рле туннеля. Я мазанула прожектором по полю битвы. С облегчением увидев целого и невредимого Егора, который, обернувшись на свет, показал мне сложенные цифрой «0» большой и указательный пальцы, я стала спускаться ниже. Подлодка стояла на грунте на ровном киле, прижавшись бортом к стенке тоннеля, вдоль которой угадывался бетонный пирс с большими ржавыми швартовочными кольцами. Подплыв вплотную, я поняла, что правая сторона скалы, как и пирс, сплошь покрыты толстым слоем прозрачного льда. Субмарина одним бортом буквально вмёрзла в лёд. Вокруг неё, полузанесённые песком, под разными углами торчали из грунта несколько десятков ржавых кислородных баллонов синего цвета с белыми орлами, державшими в когтях свастику. Рядом, ощерившись хвостовым оперением, лежала рыжая, со следами чёрной краски, торпеда внушительных размеров. Заметив, что мои друзья направились к носовым торпедным аппаратам подлодки, крышка одного из которых была распахнута настежь, я, вслед за мелькнувшими у моего лица ластами Егора, тоже направилась внутрь морской хищницы Дёница. Едва мы оказались в первом отсеке лодки, стало понятно, что вооружение с неё, вопреки нашим предположениям, не снято, и лодка явно предназначалась отнюдь не только для транспортировки грузов. В свете фонарей, блуждающих по чреву морского монстра, я увидела огромные закрытые крышки торпедных аппаратов, расположенных вертикально один над другим. Под нами, покрытые чёрным илом, угадывались тонкие рельсы с навеки застывшими на них причудливыми остовами зарядных тележек. Проплыв в отверстие распахнутой металлической двери, мы оказались во втором — аккумуляторном отсеке. Об этом я догадалась, рассмотрев по обе стороны от себя висевшие на заржавленных цепях рамы — всё, что осталось от матросских коек. Внизу, прямо под нашими ногами, чернели большие прямоугольные аккумуляторные ямы, заполненные окислившимися свинцовыми пластинами и обломками чёрного бакелита — остатками корпусов мощных аккумуляторов. С трудом пробравшись через хитросплетения проводов, в беспорядке свисавших сверху, я попала в большое помещение со странной толстой трубой посередине, уходящей куда-то вверх. И только приблизившись вплотную, поняла — это центральный пост подводной лодки, а загадочная труба — не что иное, как командирский перископ. Егор указал мне рукой на большой металлический сейф, стоявший у переборки и покрытый всё тем же чёрным илом. Я кивнула головой и, оставив напарников на центральном посту, поплыла дальше. Вероятно, я попала в кормовой аккумуляторный отсек, так как сразу увидела внизу всё те же большие прямоугольные ямы, а подняв глаза и поведя прожектором в сторону, едва не задела аквалангом угол железной койки, свисавшей буквально с потолка. Чертыхнувшись про себя и мысленно решив впредь быть как можно более осторожной, я поплыла дальше. Когда позади остался дизельный отсек с непонятными для меня агрегатами и хитросплетениями трубопроводов, я попала в помещение, почти всё пространство которого, насколько я могла судить, занимали несколько огромных электромоторов. Не обнаружив для себя ничего интересного, я быстро осмотрелась по сторонам и, не останавливаясь, продолжила путь.
В последнем или, правильнее сказать, в первом кормовом отсеке, где, по моим довольно дилетантским представлениям об устройстве подводной лодки, должны были находиться приводы рулей, запасы баллонов со сжатым воздухом и мастерская, я сразу увидела на палубном настиле два белых черепа. Они лежали в углу у переборки, бессмысленно уставившись пустыми глазницами на непрошенную гостью. Я вздрогнула и, переведя дух, снова направила свет фонаря на останки подводников. Рядом с ними в беспорядке были разбросаны гаечные ключи различных размеров и пустые кислородные баллоны, судя по открученным до отказа вентилям. Эти двое моряков почему-то не покинули лодку вместе со всеми, а продолжали пытаться устранить неисправность, возникшую, видимо, в рулевом управлении. Стало понятно, что они оставались в этом отсеке до самого последнего момента, пытаясь спасти лодку. Эти подводники боролись, пока у них не кончился кислород. Я впервые с уважением посмотрела на моряков Вермахта. Опустившись чуть ниже, я разглядела в иле чудом сохранившийся правый ботинок одного из погибших и блестящий металлизированный шеврон, тускло блестевший в стороне. Наклонившись и взяв в руки этот кусочек ткани, я сразу увидела лежащих в иле рядом друг с другом два овальных алюминиевых медальона, так называемых личных опознавательных знака, с выбитыми в зеркальном отображении на двух половинках, разделённых прерывистой линией разлома, личными данными военнослужащих Кригсмарине…
— Однако пора возвращаться, — подумала я, посмотрев на часы и манометр. Кислорода оставалось как раз на то, чтобы вернуться. В последний раз бросила взгляд на останки немецких моряков, развернулась и, зажав в руке немецкие медальоны, поплыла в обратном направлении.
В четвёртом кормовом аккумуляторном отсеке один из медальонов случайно выскользнул у меня из рук и, на мгновение блеснув в свете фонаря, исчез в темноте.
Я остановилась, и, несмотря на то, что была сильно ограничена во времени — запас воздуха продолжал катастрофически таять, опустилась почти к самому палубному настилу, и вдруг увидела под ржавыми металлическими рамами нижнего яруса матросских коек нечто, накрытое почерневшим от воды брезентом. Я опустилась ниже и, ухватив рукой край склизкого и тяжеленого брезента, потянула его на себя. Полусгнившая ткань легко поддалась и соскользнула мне под ноги, открыв моему взгляду ряд выкрашенных тёмно-серой краской больших металлических ящиков с надписями, сделанными через трафарет белой краской:
«Smolensk, 1941».
