— Ну, возможно, это и сработает. А дальше-то что. Нам ведь как-то надо с ними увязаться, — продолжал сомневаться Мишка.
— Вот тут ты зришь в корень. Но запомни: нам главное, чтобы они остановились и до темноты здесь задержались, а дальше я им такую развлекательную программу предложу, гарантирую — про золото своё уж молодёжь точно забудет. У мужиков головой управляет не мозг, а одна штука, она в штанах находится, если ты ещё не в курсе. Это в голову человеку залезть порой невозможно, а в штаны — пара пустяков. Только ты должен мне обязательно немного подыграть. В общем, диспозиция следующая. Запоминай, как «Отче наш». Мы в ссоре. Друг с другом уже второй день не разговариваем. Спим отдельно. Я в палатке, ты — на свежем воздухе, как рыцарь, комаров кормишь. По твоему убеждению, я не права, поэтому первым на примирение ты ни за что не пойдёшь. По моему мнению, ты вообще не можешь ничего путного, даже анекдот какой смешной рассказать. Это потому, что ты сам — ходячий курьёз. То есть у нас налицо разлад, и нешуточный. Больше злись на меня, раздувай ноздри, ну как ты это хорошо умеешь, и всё получится. Я их разведу так, что они…
— Наташка, внимание, готовность номер один! — Суходольский рявкнул мне на самое ухо, да так громко, что я непроизвольно отшатнулась.
— Вот они, наши долгожданные, — усмехнулась я, вглядываясь в пригорок, с которого в облаке пыли резво летело в нашу сторону чудо японского автопрома — «Паджеро Спорт» тёмно-зелёного цвета. — Ну, что застыл, как памятник Дзержинскому, марш на позицию!
Через секунду огромные лопухи сомкнулись за широкой спиной моего напарника, но я уже лежала на надувном матраце с книжкой в руке, подставляя и без того бронзовое тело жаркому сентябрьскому солнышку, щурясь, смотрела в сторону быстро приближающегося в нашу сторону объекта…
Подмосковный посёлок Валентиновка, сентябрь, наши дни
— Ну и идея провести столь необычный захват, конечно, принадлежала нашей несравненной Наталье Ростовой? — генерал сидел на открытой веранде, вольготно развалившись в плетёном кресле, всем своим видом напоминая сытого кота над миской свежей деревенской сметаны, наваленной щедро, с верхом. Рассматривая на свет рубиновое вино, налитое в пузатый хрустальный бокал, он довольно щурился от солнца и всем своим видом излучал самодовольство. — Ликвидация проведена блестяще, слов нет.
Вокруг шумели высоченные корабельные сосны, не умолкал щебет птиц, жужжали пчёлы. Для полной идиллии не хватало, пожалуй, только плеска крупной рыбы в пруду. Ну и ещё, может быть, обещанных мной Суходольскому полковничьих погон. Хотя нет — пруд, оказывается, имелся. «Небольшой такой, соток в шесть примерно», — прикинула я между делом. Но несмотря на кажущуюся добродушность генерала, что-то в его поведении настораживало и не давало мне покоя.
— Впрочем, вас, если останутся вопросы, я выслушаю позже, а сейчас, с вашего позволения, я зачитаю справку наших аналитиков. Поскольку, как я понимаю, у вас накопилось множество вопросов, оставшихся за рамками, ещё раз оговорюсь, блестяще проведённой вами операции, — генерал пригубил вино и, поставив на плетёный столик бокал, с явным удовольствием раскурил сигару:
— Итак, в июле 1941 года, как вы знаете, обстановка на Западном фронте складывалась явно не в пользу Красной Армии. Особенно на Смоленском направлении. Не будем углубляться в детали, но именно в тот момент в голове самого «страшного» наркома родилась поистине гениальная идея. Поскольку перед Смоленском, по большому счёту, наших войск было явно недостаточно, чтобы организовать серьёзную оборону города, да и учитывая изученную уже к тому времени тактику немцев, было понятно, что, мощным броском обойдя все оборонительные укрепления Смоленска, враг неминуемо устремится прямиком к Москве. Не буду загружать вас ненужными деталями, но цель в Кремле в те дни была только одна — любой ценой остановить врага. И вот, в голове Лаврентия Павловича родилась идея — используя всё многообразие доступных ему в то время средств, от радиоигр до прочих агентурных приёмов, провернуть хитроумную операцию под кодовым названием «Смоленский капкан». Берия, преследуя, впрочем, хоть и косвенно, как вскоре выяснилось, собственные интересы, предложил забросить немцам информацию об оставшихся в Смоленске ценностях. Причём таких, по сравнению с которыми меркла даже пресловутая Янтарная комната. А именно часть золотого обоза Наполеона Бонапарта, найденная в июне 1941 года, да так и остававшаяся до последнего момента в Государственном банке Смоленска.
— С тем, что клад под Смоленском был найден, я согласна. В архивах есть несколько упоминаний об этом. Я вам докладывала. Но вы сказали: часть золотого обоза, остававшаяся в Смоленске. Вы не оговорились? — встрепенулась я. — Ведь в найденных нами в «захоронке» ящиках никаких ценностей не было.
