- О нас не беспокойся. Ты тоже там поосторожнее. Молнии не выбирают, куда им ударить.
Чейз протянул ей фонарь, и в блеклом полумраке она увидела, как на щеке у него появилась и исчезла ямочка.
- У меня в рюкзаке еще два фонаря. Этот оставь себе. Будет чем отразить нападение. Вдруг какой-нибудь огромный волосатый зверь вздумает спрятаться здесь от грозы?
- Хочешь сказать - помимо тебя?
- Ха-ха. - Снова мелькнула знакомая ямочка.
Карли протянула руку за фонарем, и их пальцы на мгновение встретились. Она впервые прикоснулась к нему после их страстного утреннего поцелуя и не смогла удержаться от дрожи. Схватив фонарь, Карли резко отдернула руку.
Чейз протяжно вздохнул.
- Нам придется поговорить об этом, ты согласна, радость моя?
- О чем… об этом?
- О том, что происходит, когда я к тебе прикасаюсь. Ты либо отпрыгиваешь, как будто я над тобой занес хлыст, либо дрожишь, как будто мечтаешь упасть ко мне в объятия и заниматься любовью до потери сознания.
Его откровенность изумила и в то же время насмешила Карли. Она расхохоталась и направила фонарь ему в лицо.
- Боюсь, Самуэльсон, тебе слишком часто попадали битой по голове. Ты что же, думаешь, стоит только женщине увидеть тебя - и она уже готова кувыркаться с тобой в постели?
- Нет, - ровно отозвался он. - Речь идет не только о сильном физическом влечении. И ты это чувствуешь не хуже меня.
Карли была рада, что в пещере царит полумрак и Чейз не может видеть ее вспыхнувших щек.
- Речь сейчас идет только о том, что я дико замерзла, насквозь промокла и очень устала.
Он смотрел на нее молча несколько секунд. Потом пожал плечами.
- Что ж, пусть будет по-твоему. Ты избегала меня десять лет. Одним днем больше, одним меньше - какая разница? - Чейз быстро отступил из освещенного круга, и Карли едва преодолела сильнейшее желание чем-нибудь швырнуть ему вслед.
Вместо этого она со стоном опустилась прямо на сырую землю, а Джексон тут же растянулся у ее ног. «Нет, мне определенно присуща мазохистская жилка - решила Карли. - Иначе я не оказалась бы в таком отчаянном положении». Она до смерти боялась поддаться сжигавшему ее весь день желанию - и еще больше боялась, что до конца своих дней будет жалеть, если откажется от этого счастья.
Сам не зная того, Чейз дразнил ее мучительно-сладким обещанием, золотистым и теплым, как рожь в августе, и вместе с тем пугающе-опасным, как безлунная зимняя ночь в лесу. Чем она готова рискнуть ради единственного в жизни шанса ощутить рай на земле, спрятаться в жарких объятиях Чейза от окружающего холода и мрака? Чем? Своей гордостью? Собственным достоинством? Памятью брата?
- Господи, что же мне делать, Джексон? - Тот заскулил, уловив муку в ее голосе, и положил голову ей на колени. Теплый шершавый язык прошелся по ее руке, и Карли благодарно потрепала собаку. - Хоть ты меня любишь, правда, дружок?
Мысли ее вернулись к Чейзу. Уж он-то ее точно не любит. Да, конечно, его влечет к ней, но в глубине души она знала, что навсегда останется для него маленькой Злючкой Карли, с пауками в волосах и полными карманами лягушек.
«А какое тебе дело, любит ли тебя Чейз Самуэльсон или нет? Ведь он твой враг, забыла?» - Внутренний голос не давал ей покоя.
Она не успела найти ответ, потому что Чейз вернулся в пещеру. Капельки дождя блестели на усах, стекали с видавшей виды бейсболки. И почему-то вместо презрения и ненависти, которые она так отчаянно призывала, в ответ на ее клич в душе шевельнулась знакомая теплая нежность.
У него усталый вид, вдруг заметила Карли, поспешно вскочив на ноги. Даже не просто усталый, скорее измученный. Морщинки-лучики, веером разбегающиеся от уголков глаз, казались глубже, чем утром. Только когда он наклонился, чтобы положить на землю их рюкзаки и вязанку хвороста, она увидела страдальчески стиснутые губы и мимолетный проблеск боли в глазах.
- Ты самый настоящий идиот, Чейз Самуэльсон. - Она отчетливо выговорила каждое слово, загородив ему дорогу и от души жалея, что Господь не послал ей побольше силы - столько, сколько понадобилось бы для хорошей взбучки.
- Зато чертовски хорошо целуюсь. Так мне, во всяком случае, многие говорили.
Она пробормотала пару еще более выразительных фраз.
- Мой план таков, - решительно заявила Карли. - Я сейчас разжигаю огонь и готовлю что-нибудь на ужин, а ты тем временем ради разнообразия используешь свою дурную голову по назначению - и дашь отдых ногам.
- Я проводник, а ты только клиент. Заботиться о тебе входит в мои обязанности. - Чейз даже умудрился изобразить соблазнительную улыбку, несмотря на то, что теперь Карли явственно видела страдание на его лице. - Скажи только слово, радость моя, и я с восторгом пойду навстречу любым твоим пожеланиям.
