***
Голодный, хмурый Рик возвращался в казармы. Сильвестр, весело насвистывая, ехал рядом, бросая взгляды по сторонам. Он вёз королю отчёты и монастырские книги. Их обоих несколько месяцев не было в Нортхеде, хотя возвращение не слишком радовало. Крисфен остался «проверять» Солгардский монастырь, а Олек Рохля и Гил Полосатик как раз перед отъездом Рика присматривали себе кусочки монастырских земель, играя монеткой. Крис пообещал всему отряду землю от имени короля, кое-кто уже получил участки, отобранные у закрытых монастырей. Правда, участки не самые лучшие – те сразу шли в казну. В Нортхед отправился и богатый запас вин – монахи Солгарда делали лучшее вино в Сканналии, о чём прекрасно знали при дворе, – лишь несколько бочек разделили промеж собой соратники Криса.
За прошедшие месяцы Рик видел, как разрушали алтари и исповедальни; видел замазанные штукатуркой иконы, валявшиеся в углу; видел куски мозаик от раскуроченных полов и осколки витражей от побитых окон; видел монахов, моливших о пощаде не для себя – для книг, икон, даже могил при монастырях. Некоторые могилы были новыми, оттуда несло гнилью – этот запах преследовал Рика до самого Нортхеда. Рик не мог к этому привыкнуть и выполнял приказ короля неохотно. Откуда у Сильвестра такое настроение? Рик неприязненно покосился на Монаха: неужели ему всё равно, что его бывшие товарищи оказались в опале? Почему он ополчился на монастыри, ведь сам когда-то жил в них? Не выдержав, Рик задал спутнику прямой вопрос.
– Да, ваша милость, я хотел быть монахом, я мечтал посвятить себя служению, это правда, но что я увидел? Разврат и извращения, невежество и жадность! Вы считаете, что церковь непорочна аки девственница? Эти люди говорят нам, что правильно, а сами набивают мошны, забирая наши деньги. Может, были времена, когда монахи жили по заповедям Декамартиона, старались очистить душу от греха – нынче таких монахов вы днём с огнём не отыщете. Души большинства из них черны, как земля, их с Богом не соединяет уже не то, что струна – даже последняя из десяти нитей. Если кто из них совершал в жизни добрые дела, то давно их продал в виде дайлутов другим грешникам, ибо деньги для них важнее души! – Самуил-Данник всегда осуждал дайалуты, поэтому Рик никогда их не покупал.
– Если они так продажны, почему не подчинятся королю? В Шагурии ведь живут нормально. Ну, примут новые правила, подумаешь! Зачем им вставать на защиту проигранного дела, которое уж точно выгод не принесёт?
Монахи Солгардского монастыря перед прибытием Криса с людьми заперли ворота и отказались их открывать. Сильвестр безуспешно пытался докричаться до них сквозь звон колокола и крики. Крис хотел вызвать пушку, но Сильвестр нашёл способ перебраться через старую каменную стену и вместе с десятком людей Криса рассеял мятежных монахов по двору. Они забаррикадировались в здании – люди Криса через окна проникли туда и пинками повыгоняли монахов на улицу. Несколько святых отцов остались лежать на полу. Их потом зарыли в разорённых могилах.
– В Шагурии монастырей нет, ваша милость, вы это знаете. А нет монастырей – нет их богатств, нет земель, нет налогов, нет взяток и продажных дайалутов, нет лживых святых, выдуманных ради выманивания денег из кошельков простофиль, не творят фокусы, которые выдают за чудеса. – Сильвестр засмеялся и вынул одну из бумаг, где рассказывалось о проверке мироточащей иконы.
Сильвестр ещё до приезда в монастырь услышал об этом известном чуде: Горбатый Лис с придыханием повествовал всем, что этот монастырь не надо трогать, а то замироточит известная икона Св. Ульги, на что Крис двинул его ногой, Сильвестр же поклялся показать Лису, чего стоит это «чудо». Слово он сдержал: в присутствии настоятеля отодрал оклад от иконы и обнаружил внутри отверстия для розового масла, после чего подробно изложил детали на бумаге для Его Величества и Судебной Палаты. Рик и сам разочаровался, но ведь это не значит, что везде так? Это невозможно. Сильвестр на это заявление посмеялся и ткнул Рика в расходную и приходную книги, где цифры расходились настолько, что на разницу можно было построить новый монастырь. Рик сам посчитал цифры – отец приучил его вести все домашние дела и всегда выискивать, почему счета не сходятся, – и признал, что Сильвестр прав: воровать монахи умели.
Но не все же они воры? К тому же, стойкость этих людей заслуживала уважения, да и уничтожать книги просто глупо. С этим Сильвестр не соглашался. Некоторые книги, говорил он, воруют и лгут не хуже людей, но человека можно заставить раскрыть правду и вернуть награбленное, книга же свою тайну не выдаст никогда, а то, что она украдёт, ты не увидишь.
– Вот поэтому, ваша милость, – продолжал Сильвестр, – наш любимый король хочет закрыть эти заведения и использовать неправедным образом нажитые богатства на благо страны. Вы ведь понимаете, что Барундия с Лодивией, подстрекаемые пантеархом, могут заключить против нас союз? Барундия уже воевала с Шагурией из-за веры, Лодивия усилилась после смерти Стефана Фангарского и захвата его земель. Впереди нас ждёт новая война. Монахи – такие же подданные нашего всемилостивейшего короля, как мы с вами, и должны подчиняться его решениям. Если же нет… – он неопределённо помахал рукой в направлении непокорного монастыря.
