дёжным средством. Или ты против? Накинув на плечи тяжеленный тулуп и взяв окончательно растерявшегося капитана за вялую руку, я буквально вытащила начальника заставы на свежий воздух. После жарко натопленного помещения влажный морской воздух приятно освежал. Около офицерского коттеджа я остановилась:
— Давай покурим, Омулев, на природе, а то на вашей заставе я прямо взмокла вся, вода-то хоть горячая у тебя есть? — и, уловив еле заметный кивок, с наслаждением затянулась терпким дымом любимых сигарет.
Внутри коттеджа оказалось очень уютно, и в маленькой гостиной даже присутствовал небольшой камин. Заставив капитана разводить огонь в очаге, я отправилась в душ. С удовольствием поплескавшись с полчаса, я тщательно вытерлась и бросила взгляд на сарафан. Из гостиной лилась приятная мелодия. Подумав секунду, я махнула рукой и как была, нагишом, вышла из душа, мягко и неслышно ступая по ворсу ковра, подошла к капитану сзади и, положив руки ему на плечи, прижалась всем телом.
Он резко повернулся ко мне, в глазах его читалось такое смятение, что я невольно улыбнулась. Какие же всё-таки мужики — дети. И это боевой офицер!
— Вас что-то смущает, товарищ капитан? Если нет, то разрешите пригласить вас на танец?
Он в одно мгновение подхватил меня и понёс в стремительном вальсе. Никогда не думала, что в пограничных училищах так хорошо преподают ритмику. Мы кружились, и я, закинув голову, полностью отдалась собственным ощущениям. Внезапно партнёр замедлил ритм, а потом и вовсе остановился как вкопанный. Я подняла глаза и, посмотрев на партнёра, всё поняла. Мужики всегда останутся мужиками. Но, как говорится, со всеми бывает. Стараясь не смотреть на сконфуженный взгляд капитана, я медленно опустилась перед ним на колени и, преодолев последнее препятствие в виде офицерского ремня, ощутила во рту сладкий вкус мужского наслаждения.
Снять с него форму оказалось делом одной минуты, и вскоре высокий ворс ковра и приятно потрескивающий камин унесли нас далеко с этого проклятого острова.
Пробуждение оказалось далеко не таким приятным. Сначала долго откуда-то из прихожей раздавался дребезжащий зуммер телефонного звонка. Потом этот режущий слух звук, наконец, умолк, зато начали раздаваться громоподобные удары в дверь. Я с трудом разлепила глаза и, накинув прямо на голое тело китель капитана, побрела к двери. На пороге дома стоял сержант. Увидев перед собой длинноногое чудо, да ещё женского пола, в коротком капитанском кителе, воин-пограничник сначала оторопел, а потом робко спросил:
— Капитан Омулев на месте?
— На месте, никто не съел вашего капитана. Что случилось?
Однако сержант молчал, переминаясь с ноги на ногу.
— Майор Ростова, — представилась я, — докладывайте…
Глядя на груду обгоревших брёвен, бесформенной кучей наваленных друг на друга, и ощущая приторный запах сгоревшей резины, я чувствовала, как тошнота упрямо подступает к горлу. Самое обидное то, что всё это можно было предвидеть, но ожидать такой прыти… Здание городского морга сгорело полностью, рассчитывать на то, что после такого пожара уцелеет хоть что-нибудь, было детской наивностью. Я оглянулась по сторонам. Пограничный вертолёт, доставивший нас на место, стоял, грустно повесив лопасти, пожарная команда не спеша, с удручённым видом, сматывала шланги. А мы с Омулевым стояли над ещё дымящимся пепелищем и думали только об одном: как прикрыть перед Москвой свои собственные задницы.
Наконец, стряхнув с себя оцепенение, я внимательно огляделась вокруг и решительно направилась к старенькому пожарному ЗИЛу, возле которого, перекидываясь явно плоскими шутками, беззаботно курили прапорщик со старлеем.
