— Ответ на эти вопросы, боюсь, мы не узнаем никогда, — вздохнул Тарасов. — По поводу золота не знаю, а насчёт орденов, я думаю, она просто не хотела, чтобы у мужа возникли в связи с ней какие-либо ассоциации с ОГПУ, расстрелявшим его отца, а, может, причина кроется и совсем в другом…
Москва, 9 мая 1944
…Георгиевский зал Московского Кремля показался ей огромным, может быть, даже размером с целое футбольное поле, и сразу поражал воображение своим бело-золотым убранством. Ярко горел свет шести тяжёлых бронзовых люстр, алая дорожка, пересекающая зал прямо по изумительному наборному паркету, мягко пружинила под начищенными до блеска хромовыми офицерскими сапожками. Новенькая портупея, охватывающая тонкую девичью талию, приятно поскрипывала при каждом движении, гимнастёрка с капитанскими погонами, отливающими золотом, была идеально подогнана в только что открывшемся ателье на улице Горького и старательно отглажена. Елена, впервые в своей жизни попавшая в Кремль, была в приподнятом настроении. Она с восторгом оглядывалась по сторонам — стены зала украшали золотые звёзды и орденские ленты с девизом «За службу и храбрость», между витыми колоннами виднелись мраморные доски с высеченными на них фамилиями Георгиевских кавалеров. Она в растерянности остановилась посреди всего этого великолепия и стояла, в восхищении глядя по сторонам, пока к ней не подошёл молодой полковник, мелодично позванивая орденами и медалями:
— Елена Владимировна, — он показал на огромный белоснежный бархатный диван с резной спинкой, — присядьте, пожалуйста, народный комиссар сейчас подойдёт.
Он появился внезапно, из боковой, неслышно отворившейся двери. Невысокого роста, в генеральской форме. Холодный взгляд из-за круглых очков. Он посмотрел на Елену внимательно, но отнюдь не дружелюбно, как можно было бы ожидать в данной обстановке, а скорее, презрительно. Но всё же улыбнулся, как на миг показалось Елене, через силу. И девушке вдруг стало неуютно и зябко, несмотря на тёплый майский вечер. Поборов в себе первый испуг, она открыто улыбнулась в ответ. Нарком подошёл ближе и с сильным акцентом произнёс сквозь зубы:
— Весь советский народ благодарен вам за то бесстрашие и профессионализм, с которым вы в логове фашистского зверя блестяще выполняли свой долг перед Родиной. Сегодня, 9 мая 1944 года, весь Советский Союз салютует нашей героической армии, освободившей Севастополь. В этот торжественный день Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1944 года, за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, вы награждаетесь орденом Боевого Красного Знамени, — он, не оборачиваясь, протянул назад руку, и молодой полковник с готовностью передал ему алую коробочку с орденом.
Берия подошёл вплотную к Елене, как ей показалось, значительно ближе, чем требовалось для того, чтобы вручить награду. Но как оказалось, нарком решил собственноручно прикрепить орден. Под его требовательным взглядом ей пришлось расстегнуть три верхние пуговицы гимнастёрки. Почувствовав лёгкое прикосновение его рук к своей груди, Елена вздрогнула. Ей на мгновение показалось, что её коснулась рука мертвеца. Наконец, Берия привинтил орден, и снова появился полковник, но уже с подносом в руках. На подносе стояли два высоких бокала с шампанским. Нарком опять едва уловимо улыбнулся, поднял бокал и выпил:
— Ещё раз поздравляю.
— Служу трудовому народу, — тихо произнесла Елена, совсем сникшая под этим хищным взглядом, и тоже выпила вино.
Нарком ещё раз оглядел девушку с головы до ног, и опять Елене стало не по себе. Потом Берия резко поставил бокал на поднос, повернулся и молча покинул зал.
Только выйдя на свежий воздух, Елена немного пришла в себя. Ничего подобного она не испытывала ни разу в жизни. Она вдруг почувствовала себя разбитой, как будто из неё выкачали все силы. Утром она планировала после Кремля ещё побродить по вечерней Москве, помечтать. Ведь завтра с фронта должен был приехать Иван, которого она не видела долгих три года. А послезавтра в полдень они должны были расписаться и, наконец, официально стать мужем и женой. Но сейчас её вдруг так сильно стало клонить в сон, что она едва добралась до своего номера в гостинице «Москва». Поднявшись на третий этаж и попросив горничную не будить её, она открыла дверь, распахнула окно и, не раздеваясь, провалилась в глубокий сон, едва коснувшись головой подушки.
