние которых надлежит освидетельствовать.
— Будете искать информацию, — и я оставляю в покое свою чашку.
— О чём?
— О ком, — поправляю я осмелевшего Пьера и пожимаю плечам, показывая, что выбор у них велик. — О горничной Беа Овейн, о господине Дени Дейне и его хозяине ли Жено. О господине Сафи, в конце концов.
— О госпоже Жербе, — Поль в полголоса продолжает мой список.
— И о ней тоже, — я всё же возвращаюсь к кофе. Буквально на один глоток.
Старательно отвожу взгляд от вытянувшихся физиономий мужчин. Никто не любит бесполезную работу. Я, к примеру, терпеть не могу составлять ежедневные отчёты для начальства, информируя о ходе расследования, и, тем не менее, я это делаю!
— Понимаю, поставленная задача в ваших глазах выглядит весьма сомнительно. Но тут уж ничего не поделать! — к счастью, я вспоминаю нечто, что может если не ободрить полицейских, то примирить их с грядущей перспективой. — Я совсем недавно ознакомилась с несколькими томами скрупулёзно собранных документов, бумаг, сведений, совершенно бесполезных, но ситуация такова, что наш с вами том не должен теряться на их фоне.
— Всю информацию, о которой вы только что упомянули, мы и собирали по большому счёту. Время, потраченное даром, — Пьер хмурится. — Мы о вас наслышаны и подумали, хоть у вас получится найти преступника.
— Благодарю за доверие, приложу максимум усилий, чтобы его оправдать. Однако ведение следствия — процесс такой, что многие действия повторяются вне зависимости от того, кто ведёт дело. Рано или поздно убийцу поймают. Поверьте моему опыту, идеальных преступлений не бывает в принципе, а наш злодей уже начал ошибаться. Главное теперь внимательно изучить всю поступающую информацию, проанализировать её и сделать выводы. Поэтому, будьте любезны, вернуться в Управление и выполнить ту работу, которую я вам поручила.
По лицам полицейских понимаю: вдохновить мне их не удалось, — впрочем, я такую задачу и не ставила — но они встали на путь примирения, и это уже хорошо!
Никогда не любила лечебницы при монастырях. Они настолько безликие и холодные, что люди, заключённые там, наверное, не способны думать ни о чём кроме смерти. Как же тут выздороветь?
Я дожидаюсь приёма у заведующей этим чудесным местом каких-то семь минут, но в мою голову начинают лезть мысли о бренности бытия, быстротечности жизни и цитаты великих мыслителей определённой направленности — что есть человек перед лицом Времени…
— Госпожа Мерод?
Я оборачиваюсь на женский голос. В дверном проёме — как открывалась дверь, я не услышала — стоит пожилая дама в серо-голубой хламиде, крой которой не просто скрывает половую принадлежность, а убивает само желание раздумывать над этим вопросом! Волосы женщины спрятаны под платок, такой же унылой расцветки.
С надеждой заглядываю в глаза управительницы, но вместо добра, понимания и сопереживания я вижу лишь одно — смирение. И как же она может помочь больным? Просто лечить тело, не затрагивая души?
Это невозможно! Человек подвержен страстям, пока в нём горит огонь, он будет бороться, потому этот огонь следует разжигать, а не заливать ледяным смирением, плещущимся во взгляде.
Единый!
— Простите, так это о вас мне доложила сестра Марта?
— Да, обо мне. — Мелина, соберись! Вспомни про элементарную вежливость! — Вам не стоит извиняться, это я должна просить прощение за свою задумчивость. У вас наверняка ещё множество дел, и время, потраченное на ожидание ответа от впавших в растерянность девиц, не облегчит вам остаток дня.
Женщина улыбается печально и кротко. Моё раздражение растёт, но я его сдерживаю.
Простые вопросы! Необходимо задавать простые вопросы и не вдаваться в философию, тогда визит будет коротким.
— Как я могу к вам обращаться?
— Дорогая моя, если бы вали родом из провинций Розеля, я бы представилась вам как матушка Нари, но поскольку вы с Од… — она делает паузу, — вы можете обращаться ко мне по мирскому имени — госпожа Окре.
— Хорошо! — я немного оживляюсь. Меньше всего мне бы хотелось называть её матушкой! — Надеюсь, у вас нет никаких предрассудков, связанных с религией?
— Ну что вы, госпожа Мерод! Первая добродетель, завещанная нам Создателем, — это смирение. Женщинам оно даётся легче, чем мужчинам. Это они пытаются перекроить весь мир, вдохновившись наставлениями, данными нам Отцом. Женщины же учатся мириться и с чужой верой.
После этих слов я ощущаю лёгкий укол совести. Мои религиозные верования госпожу Окре не трогают. О себе я подобного сказать не могу. Ох, не зря папенька возмущался, когда матушка лезла в моё духовное воспитание со своими взглядами!
По коридору проплывает ещё одна женщина в монашеских одеждах.
Я гляжу ей в след.
— Что ж… мы можем продолжить беседу в вашем кабинете?
— Разумеется. Проходите. — Госпожа Окре отступает в сторону, полностью освобождая проход. — Чем же наше заведение могла заинтересовать Главное Следственное Управление?
— Дело не в вашем заведении, а в одной из ваших пациенток, — я присаживаюсь на жёсткий и весьма неудобный стул, приготовленный для гостей. — Мне бы хотелось ознакомиться с историей болезни некой Беа Овейн. Она лечилась у вас лет шесть назад.
— Информацию такого рода мы не выдаём без особого предписания, — госпожа Орде произносит именно ту фразу, услышать которую я не желала более всего, — однако если вам нужна не карточка госпожи Овейн, а она сама, я могу подсказать, где вы можете её найти.
— Так она ещё жива?!
— Представьте себе, да, — управительница одаряет меня ещё одной печальной улыбкой. — Мы тоже удивлены этому факту и считаем его чудом!
— Простите, а девушке восстановить здоровье помогла… вера, или же ваши лекари открыли способ борьбы с её недугом?
— Вы вновь ошибаетесь. Беа всё ещё больна. Она угасает медленно, но неотвратимо. И я, если честно, не представляю, в чём она черпает силы, и что держит её в этом мире. — Госпожа Орде вздыхает. — Она не уверовала в Создателя так, как того хотелось, но мы разрешили ей жить в пансионате, находящемся в ведении монастыря нашей покровительницы, что расположен на южной окраине Розеля. Кроме неё там живут ещё несколько девушек, не принявших постриг. Они трудятся наравне с монахинями, помогают им вести хозяйство.