— Майор Ростова, ФСБ, — раскрыла я перед сразу умолкнувшей парочкой своё грозное удостоверение. — Какие версии возникновения пожара?
— Вероятнее всего, поджог, — первым пришёл в себя прапорщик, — хотя, возможно, и замыкание проводки. Здание-то старое, полностью деревянное, ремонтировалось в последний раз, наверное, ещё при Советах, году этак в восьмидесятом. Но точнее скажет экспертиза.
— Понятно, — я отвернулась от пожарных, так как буквально в метре от меня с противным визгом тормозов остановился грязный «Уазик». Замызганная водительская дверка распахнулась, и наружу вылез необъятных размеров дед с грубым, будто высеченным из камня серым лицом. Скользнул по мне недобрым взглядом нахмуренных неприветливых глаз и направился к застывшему столбом Омулеву. Я развернулась и пошла следом.
— Привет, Иваныч! — поздоровался с неприятным типом капитан. — Вот, знакомьтесь, майор Ростова к нам из Москвы по вашу душу.
— Моя фамилия Мороз, судмедэксперт, — коротко и сухо представился тот.
— Интересная фамилия, — улыбнулась я и тут же заметила, как едва уловимая тень пробежала по лицу эксперта.
— Что же вы нашли в ней такого интересного? Фамилия как фамилия. К тому же довольно распространённая, — дедуля уже явно нервничал и торопливо засунул едва подрагивающие руки в карманы полушубка.
— Ну как же, Омулев — есть, Мороз — тоже есть. Только Лаптева не хватает. Или он сейчас подойдёт? — опять пошутила я и улыбнулась. Омулев, видимо, оценив мою шутку — тоже. А вот мой новый знакомый только усмехнулся через силу, поспешно отведя глаза в сторону.
— Может, вы как-нибудь прокомментируете случившееся? — поинтересовалась я, а сама подумала: «Неужели он так нервничает из-за сгоревшего здания морга? Или по какой-то причине боится ФСБ? Странно, ведь все работающие в Тикси специалисты периодически и в обязательном порядке проходят всевозможные проверки. В том числе и наши — фээсбэшные. Город-то закрытый».
— Пока, милая девушка, я не в курсе всех подробностей. Сам только вернулся, — было видно, что судмедэксперт уже взял себя в руки и заметно успокоился.
— И всё же, где нам можно спокойно переговорить? У меня к вам есть несколько вопросов.
— Ну, поскольку мой кабинет, как вы сами успели убедиться, сгорел дотла, — с долей горькой иронии произнёс он, — давайте попросимся на постой к главврачу больницы. Я думаю, он не откажет нам в любезности и выделит угол для моего допроса.
— Ну зачем вы сразу так, — я сделала паузу и внимательно посмотрела на собеседника. С каждой минутой он мне нравился всё меньше и меньше.
— Извините, я не представился. Василий Иванович, к вашим услугам. Запомнить легко, я полный тёзка Чапаева.
— Так вот, Василий Иванович, я вовсе не собираюсь вас допрашивать. Во всяком случае, пока. А хочу просто прояснить некоторые вопросы, связанные отнюдь не с пожаром во вверенном вам учреждении, с этим, я уверена, с успехом разберутся оперативные службы. Меня же интересует труп, поступивший к вам в пятницу с пограничной заставы.
— И на том спасибо, — в голосе Мороза явно послышалось облегчение. — A что конкретно вас интересует? Дело в том, что вскрытие мы сделать не успели…
— Я так и поняла, очередь к вам на приём, наверное, большая, покойники за год вперёд записываются, — я почувствовала, как во мне начинает закипать злость. — Ну, а без вскрытия, навскидку, что можете сказать? Поймите, дело очень серьёзное. И если моё расследование зайдёт в тупик, Москве всё равно нужен будет, как бы это поделикатнее выразиться, «козёл отпущения», что ли. Ну, вы меня понимаете? А лучше вашей кандидатуры им не найти. Я говорю с вами так откровенно только потому, что вы лично, как человек, мне глубоко симпатичны. — Правильно, товарищ капитан? — Омулев, выслушавший мой монолог, открыв рот, в знак согласия быстро закивал головой. А судмедэксперт прямо на глазах побледнел как полотно, похоже, до него, наконец, стало доходить, что вляпался он не на шутку.