Я замерла на месте и, ещё не веря в удачу, осторожно провела рукой по крышке верхнего ящика. Видение не исчезло. Ящики были самые настоящие. Затаив дыхание, пересчитала взглядом — их было ровно шесть штук…
Москва, октябрь, наши дни
Мы с Егором отгуляли положенные две недели отпуска, большую часть которого «били баклуши» и валялись в постели. В один из вечеров, когда мы решили выпить по бокалу вина при свечах, то есть устроить романтический ужин, Егор рассказал мне историю жизни нашего арктического проводника — Козлова Ильи Тимофеевича. Рассказанное потрясло меня до глубины души, я долго после того, как Егор закончил рассказ, молчала, приходя в себя. Я отчётливо вспомнила строчки, прочитанные мной на выцветших страницах архива:
«…Так, Борисов показал, что по приказу Шварца подготовил и успешно осуществил операцию, в результате которой был пленён лейтенант НКВД Козлов Илья Тимофеевич, участвовавший в перевозке ценностей, обнаруженных в д. Богданово Колодези в июне 1941 года. Козлов на допросах сообщил немцам сведения, содержащие государственную тайну. А именно, о количестве и примерном составе клада ценностей, доставленных в Смоленское отделение государственного банка СССР из д. Богданово Колодези. О дальнейшей судьбе ценностей Козлов И.Т. ничего не знал и был расстрелян осенью 1941 года…» Выходит, Козлов остался жив? Это было просто невероятно! Если бы мы нашли этого ценного свидетеля в самом начале, насколько короче был бы наш путь к сокровищам! Но жизнь, как всегда, своенравно поступила по-своему, предоставив нам самим пройти весь путь, от самого начала до самого конца.
Посёлок Валентиновка, октябрь, наши дни
В последний погожий денёк перед выходом на службу мы всей командой решили завалиться к Тарасову на дачу. Октябрь в этом году выдался по-летнему тёплый. Валентиновка стояла, как всегда, в убранстве величественных корабельных сосен, сочную зелень которых чувственно обрамляла золотая роспись клёнов и лип. Солнце пригревало совсем по-летнему, и мы, утеплившись было утром, с нескрываемым наслаждением скинули куртки и свалили их в необъятный багажник Мишкиного «Лендровера».
Генерал встретил нас как радушный хозяин, поворчав немного по-стариковски и на прекрасную погоду, и на пробки на дорогах.
Вскоре весело затрещал мангал, и мы, наконец, расселись за большим круглым столом на застеклённой террасе старого бревенчатого дома.
— Товарищи офицеры, — поднял первый тост генерал, — первым делом хочу поблагодарить вас за службу. Но прежде, чем поставить в этой, без увеличения сказать, запутанной и опасной операции точку и вручить вам заслуженные награды, я позволю себе прояснить для вас некоторые моменты, оставшиеся за кулисами всей этой истории, — генерал выпил и, крякнув от удовольствия, продолжил. — Так вот, три дня назад на участке известной вам заставы, — генерал хитро подмигнул мне, — выбросило на берег тела трёх аквалангистов. Они в точности, по словам гидрографов, повторили путь спасательного плота со свеженьким покойником, который оказался в расположении заставы капитана Омулева. Два из них абсолютно никакого интереса для нас не представляют, а вот третий, — генерал выдержал эффектную паузу, — по данным посмертной дактилоскопии оказался неким Дитером Хоффманом, оберштурмбанфюрером СС, лицом, кстати, весьма и весьма приближённым к Герману Герингу. Этакий высокопоставленный офицер для особых поручений. Он безуспешно разыскивался как военный преступник с мая 1945 года и по сей день полициями Польши, Германии, США, Израиля, России и даже бывшей Чехословакии. Последний раз его видели в Берлине осенью 1944 года. А в 1974 году в Москву он прилетал по документам Курта Краузе, под этим именем он и проживал последнее время в Эквадоре. Так вот, вам будет интересно узнать, что полученные с его трупа отпечатки пальцев полностью соответствуют отпечаткам, зафиксированным на месте убийства Веретенниковой, а также на наградном пистолете системы «Вальтер», обнаруженном вами на катере преступников. Таким образом, теперь мы можем с большой долей вероятности воссоздать произошедшее 23 мая 1974 года в квартире № 5-бис, в доме № 1 по Котельнической набережной.
Итак. Примерно в 11 часов утра в квартиру позвонили. Веретенникова открыла дверь, и в квартиру вошли двое. Как вы уже поняли — Дитер Хоффман и сотрудник германского посольства Карл Вассерман. Трудно представить, конечно, что испытала женщина, увидев двух призраков из прошлого, но самообладания опытная разведчица явно не потеряла. Допрос, вероятно, вёл Вассерман, поскольку именно он и остался навсегда лежать в той квартире. При этом следует иметь в виду, что пришли они к ней исключительно как к подельнице Шварца. И, естественно, оба понятия не имели, кто на самом деле Веретенникова. Так вот. Шварц в своё время был тоже, как и Хоффман, человеком Геринга. Они спрашивали о грузе, это бесспорно. Веретенникова приняла правила игры и выдала им место захоронения архива Смоленского горкома. Так как знала, что захоронка эта ложная. Но тут, вероятно, Хоффман увидел манускрипт, висевший на стене, и понял, что женщину придётся убрать, чтобы завладеть тибетскими документами. И Веретенникова это сразу просекла или просто что-то почувствовала. Вот только после этого Веретенникова достала пистолет и ухлопала Вассермана, а Хоффман убил женщину. Но Хоффман не сразу покинул квартиру, а, как выяснилось, забрал с собой кожаную папку с оригиналами бесценн