— Насиделась за сегодня, — я стараюсь не выдать нетерпение.
— Понятно… — женщина начинает обмахиваться тряпкой, снятой с корзинки, в которой я вижу мешанину разноцветных бусин и бисера. Должно быть, она разбирала весь этот бардак по отдельным коробочкам. Таковые на столе тоже стоят, только прикрыты крышками, вот и не видно, что в них. — Беа обещала подойти. Она как всегда в оранжерее с цветами возилась. Сейчас платье поменяет и спустится к нам.
— Очень хорошо!
Дальнейшее ожидание протекает под мерный шорох сортируемых украшений.
Причина моего визита в обитель Святой появляется спустя десять минут. Беа Овейн идёт достаточно бодрым шагом для того, чтобы её можно было заподозрить в том, что она оттягивает встречу.
Как только девушка подходит ближе, всё моё недовольство испаряется. Я чувствую раскаяние и жалость. От красавицы, которую я видела фотокарточке остались лишь воспоминания. Из-за болезни она очень сильно похудела, именно потеря веса так сильно сказалась на её внешности.
— Беа Овейн, — девушка протягивает руку.
Я отвечаю на жест, при этом усилием воли, заставляя себя не разжать пальцы — настолько неприятно прикасаться к ледяной коже и тоненьким косточкам.
— Мелина Мерод, — называю своё имя, хотя не думаю, что в этом есть необходимость. Я оборачиваюсь на монахиню, так и не оторвавшуюся от перебора вверенных сокровищ. — Вам уже сказали…
— Да, — обрывает меня бывшая горничная, — пройдёмте в комнату для посетителей.
Она показывает рукой на ближайшую дверь. И я смотрю именно на дверь, старательно избегая даже взгляда на испугавшую меня руку.
Госпожа Овейн следует за мной. Я слышу громкий шорох ткани. Мне нужно целых пять секунд на то, чтобы осознать: это платье трётся о бельё. Да, девушка похудела очень сильно.
— Прошу вас! — в последний момент она меня обгоняет, чтобы гостеприимно открыть дверь.
Мне на глаза опять попадается её кисть. Единый! Я столько всего повидала за годы службы и учёбы, дядя приносил домой весьма занятны картинки… Так почему же у меня вызывает отвращение вид этих рук?!
В попытке отвлечься рассматриваю убранство комнаты. Очень похоже на нашу допросную, только стены здесь покрашены в светло-серый цвет, стол у окна отсутствует. Впрочем, само окно тоже.
— Присаживайтесь, — на сей раз девушка кивает, указывая на ближайшую лавку.
Я сажусь, как велено. Она же обходит стол и устраивается напротив.
— Чем же я могла заинтересовать следователей?
О! Госпожа Овейн любит сразу же переходить к сути?
Ещё я бы сказала, что она спокойна и уверена в себе. Ровный голос, поза — это говорит о полном контроле. Но! То, как барышня сжимает левую ладонь, из которой виднеется кончик белоснежного платка, говорит о многом.
— Я бы хотела услышать от вас рассказ о последнем месте работы. О взаимоотношениях с коллегами… с хозяином.
Беа стискивает кисть сильнее и отводит взгляд.
— Мне очень жаль, но вы напрасно потратили своё время, разыскивая меня, — произносит она, уставившись в стену за моей спиной.
— Простите?
Она качает головой:
— Я ничего не скажу вам.
— Почему?
Девушка, наверное, из-за моей настойчивости всё же фокусирует своё внимание на моей персоне.
— Вы же хотите услышать что-то плохое?
Какая детская непосредственность!
— Вы можете рассказать хорошее, — предлагаю ей. — Я в любом случае выслушаю вас очень внимательно.
— Тогда слушайте! — Она резко кивает головой. Единый! Только бы ей не стало плохо! — У меня с остальными работниками сложились очень хорошие отношения. Особенно я нравилась господину Сафи. Я прилежно запоминала всё то, чему он меня учил и с успехом новые знания применяла. Единственным исключением был господин Дейн. Но этому человеку вообще мало что нравится в этой жизни.
Едва заметный румянец окрашивает щёки девушки. Неужели от негодования?
— Господину ли Жено, — продолжает частить она, устремив взгляд в потёртую столешницу, — я очень благодарна за заботу. Он оплатил моё лечение, пусть оно и не привело к нужному результату. На самом деле, я даже не ожидала от него подобного поступка. Наверное, его следует расценивать, как показатель довольства мной?
Беа вновь вглядывается в моё лицо и мне ничего не остаётся, как ответить:
— Возможно, вы правы.
Девушка вздыхает и пожимает плечами.
— Простите меня за бестактность, но чем вы больны?
— Что-то с лёгкими, — моя собеседница не выглядит оскорблённой, куда больше её интересует ручка моей же сумки, возвышающаяся над столом.
— Это не лечится даже магией?
В ответ я сначала получаю грустную улыбку, а потом уже признание:
— Причина болезни магическая. Кого-то из моих предков прокляли. Мы сами не заметили, как все Овейн вымерли. Я последняя в роду. Если бы не деньги господина ли Жено, я бы даже не узнала, в чём кроется причина недомоганий, терзавших меня с детства.
— Грустная история.
Беа кивает.
— У вас всё?
Теперь киваю я.
Действительно всё.
