— Дима, а всё-таки, что вы можете ещё рассказать об обнаруженном плоте? — попыталась я перевести разговор в деловое русло, так как по глазам захмелевшего капитана, уже с откровенным интересом разглядывающего мои коленки, поняла, что он вполне готов перейти к более решительным действиям.
— А тут и рассказывать-то особенно нечего, смотри сама, — с этими словами он открыл ящик стола и вывалил передо мной целую пригоршню немецких орденов.
Я осторожно разложила их на зелёном сукне письменного стола. Тусклый блеск регалий из прошлого завораживал взгляд. Железный Крест первого класса на игольчатой заколке с характерным серебрением «Берлинский снег», с серебряной свастикой посередине, отливал чёрным лаком. Следующая награда — испанский крест с мечами в золоте — был поистине произведением искусства: золотой мальтийский крест с двумя скрещёнными мечами, рукояти которых напоминали по форме еловые шишки. На каждом мече парящий орёл, держащий в когтях свастику. Лента Железного Креста второго класса, видимо, вынутая из петлицы кителя, безусловно, оригинальная, в идеальном состоянии, ничуть не выгоревшая, несколько медалей за выслугу. Я отодвинула награды в сторону и вопросительно посмотрела на Омулева.
— Это я приказал снять все цацки с немца перед отправкой в город. Сама понимаешь, городок там хоть и маленький и все друг друга знают, но от греха подальше, решил оставить эти регалии у себя в сейфе до твоего прибытия. Согласись, так надёжней.
— Безусловно. Молодец! А сфотографировать в изначальном виде труп догадались?
— Обижаешь. Конечно, всё зафиксировали, — капитан опять потянулся к сейфу, достал фотоаппарат «Casio» и протянул мне. — На, любуйся. Прямо красавец. Почти сотню снимков отщёлкали.
Я осторожно взяла в руки аппарат и покачала головой:
— Откуда такая роскошь? Цифровой? Последняя модель?
— Да, — не без гордости заявил Омулев, — моряки подарили. Японский, последнего поколения.
— А как включается? — я нерешительно вертела аппарат в руках.
— Давай покажу, — Омулев взял камеру у меня из рук и, нажав кнопку, протянул мне.
Я опустила глаза и несколько минут тупо смотрела на тёмный дисплей, на котором, словно насмехаясь надо мной, мерцала белая надпись: «снимков нет». Потом молча протянула капитану. Тот тоже помолчал секунду, потом потянулся к селектору и, нажав красную кнопку, рявкнул так, что у меня заложило уши:
— Ефрейтора Лопехо ко мне! Бегом!
— Это что? — гневно спросил Омулев раскрасневшегося и запыхавшегося, видимо, от бега, ефрейтора, едва тот переступил порог кабинета.
— Фотоаппарат! — громко и чётко доложил Лопехо.
— Я сам знаю, что это такое. Я спрашиваю, снимки где? — опять рявкнул капитан.
— Не могу знать, товарищ капитан. Я всё отснял, как вы приказали, и передал фотоаппарат вам. Лично в руки.
— Свободен! — уже спокойней приказал начальник и, едва за Лопехо закрылась дверь, растерянно посмотрел на меня. — Чертовщина какая-то, действительно только позавчера вечером я показывал снимки Бадаляну. Ну, это начальник смежной заставы. Всё было в порядке.
— Может, случайно кто-то из вас нажал не ту кнопку? Только честно — выпивали с Бадаляном? — я в упор посмотрела на Омулева.
— Честно? Ну, собирались. Но успели махнуть только по одной, вот из этой самой бутылки, — капитан показал рукой на почти полную бутылку «Арарата», стоящую на столе. — Но в это время сработал третий участок, и мы выехали по тревоге.
— А дальше? — продолжала давить я.
— А что дальше? Выехали. Сработка была техническая. Проверили КСП и назад. Третий участок совсем близко к заставе, за полчаса управились.
— А фотоаппарат перед тем, как выйти из кабинета, ты догадался убрать в сейф? — резко спросила я, зная наперёд ответ.
— Нет, аппарат остался на столе. Но кабинет я запер. А по возвращении сразу убрал фотоаппарат в сейф.
— У кого ещё есть ключи от канцелярии?
— Как у кого? У обоих моих заместителей и у старшины заставы. Но вчера в моё отсутствие их на месте не было. Заместитель по боевой подготовке сейчас на учёбе в округе, замполит в Тикси, к нему сестра приехала, а старшина тоже выезжал с нами по сработке. Я с тревожной группой, а он с заслонами. Остальное время я был на заставе. Исключая сегодняшний день, я имею в виду те несколько часов, пока вас… — Омулев запнулся и тут же поправил себя, — тебя встречал.
— А сегодня ночью? Ты же ночуешь у себя?
— Я был ответственным по заставе и всю ночь находился здесь, в канцелярии. И что теперь делать? — растерянно пробормотал капитан.
— Не знаю. Будем надеяться, что хоть в морге всё сделают как надо. Кстати, вы сами отвозили обнаруженный труп в город?
— Нет, прилетел судмедэксперт, всё осмотрел и забрал труп в морг.
— Это тот, который сейчас на рыбалке прохлаждается?
— Так у гражданских выходные же. Тем более все ждали вашего прибытия.
— Чёрт знает что! Действительно, патриархальный у вас городок. Все такие неторопливые и простые. Ну хорошо, а судмедэксперт этот позавчера тоже заходил в твой кабинет?