— Ну вот, а теперь мы все вместе отправимся в кабинет к вашему главврачу, — я мягко взяла эксперта под руку, — где выпьем крепкого горячего чайку, и вы поделитесь вашими впечатлениями о странном покойнике.
— Ну что ж, извольте, — Мороз сделал приглашающий жест рукой в сторону видневшегося вдалеке здания городской больницы.
— Видите ли, милая девушка, — начал рассказ судмедэксперт, едва мы «удобно» расположились в кабинете главврача на скрипучих стульях с намалёванными на них белой краской корявыми инвентарными номерами, — как я уже говорил, вскрытие не проводилось. Но моей вины в этом нет. Всё было согласовано с Медуправлением пограничных войск. Я так понимаю, ждали вашего прибытия. А я что? Мне дали указание, я его выполнил. И если бы не этот пожар, то сегодня после обеда результаты вскрытия и гистологического исследования трупа были бы у вас на руках, но, как видите, вмешалось само провидение.
— Хорошо, о провидении и тому подобных явлениях мы обязательно поговорим позже, — осадила я его, — сейчас меня больше интересует ваше мнение как специалиста: что могло послужить причиной смерти? Вы же, насколько я понимаю, труп видели?
— Да, я осмотрел его, но поверхностно, не вдаваясь в детали. Я же не знал, что в силу непреодолимых обстоятельств вскрытие будет невозможным. А навскидку… — судмедэксперт задумался, видимо, тщательно подбирая слова, — не берусь судить о времени смерти, потому как выглядел труп довольно свежо. А учитывая нацистскую форму, в которую он был одет, сам нахожусь в некоторой растерянности. Но тем не менее кое-что скажу вам вполне определённо. Даже с некоторой степенью ручательства за свои слова. Дело в том, что у этого покойника были все признаки так называемой кессонной болезни, или как говорят подводники, «кессонки». Синюшность и одутловатость лица, ну и прочие мелочи, вам как не специалисту неинтересные. Скажу одно — этот человек подвергся серьёзным перегрузкам, я имею в виду запредельное давление. Понимаете?
— Не совсем, — честно призналась я.
— Милая девушка, я долгое время служил врачом на дизельной подводной лодке и смею вас заверить: данные симптомы вижу сразу без всякого вскрытия. Судя по его внешнему виду, возможны только два варианта. Если коротко, буквально в нескольких словах, то версия первая: этот человек очень быстро, в нарушение всех правил, всплыл на поверхность моря с большой глубины. Видите ли, при слишком быстром подъёме человека с глубины газ, которым насыщены кровь и мягкие ткани тела, начинают из них выделяться. Пузырьки газа попадают в кровь, вызывая закупорку сосудов. А, вообще, каждый подводник знает, что кессонная болезнь не возникает при резком поднятии с глубины до 9 метров. Пребывание же на глубине, скажем, 30 метров в течение часа требует при подъёме одной двухминутной остановки на глубине 6 метров и 24-минутной — на глубине 3 метров. Такие паузы в подъёме позволяют растворённому газу проникать через ткань к кровеносным сосудам, по которым он вместе с кровью поступает в лёгкие, а оттуда в окружающую среду, так и не образовав пузырьков. Так что, если бы у нас была возможность сделать вскрытие, то уверяю, в его крови мы нашли бы просто запредельное количество азота. И версия вторая, более прозаическая: этот человек мог умереть от банального ларингоспазма, т. е., проще говоря, от удушья. Температура воды в этих широтах очень низкая, и на фоне переохлаждения произошёл спазм дыхательных путей, и как следствие этого наступила смерть. Покойн