Я смотрю на девушку, и на краткий миг мне кажется, что на её лице мелькает какое-то выражение, отдалённо похожее на решимость. Однако мгновение проходит, и вот Беа уже так же безмятежна, как и была. Даже ослабляет руку с платком.
Несмотря на завершение беседы, никто из нас не торопится вставать. Девушка глядит на дверь, я гляжу на девушку. Она несколько раз прочищает горло. Потом и вовсе подносит платок к губам, заходясь в приступе кашля, который всё усиливается.
С тревогой наблюдаю за тем, как краснеет её лицо. Наконец, я соображаю, что следует немедленно звать на помощь! Подхватываюсь с места, но Беа останавливает меня, вцепившись в моё запястье.
— Я позову кого-нибудь… — мой голос больше похож на растерянный лепет. Отчаянно стараюсь разжать на удивление крепкую хватку, но всё без толку.
Прокашлявшись несколько раз в платок, она зачем-то вкладывает его мне в руку, а после… отпускает. Сама!
— Зовите, — хрипит Беа, распластавшись на столе.
Естественно, я тут же выбегаю из комнаты.
Сестра Тарина вскакивает с места, только увидев меня.
— Ей внезапно стало плохо! Позовите кого-нибудь!
Женщина озирается по сторонам, будто в пустынном коридоре толпа людей! А потом не находит ничего лучшего, чем закричать во всё горло:
— Кларис! В коридор!
Каким бы диким не выглядел этот метод со стороны, он показывает свою эффективность: где-то в отдалении хлопает дверь и слышатся чьи-то спешные шаги.
Наконец, в конце коридора появляется высокая худая женщина, на которой монашеская одежда сидит ничем не лучше, чем на Беа.
— Беа стало плохо! — продолжает сеять панику сестра Тарина.
Кларис, не знаю, какой уж у неё сан, без лишних вопросов направляется в комнату для посетителей. Через несколько секунд и с меня, и с монахини, поднявшей переполох, спадает оцепенение, и мы бросаемся к той же двери, за которой только что скрылась женщина. К сожалению, ни мы, ни она бедняжке Овейн помочь ничем уже не в силах.
Кларис отпускает запястье девушки и бережно кладёт её руку на плиты пола.
— Она мертва, — слышу я вердикт.
— Отмучилась, — раздаётся позади, а дальше — скороговоркой речитатив молитвы.
Я приближаюсь к монахине и умершей…
Она всё-таки выбраться из комнаты. Беа лежит в шаге от скамьи, на которой я оставила свою сумку. Чем же она ей так приглянулась?
Я решительно двигаюсь вперёд за своей вещью. Больше мне здесь делать нечего.
— Мне очень жаль, — вот и всё, что я могу сказать на полный скорби взгляд женщины по имени Кларис.
— На всё воля Создателя, — шепчет она еле слышно.
Кивнув, я разворачиваюсь и выхожу.
Прочь из этой комнаты! И из этого места!
Немного «водички» есть, конечно, но и до обещанных событий я всё же дошла:)
ГЛАВА 6
Сама не замечаю, как прохожу несколько кварталов. Крепостная стена пансионата осталась далеко позади. Вокруг кипит жизнь: по проезжей части то и дело проносятся мобили, прохожие спешат по своим делам, даже витрины кафе и магазинов выглядят живыми и уютными, отражая в стекле витрин скупой послеполуденный свет.
Некоторое время не могу сообразить, что именно заставило меня остановиться, но стоит об этом задуматься, как я слышу позади себя звонкий мальчишеский голос:
— Госпожа! Госпожа!
Чья-то рука цепляется за локоть.
Я оборачиваюсь. Передо мной стоит парнишка лет одиннадцати. Лицо чистое, но с первого взгляда видно: вещи на подростке с чужого плеча и явно не новые.
— Добрая госпожа, хотите, я расскажу вам стихотворение? — он настойчиво тянет меня за локоть, желая, чтобы я отошла к обочине тротуара, ближе к витрине. — Ну, послушайте! — канючит он.
Эта нелепая сценка вызывает интерес одного из стражников, так некстати проходящих мимо. Только этого мне не хватало!
Мужчина уже готов покинуть свих друзей и подойти отогнать уличного мальчишку, но у меня нет желания устраивать публичные сцены. Я ловлю взгляд бдительного стража порядка и отрицательно качаю головой. Он сначала в удивлении поднимает брови, а потом пожимает плечами и возвращается к прерванной беседе с сослуживцами.
— Госпожа! — всё никак не унимает ребёнок.
— Я тебе слышу, — пытаюсь освободить руку, но малец держит крепко. — Отпусти, и тогда мы подойдём к магазину.
Моё условие его устраивает — он разжимает руки и вприпрыжку пересекает тротуар, ловко избежав столкновения с несколькими пешеходами.
Обычно дети с улицы не такие доверчивые, а этот поверил мне с первого слова! Но делать нечего, я разворачиваюсь и иду следом.
Надо отметить, что встал мальчишка крайне неудачно — спиной к витрине. Я буду загораживать путь людям. Ну да ладно! Лучше не тратить время на пререкания, а как можно скорее распрощаться с чтецом и отправиться в Управление проверять работу Поля и его команды.
— Я тебя внимательно слушаю, — ободряюще улыбаюсь мальчишке.