Единственным человеком, который мог бы нам рассказать о том, что именно произошло в бою за станицу Богатую в далёком 1919 году, был старший инкассатор Смоленского банка Глаголев Иван Тимофеевич. Но, как говорится, иных уж нет, а те далече. Так что, господа офицеры, на данный момент мы имеем что имеем. Ладно, будем считать этот небольшой экскурс в историю законченным, и давайте теперь вернёмся к обстановке под Смоленском в 1941-м. Так вот. Немецким армейским генералам сокровища эти были бы, конечно, тоже не безразличны, но вся петрушка в том и состояла, что они о них просто ничего не знали. К тому же для простых армейских, ослеплённых пропагандой доктора Геббельса, не было тогда цели более желанной, чем Москва. Поэтому НКВД в разработке этой непростой операции основную ставку сделал на тех крупных функционеров Третьего рейха, которые были заядлыми коллекционерами. Таких, как Герман Геринг и Геббельс. Они и тормознули вокруг Смоленска такое значительное количество войск, что наступление на Москву захлебнулось. Правда, немецкий генерал Гюнтер Блюментрит в своих воспоминаниях о Смоленском сражении писал совсем другое — цитирую:
«…В конце июля и начале августа мы потеряли несколько драгоценных недель, пока наше верховное командование размышляло о том, какой стратегии нам лучше всего придерживаться… Меньше всего Гитлер был заинтересован в Москве. Согласно его первоначальному плану, группа армий «Центр» должна была остановиться на линии р. Десна и севернее, передать большую часть своих сил группе армий «Юг» и в этом году прекратить какие-либо наступательные действия в направлении Москвы… Главнокомандующий сухопутными силами фельдмаршал Браухич и его начальник штаба генерал Гальдер не одобряли этого плана. Браухич настаивал, чтобы группа армий «Центр» двигалась прямо на Москву, в захвате которой он видел основную цель всей кампании… Эти моменты вызвали острые разногласия. Потому-то принятие окончательного решения и задержалось на несколько недель…»
— Вот вы, Ростова, можете поверить в то, что Гитлер вдруг ни с того ни с сего взял и остановил свои танковые армады в тот момент, когда все средства массовой информации Германии трубили о том, что Москва пала? Вот и мне не верится. Я ни в коем случае не собираюсь умалять самоотверженной стойкости наших войск под Москвой. Тем не менее известно, что в результате фронт относительно стабильно установился на Днепре и дал нашим войскам передышку, нужную им в тот момент, как воздух. Ну а что до наших дел, то установлено, что после того, как информация о ценностях Московского Кремля достигла верхушек рейха, охота за сокровищами стала поистине масштабной. А это значит, что, как бы там ни было, а своего наша разведка добилась и расчёт Берии оказался верен. Необходимо добавить, что с нашей стороны к работе над операцией была привлечена группа лучших сотрудников НКВД — так называемых Грачей. Как вы уже догадались, это известные вам офицеры НКВД Пустовалов и Веретенникова. Муж и жена, кстати, с мая 1944 года, — глядя на наши растерянные от удивления лица и явно довольный произведённым впечатлением, Тарасов продолжил:
— Мы не знаем, каким образом Пустовалов внедрил Веретенникову к Вольдемару Шварцу, но теперь уже доподлинно известно, что именно она и есть та самая «Елена», любовница Шварца и его начальник контрразведки в одном лице. Излишне, наверное, объяснять, что с этого момента вся дезинформация без труда и особой проверки попадала к немцам и, наоборот, в Кремле сразу узнавали обо всех планах врага. Поскольку в грузовиках, вышедших из Смоленска под самым носом у немцев, никаких ценностей не было, в задачу агентов входило, кроме всего прочего, поддержание легенды о вывозившихся из смоленского банка несметных сокровищах Московского Кремля, захваченных в 1812 году Бонапартом. И именно этой автоколонной. Все эти заброски десантов, рейды партизанских отрядов, подброшенные весьма вовремя золотые слитки и так далее — всё работало на эту легенду. В месте захоронения груза, как вы сами убедились, на последнем этапе операции действительно были ящики, набитые вместо золота горкомовскими архивами. Правда, и тут не обошлось без курьёза. Чуть было не обернувшегося катастрофой для всех подпольщиков на Смоленщине. В спешке в подставную колонну, которую вы нашли, по ошибке погрузили вместе с никому не нужным бумажным хламом и поистине бесценные документы. Тот самый пресловутый архив Смоленского НКВД. Который так упорно и безрезультатно пыталась найти в Смоленске зондеркоманда штурмбанфюрера Кюнсберга. Наши эксперты, вызванные на место проведения вами заключительного этапа операции, после поверхностного просмотра найденных документов были буквально шокированы. Сотни папок с личными делами офицеров НКВД, данными о месте проживания их семей и родственников, списки негласных осведомителей и внештатных сотрудников. Личные дела неблагонадёжных лиц, и так далее и тому подобное. Страшно себе представить, что было бы, попади эти документы в лапы Абвера. Вот так-то, товарищи офицеры. Так что Пустовалов, Гудков, Глаголев, да и все остальные бойцы, сопровождавшие колонну, были настоящими героями и внесли достойный вклад в дело Великой Победы. Осталось только повториться, что именно Веретенникова в 1943 году по личному заданию Берии грамотно и чисто провела ликвидацию на территории Белоруссии самого Вольдемара Шварца. Таким образом, нарком и тут добился своего.