- Если ты сейчас же не сядешь, то единственным моим желанием будет желание кому-нибудь как следует врезать. А поскольку другого подходящего объекта поблизости нет, врезать придется тебе.
- Означает ли это, что если я все-таки сяду, то ты позволишь мне удовлетворить другие твои… гм-м… желания? - с надеждой поинтересовался он.
- Конечно, - отозвалась она непринужденным тоном, старательно игнорируя горячую волну, прокатившуюся по всему телу от его намеренной дерзости. - Только сначала тебе придется догнать меня, а при твоем нынешнем состоянии, я уверена, мне и запыхаться не придется, чтобы от тебя сбежать.
Чейз еще что-то ворчал под нос, делая вид, что с неохотой идет ей навстречу, но все же опустился наконец на сваленные в кучу спальные мешки и мешки с палатками. Карли занялась костром, а он, вытянув левую ногу, устало следил за ней из-под прикрытых век.
Хворост быстро разгорелся, и вскоре в пещере стало уже светлее и почти тепло. Но к тому времени, когда она выудила из рюкзака банку тушенки и консервный нож, глаза Чейза были закрыты, и по его ровному дыханию Карли догадалась, что ужин на него греть не стоит.
Забыв, для чего ей понадобился консервный нож, она несколько минут неподвижно стояла и смотрела на него. Голова у него была откинута на тюк с палаткой, неправдоподобно длинные ресницы пушистой тенью легли на щеки. Он чему-то улыбнулся во сне краешком рта, и у Карли потеплело на душе, когда одна ямочка на мгновение появилась на щеке - и тут же исчезла.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы распознать затопившее сердце чувство. Нежность. Глубокая и отчетливая, сладкая, дивная нежность. Ей хотелось прижать его к себе, забрать его боль и разделить свою.
Вот они, знаки той любви, которую она считала давно умершей. А эта любовь всегда жила в душе, лишь затаилась на время, словно в зимней спячке - до тех пор, пока его тепло не вернуло ее к жизни.
Она любит Чейза Самуэльсона. И, наверное, никогда не переставала его любить.
Карли зябко поежилась, скрестила на груди руки, не в силах отойти от него. Неужели она дошла до такой глупости, что по-настоящему верила, будто ненавидит его?
Ей удалось осторожно вытащить из-под него один спальный мешок, почти не потревожив его сон. Чейз только что-то невнятно пробормотал, и его дыхание снова стало ровным. Она расстегнула на мешке «молнию», укрыла его и чуть дрожащими пальцами подоткнула со всех сторон, как заботливая мать больного ребенка.
Эта несказанная ямочка снова явилась ее глазам, Чейз блаженно улыбнулся уютному теплу, а Карли, медленно и протяжно выдохнув, опустилась на землю поближе к костру.
- О, Чейз, - прошептала она. - Что же мне с тобой делать?
7
Где- то посреди ночи, уже после того как Карли, отчаявшись согреться у догорающего костра, приткнулась так близко к Чейзу, как только позволили ей ее гордость и спальный мешок, она проснулась от странного звука, не сразу сообразив, что именно ее разбудило.
Но вот он опять, этот звук. Сдавленный, приглушенный стон, чей-то крик боли, переворачивающий душу.
С нее мгновенно слетел весь сон. Чейз всегда поразительно терпеливо переносил страдания. Однажды, еще когда они были детьми, он сломал руку во время лыжной прогулки с ее семьей по окрестным горам. Карли прекрасно помнила, что он казался ей тогда самым отважным мальчиком на свете. Ни единым стоном он не выдал своей боли. Даже пытался шутить и поддразнивал ее всю дорогу до кабинета доктора Миллера, а она семенила рядом и скулила, словно это у нее была сломана рука.
Ей трудно было сейчас даже вообразить глубину страданий, которые могли вырвать у него такой стон. Она неуклюже выкарабкалась из спального мешка и зажгла фонарь. В мутном свете Карли смогла разглядеть, что он сбросил с себя мешок, которым она его укрыла вечером. Даже при этом свете и сквозь плотную ткань джинсов его левое колено выглядело неестественно раздутым по сравнению с правым.
Ее горестный выдох разбудил Чейза. Он встревоженно подскочил.
- Что такое?
- О, Чейз, - прошептала она. - Ну, как ты мог до такого довести? Ты должен сейчас же снять джинсы. Надо посмотреть, что с твоей ногой.
- Ну и ну, мисс Джейкобс, - протянул он, проводя пальцами по растрепанным волосам. - Заявляю со всей определенностью - вы вгоните меня в краску.
Она нахмурилась.
- А я заявляю со всей определенностью, что сейчас рассержусь и напущу на тебя Джексона, если ты не стянешь штаны прежде, чем колено раздерет их по швам.
Похоже, он сообразил, что она права. Без какого-либо намека на стеснительность расстегнул джинсы и осторожно потянул за штанины.
Карли вспыхнула и поспешно отвела глаза от обнаженных мускулистых, покрытых темными волосками ног. Чейз с отвращением взглянул на зловещую багровую опухоль, а потом их глаза встретились, и уже совсем другие чувства Карли прочитала в его взгляде. Нежность. Потом желание. И, наконец, откровенную, жгучую страсть. Карли почувствовала, как остро-сладкая дрожь, зародившись внизу живота, разошлась по всему телу концентрическими кругами, словно от брошенного в воду камешка.
Она судорожно выдохнула.