Спорить с Сильвестром было непросто, и Рик замолчал. Он давно убедился, что Монах обладает огромными знаниями по истории и философии, имеет отлично подвешенный язык и в любом диспуте может перетянуть одеяло на себя. За месяцы поездок Сильвестр даже Рика заразил интересом к событиям прошлого, отыскивая разные книги в библиотеках монастырей и обсуждая их содержание, прежде чем отправить в королевскую казну. Рик с удовольствием изучал историю Сканналии и других стран, чтобы отвлечься от тягостных обязанностей или убить время по вечерам, когда другие развлекались. Рику всё больше хотелось вернуть прошлые времена вместо того, чтобы смотреть в неопределённое будущее. В исторических трактатах он искал хоть какие-то намёки. Однако единственный король, сменивший веру ради женщины, о котором он прочёл, был Валамир, погрузивший страну в гражданскую и религиозную войну, стоившую жизни почти всем его сыновьям.
Рик боялся представить, до чего доведёт страну Айварих. Если бы король не влюбился в эту чёртову Торию Иглсуд, всё осталось бы как раньше, никто бы никого не подстрекал. Неужели ради этой бабы стоило всю страну ставить на уши и менять веру предков? Этот вопрос Рик Сильвестру не задал, и Сильвестр переключился на новую постановку по пьесе Мирна: он очень хотел её посмотреть. Рик решил, что тоже пойдёт, особенно если там будет Илза.
***
День рождения Айвариха отмечали с размахом: ярмарки, фокусники, плясуны, музыканты и полуголые танцовщицы веселили народ с самого утра. Айварих, глядя на веселье из окна дворца, скривился: Оскар Мирн подал в отставку с поста главного судьи. Он, видите ли, не слишком здоров, чтобы выполнять обязанности. Обязанность любого подданного – подчиняться королю! Об этом он, кажется, забыл. Айварих напомнит ему после представления.
Пьеса о Райгарде, задуманная Мирном, ставилась сегодня на Дворцовой площади, как и пьеса Сильвестра. Катрейна сказала, что плохо себя чувствует, и попросила позволения не приходить. Айварих хмыкнул: эта клуша до сих пор жалеет погибшего братца. Весь проклятый род Кройдомов стоило извести. Если бы не она, то и Дайруса бы в Барундию не вывезли, и с бастардом он бы что-нибудь придумал. Увы, шестнадцать лет назад ему не хватило сил пойти против Ривенхедов и пришлось заключить с ними союз. Этот союз дорого обойдётся их семье. Не сегодня, но скоро.
Мужчина, обратившийся к публике, не обладал красноречием Сильвестра, говорил монотонно, без задора, а потому начало особого интереса не вызвало:
– Уважаемая публика, вы увидите пьесу о любви к власти и злодеяниях, совершённых во имя этой любви, я покажу вам злодея, запятнавшего трон кровью брата и племянника, покажу его закономерный конец!
Кто-то из публики громко потребовал показать конец прямо сейчас, другие тоже хохотали над двусмысленной фразой. Говоривший, растерявшись, скрылся за ширмой.
Актёр, игравший Райгарда, был не так внушителен и ярок, как Сильвестр, в роли отъявленного злодея, идущего по трупам. Первым делом Райгард разделался с братом Саймеоном, обвинив его в государственной измене и приказав Диму его убрать. Дима публика подбодрила свистом и криками, когда он буквально вырос из-под земли и окунул «Саймеона» в бочку с «вином». «Саймеон» подёргал ногами, разбрызгивая подкрашенную воду, и затих. Айварих кинул быстрый взгляд на внука Саймеона – сказал ли Ноэль Сиверс сыну, чью дочь он затащил в постель? Нет, вряд ли он нарушит договор, зная о последствиях. Катрейна тоже будет молчать ради племянника. Удивительно, какая она была красивая и упрямая шестнадцать лет назад – отстаивала пацана с горящими глазами, требовала оставить ему жизнь. Айварих тогда почти влюбился в неё и согласился держать бастарда при дворе, чтобы Катрейна могла с ним нянчится, даже не слишком возражал против его имени. Чего не пообещаешь невесте с такими родственниками! Знай он тогда, что Ноэль спас Дайруса, отправил бы его сына на тот свет. Но он тогда много чего не знал.
Жаль, что все потомки Кройдомов не вымерли заодно с Байнаром, – Айварих полюбовался, как Дим вытащил едва живого «Байнара» из-за ширмы, откуда слышалось лошадиное ржание, и с силой приложил о настил, по которому тут же растеклась красная «кровь». Публика ахнула. Дим как кошка взобрался наверх ширмы, побалансировал на тонком ребре и скрылся под довольные крики. Сильвестр-Монах, ради пьесы выбравшийся из-за пыльных томов церковных уставов и доходных книг, криво улыбался. Через пятнадцать минут Райгард с помощью Дима навёл порчу на короля Эйварда Пятого и вскоре объявил, что брат помешался, заняв место регента.
Ещё четверть часа спустя Райгард стоял с короной на голове, «народ» на сцене хлопал ему с восторгом; тех, кто пытался возражать, люди Райгарда уводили за ширму, откуда непрерывно слышались предсмертн