— Естественно. Бумаги какие-то свои заполнял.
— А потом?
— Дал мне подписать протокол осмотра, собрал свой чемоданчик и улетел.
— Так сразу и улетел? Что, даже не махнул с вами по сто грамм? По такой-то погоде? — подозрительно покосилась я на бутылку.
— Ну почему сразу? Что мы, не люди? Конечно, посидели чуток, но кроме меня, эксперта и Бадаляна никого в кабинете не было! Честно.
— Омулев, похоже, ты не до конца понимаешь, что произошло. Почему сразу не сказал, что выпивали втроём?
— Да не выпивали мы! Говорю же, только собирались, а тут сработал третий участок и мы с Бадаляном выехали…
— Это я уже слышала. Почему не сказал, что сидели вместе с экспертом? — рявкнула я.
— Пропуска на заставу у него не было. Сама понимаешь, пятница, вечер. Ну, не успел человек получить пропуск. Так что с того? Его же здесь все сто лет знают, как облупленного. К тому же все необходимые допуски у него есть.
— Ладно, с этим позже разберёмся. А что ещё из вещей при нём было? — спросила я строго.
— Портфель к нему был пристегнут наручниками. Мои ребята три часа бились, пока отстегнули. Сейчас, — Омулев бросился ко второму сейфу и загремел ключами. От волнения он никак не мог попасть в замочную скважину и справился с замком только с третьей попытки. — Фу, слава богу, на месте, — Омулев повернулся ко мне, счастливо улыбаясь. В руках он держал потёртый кожаный портфель рыжего цвета.
Я молча, но уже предчувствуя самое плохое, взяла из потных от волнения рук Омулева находку. Щёлкнула вытертыми до блеска бронзовыми замками и заглянула внутрь. Портфель был пуст. Я подняла глаза на капитана — он, всё поняв по моему взгляду, побледнел как полотно.
— Что было в портфеле? — едва сдерживаясь, спросила я.
— Алюминиевый тубус, а в нём рисунки какие-то цветные, карты, но все надписи на каком-то непонятном языке. Похоже, на арабском. Буквы такие интересные, полукруглые, написанные как будто вязью. Но некоторые на немецком, и в углу каждого листа стоял штамп — орёл со свастикой. У нас Лопехо немецкий хорошо знает, — совсем упавшим голосом промямлил Омулев.
Я долго сидела молча, глядя на окно. Ветер остервенело продолжал бросать снежные заряды в стекло, они тут же таяли и мутными водяными струйками стекали вниз. Потом налила себе полную стопку коньяка и залпом выпила. В голове внезапно прояснилось, и я, хлопнув ладонью по столу, посмотрела на совсем сникшего капитана.
— Значит, говоришь, Лопехо хорошо знает немецкий? Срочно давай его сюда!
Начальник снова наклонился к селектору. Через минуту на пороге возник ефрейтор Лопехо. В руках он держал пачку фотографий.
— Вот, товарищ капитан, я подумал, это может пригодиться. Я снял для себя некоторые, особенно интересные, на мой взгляд, рисунки. — виновато потупил взгляд боец.
Я вскинулась и, подскочив к ефрейтору, буквально выхватила из его рук ещё сырые фотоснимки. Быстро просмотрела их и с облегчением откинулась на спинку стула. Фотографии были, естественно, чёрно-белые. Качество, конечно тоже не ахти, но наши эксперты, я была уверена, разберутся. Хотя — стоп. Я быстро опять перелистала снимки и положила на стол один. На мгновение мне показалось… Я внимательно всмотрелась в нечёткое изображение какой-то старинной карты. Определённо, где-то я уже видела это… Нет, точно видела! Я даже тряхнула головой, пытаясь вспомнить, где. Но как назло, мысль эта, занозой засевшая где-то глубоко в подсознании, никак не хотела оформляться во что-либо конкретное.
— Спасибо, вы свободны, — отпустила, наконец, я пограничника. — Фотографии я вам вернуть, к сожалению, не могу. Они останутся у меня. Почему, надеюсь, понятно? О том, что вы фотографировали содержимое портфеля, никому ни слова. Думаю, причины объяснять вам не нужно? Вы все поняли?
— Так точно, — ответил ефрейтор и вышел, аккуратно прикрыл за собой дверь.
Глядя на совсем сникшего начальника заставы, я налила себе и ему. Протянула стопку:
— Эти фотографии нужно немедленно отправить в Москву, в Главное управление ФСБ, генералу Тарасову. Сможешь устроить?
— Сержанта Фролова ко мне, — вместо ответа приказал по селектору Омулев.
— Не дрейфь, Дима, я своих не сдаю. Сама отпахала два года на финской границе в Выборгском погранотряде старшим инструктором службы собак. Так что 28 мая для меня такой же святой праздник, как и для тебя. Успокойся. Разберёмся. Часть рисунков и схем из портфеля есть на фотографиях ефрейтора, а это не так уж и мало. Дай команду с утречка подготовить «вертушку», полетим завтра вместе с тобой в город, посмотрим на нашего покойничка в натуре, так сказать. Лады? Ну, вздрогнули?
— Спасибо, Наташа, — окончательно севшим голосом пробормотал капитан.
— Ты только посмотри, как тебя перекосило. Успокойся, всё в порядке, — поспешно сказала я бодрым голосом, опасаясь, как бы его ни хватил удар. — Вот что, бери, Дима, бутылку и пошли к тебе. Что смотришь? Стресс снимать будем, самым древним и на