— Теперь становится понятным, куда так внезапно пропал Шварц после ухода его «зондеркоманды» из Дорогобужского района, — пробормотала я.
— А Пустовалов? — осипшим голосом спросил Суходольский.
— Полковник Пустовалов пал смертью храбрых в 1945 году в районе Бреслау при выполнении особо важного задания командования. Ну, что ещё сказать, — молодцы. Ликвидацию провели грамотно. Так что эхо войны прозвучало в данном конкретном случае совсем тихо и незаметно. С чем вас и поздравляю, — и генерал торжественно показал Мишке небольшой свёрток, а мне — бархатную красного цвета продолговатую коробочку. — Вот здесь, — генерал махнул перед нашими носами двумя тоненькими папками, — приказы о ваших награждениях…
— …Но, — Тарасов сделал небольшую паузу, и лицо его внезапно стало жёстким, а глаза сузились почти в щёлочки, — с поощрениями, как выяснилось сегодня рано утром, я сильно поторопился, — генерал поднял руку, упреждая все вопросы. — A теперь я отвечу на ваш вопрос, Ростова. Всё дело в том, господа офицеры, что вы на этот раз очень сильно облажались, — глядя на наши вытянутые физиономии, он продолжил. — Не спорю, мы выстроили прекрасную версию и так увлеклись, что не обращали внимания на некоторые нестыковки в общей картинке. И как молодые и голодные волчата, гонялись на протяжении длительного времени за пустышкой. Согласен, — продолжал Тарасов, прохаживаясь взад-вперёд по веранде, — мы нашли пропавшую колонну, но… Поставленную задачу мы не выполнили. Найти ценности Смоленского Главювелирторга и антиквариат из клада, обнаруженного в 1941 году в деревне Богданово Колодези, мы так и не смогли.
— Так не было же никаких ценностей! — воскликнула я.
— Увы, Ростова, как это ни огорчительно, но нам всем придётся смириться с мыслью, что клад на самом деле существовал, ценности Смоленского банка тоже. И отправлены они были из осаждённого города действительно в самый последний момент. Сейчас уже можно с полной уверенностью сказать, что сокровища практически до последних дней обороны Смоленска оставались в хранилищах банка. И именно поэтому решено было послать нашу подставную колонну. А настоящие ценности были отправлены совсем другим путём несколькими днями раньше. Да, господа офицеры, я не оговорился, именно — другим путём.
— Получается, колонны было две? — не выдержала я.
— Не совсем так. Их решено было отправить не автоколонной, которая, как мы правильно выяснили, выполняла отвлекающий манёвр, а по железной дороге. В общем, господа офицеры, диспозиция следующая: ценности в 1941 году из Смоленска благополучно отбыли, но в Гохран в Москву так и не прибыли. Кроме того, ни один предмет из описи Геринга нигде до сих пор не всплыл. Ни на одном из аукционов мира, и это неоспоримый факт, — генерал долил себе вина.
— Описи Геринга? — мгновенно насторожилась я. — Если мне не изменяет память, в найденной за зеркалом описи не упоминается ни одного антикварного предмета…
— Ну это как на эту опись посмотреть, — генерал протянул мне пластиковый файл. — Ознакомься, Ростова, тебе, я думаю, будет особенно интересно. Пока вы лазили по Брянским лесам и кормили комаров, наши эксперты всесторонне изучили найденный за зеркалом шкафа документ и выяснили: во-первых, что опись Смоленского госбанка печатали на пишущей машинке; во-вторых, вероятно, существовало всего три экземпляра. Так вот, до этой описи печаталась на той же самой машинке ещё одна, та самая, которую ты, Ростова, держишь в руках… — усмехнулся генерал. — Помнишь найденную в ножке шкафа катушку от пишущей машинки? Вероятнее всего, немцы изъяли её прямо из приёмной генерала Галиева в здании Смоленского Главювелирторга. Вот по ней-то нашим экспертам и удалось почти полностью восстановить текст.
Я в буквальном смысле этого слова впилась глазами в бумагу:
«Слитки золота [общим] весом 1600 кг (одна тысяча шестьсот) кг, [маркированные] литерой «N», по 1000 гр. (одна тысяча гр.) каждый;
Слитки серебра общим весом 2800 (две тысячи восемьсот) кг, маркированные [латинской литерой «N»], по 1000 гр. (одна [тысяча] гр.) каждый;
Старинные сабли, шашки, ружья — [украшенные] серебром и драгоценными [камнями] в количестве 32 (тридцати двух) штук;
Оклады [икон] серебряные [в количестве] 116 (ста шестнадцати) штук, общим [весом] — 159 (сто пятьдесят девять) кг;
Коллекция монет [старинных в] количестве:
— золотых: 3500 (три тысячи пятьсот) штук, [общим весом] 22 (двадцать два) кг;
— серебряных: 11000 (одиннадцать тысяч) [штук, общим весом] 865 (восемьсот шестьдесят пять) кг;
— медных: 23000 (двадцать три тысячи) штук, общим весом 1796 (одна [тысяча семьсот девяносто] шесть) кг;