— Нет, Ростова, я не оговорился. И что у вас за скверная привычка — всё время «лезть поперёк батьки в пекло»? Немного терпения, и чуть позже вы всё поймёте, — с нажимом проговорил генерал.
— Рискованная операция, а при успешном исходе не так уж много плюсов, — почесав вихрастый затылок, включил, наконец, свой аналитический ум Суходольский.
— Полностью с вами согласен. Однако вы не в курсе, что начиная с 1919 года, у нашего наркома внутренних дел товарища Берии имелся личный заклятый враг, перед страстным желанием смерти которому для Лаврентия Павловича меркло буквально всё, — генерал раскрыл толстую папку, до этого мирно покоящуюся у него на столе.
— Прямо тайны Мадридского двора, — усмехнулась я.
— Ростова, — укоризненно покачал головой генерал, — у каждого человека есть свои большие или маленькие слабости. Так вот, разобраться в них и есть для нашего брата, оперативника, высший пилотаж, сродни запаху свежей крови. Без этого ничего не получится. Вы понимаете, о чём я?
— Я всё понимаю, товарищ генерал. Вы хотите сказать, что личные мотивации для человека, так или иначе, всё равно играют главенствующую роль? То есть, мы можем без конца твердить себе и окружающим о высоком чувстве долга, любви к Родине и тому подобным вещам… А на самом деле, всё равно в каждой, отдельно взятой человеческой истории, лежит сугубо личный побудительный мотив. И неважно, что это — власть, деньги, любовь или месть? Я правильно вас поняла, товарищ генерал?
— Поняли — более или менее. Но что двигало наркомом в данном случае, доподлинно мы не будем знать никогда. Ибо… — пауза продолжалась не менее минуты. — Возможно, самое главное во всей этой запутанной истории — так это то, что Берия просчитал, а может быть, и отлично знал, что именно его личный враг Вольдемар Шварц, а не кто другой, начнёт охоту за этими несметными сокровищами. А навязать Шварцу игру на нашем поле нарком мог только таким способом. Ликвидировать его за границей не удавалось на протяжении почти тридцати лет. Это был серьёзный вызов самолюбию наркома. Акцию физического устранения старого врага, несмотря ни на что, нарком считал делом чести. А что до мотиваций и прочих новомодных словечек, я вам, Ростова, отвечу так. Ещё неизвестно, как сложился бы весь ход войны в случае… И потом, если бы Лаврентием двигали сугубо личные мотивы, то, успешно внедрив к Шварцу Елену, он не стал бы ждать до 1943 года. Ликвидация последовала бы незамедлительно. Уж поверьте мне, я на этом вырос, можно сказать. Однако этого не произошло. В любом случае правду, в абсолютном её понимании, нам, по-видимому, не узнать уже никогда. Впрочем, мне и самому стало очень интересно, что за кошка пробежала в своё время между Берией и Шварцем. Казалось бы, что общего может быть у наркома внутренних дел с бывшим помещиком? Я порылся в архивах и установил, что связь существовала. И не только между ними. Вот, извольте, — генерал надел очки и взял со стола папку, — я нашёл прелюбопытнейший документ. А именно прошение некоего Владимира Марковича Шварца, 1879 года рождения, сына Александрийского 1-й Гильдии купца, датированное апрелем 1915 года, о направлении его на службу вольноопределяющимся 2-го разряда. Дело происходило, как вы уже поняли, ещё в Первую мировую войну. Так вот, прошение было, по-видимому, удовлетворено, так как Шварц уже в октябре 1915 высадился в Персии в составе экспедиционного корпуса генерала Баратова. Что интересно, в архивах сохранились данные о награждении, причём в один день, Георгиевским крестом 4-й степени и премией в размере 25 рублей господина Шварца и, кого бы вы думали? Унтер-офицера Глаголева Ивана Тимофеевича! Да-да, нашего пропавшего без вести старшего инкассатора Смоленского банка. Правда, потом пути-дорожки их разошлись. Глаголев к осени 1919 года уже воевал за Советскую власть в составе 11-й Армии, а господин Шварц — в армии генерала Деникина. Последняя их встреча произошла, с большой долей вероятности, у станицы Богатая под Астраханью, где армия Деникина потерпела сокрушительное поражение. Так как у нас имеется приказ о награждении Глаголева именным оружием за взятие Астрахани. А вот господин Шварц после поражения Деникина в Астрахани вскоре объявляется уже в Баку, сотрудником английской разведки. Там же, в Баку и, заметьте, в то же самое время служит в контрразведке при Комитете государственной обороны Азербайджанской республики Лаврентий Берия. Причём эта страница жизни грозного наркома до сих пор имеет очень много белых пятен. В архивах сохранились свидетельства о том, что Берия в то время тоже активно сотрудничал с английской разведкой. Правда, все свидетели этой неприглядной страницы жизни наркома вскоре бесследно исчезли. А сам Берия много позже в письме к Серго Орджоникидзе писал, что в буржуазную разведку был послан на нелегальную работу коммунистической партией большевиков. Этот вопрос и на самом деле подробно разбирался в ЦК Азербайджанской КП(б) в 1920 году, где Лаврентий Павлович был полностью реабилитирован в глазах своих партийных товарищей. Я лично думаю, что именно в Баку на поприще агентов английской разведки и пересеклись пути наших двух героев.