Сон был отрывочным, тревожным и больше походил на полузабытьё. Сначала ей приснилось, что в номер неслышно вошли три тени и, быстро пройдя по номеру, растворились во тьме. А потом пришёл он. Зверь. Девушка почувствовала его по запаху страха и крови. Он сорвал с Елены одеяло и набросился на неё. Затрещала по швам и упала на паркет, жалобно звякнув новым орденом, гимнастёрка, следом полетели юбка и нижнее бельё. Она с отвращением чувствовала во сне его тяжёлое дыхание, руки, покрытые жёсткой шерстью, блуждающие по её телу, слышала его звериный рык, когда он раздвинул ей ноги и грубо, с ходу, вошёл в неё. Девушка застонала во сне от невыносимой боли. Но движения зверя становились всё мощнее и глубже. Елена задыхалась под тяжестью его волосатого тела, не в силах проснуться, с омерзением ощущая его сильные лапы на своей нежной девичьей груди. Казалось, это продолжалось бесконечно долго. Всё тело Елены пронзало, как раскалённой иглой, и этот не знающий жалости огонь выжигал девушку изнутри…
Проснулась она только далеко за полдень. С ужасом вспомнила сон, и её снова бросило в жар. Девушка встала с кровати и, покачиваясь, поплелась умываться. Голова буквально раскалывалась на части. Только войдя в ванную комнату, она сообразила, что идёт абсолютно голая. Елена же точно помнила, что перед сном смогла скинуть только сапоги и портупею и сразу уснула. Подойдя к зеркалу, она с ужасом увидела, что всё её тело покрыто синяками. Низ живота нестерпимо болел, а на внутренней стороне бёдер виднелись размазанные следы засохшей крови. Она залезла под душ и долго стояла, приходя в себя. Вернувшись в спальню, она с недоумением подобрала с пола разодранную гимнастёрку и смятое одеяло, и тут взгляд её случайно упал на прикроватную тумбочку. На ней лежал маленький блестящий пистолет. Не веря своим глазам, Елена подошла и взяла оружие в руки. На рукояти блестела медная пластина с гравировкой: «Капитану НКВД Веретенниковой Е.В. от Наркома внутренних дел, 1944 г.» Девушка сразу всё поняла и, выронив пистолет, который с глухим стуком упал на пол, села на смятую кровать и, обхватив руками раскалывающуюся от боли голову, горько заплакала…
Посёлок Валентиновка, октябрь, наши дни
Генерал Тарасов встал и поднял бокал:
— Интересная всё-таки штука — жизнь. Подумать только: операция, задуманная Берией в июне 1941-го, продолжалась целых 54 года и успешно завершилась только сейчас, в 1999-м. И за все эти годы в сети, умело расставленные НКВД столько лет назад, до сих пор продолжали исправно попадаться довольно крупные фигуры Третьего рейха, казалось бы, навсегда избежавшие карающего меча правосудия. Ан нет. Как говорится, сколь верёвочка не вейся… Да, умели наши деды и отцы работать…
— Кстати, Ростова, чуть не забыл. Мы по твоей просьбе качественно прокачали тиксинского судмедэксперта Мороза. И получили неожиданный результат. Так вот, на самом деле это — безуспешно разыскиваемый сначала МГБ, а потом и КГБ СССР гражданин Морозов И.А., 1912 года рождения, предатель Родины и фашистский пособник. Активный сотрудник зондеркоманды штурмбанфюрера СС Кюнсберга. Начальник созданного немцами в Смоленске так называемого Архивного бюро Морозова. Следствием установлено, что он был завербован немцами и как законсервированный агент был оставлен фашистами на советской территории. На него и вышел Алекс Шторм, когда ему понадобилось нелегально проникнуть в Тикси. Морозов выправил немцам все необходимые документы и разрешения, пользуясь своими обширными связями в городском отделе милиции и паспортном столе. Кроме того, уже доказана его причастность к пожару в городском морге. На допросе он признался и в том, что, воспользовавшись моментом, похитил содержимое портфеля немецкого подводника, а также удалил все снимки этих документов из фотоаппарата начальника пограничной заставы. Ну вроде теперь всё. Хотя нет, подождите, — генерал улыбнулся, — между прочим, майору Ростовой пришло на адрес нашего Управления письмо, — генерал хитро подмигнул и протянул мне конверт.
Я посмотрела на штемпель отправителя — Владивосток, пожала плечами и тут же вскрыла конверт.
«…Уважаемая Наталья Александровна! Огромное спасибо Вам за хлопоты. С радостью и гордостью сообщаю Вам, что ваш покорный слуга Козлов Илья Тимофеевич полностью реабилитирован и восстановлен в воинском звании подполковник. Назавтра вызван в городской военкомат для вручения в торжественной обстановке боевых наград, которых я был несправедливо лишён. Большой привет и благодарность Вам от всей моей семьи. Ещё раз огромное человеческое спасибо за Вашу доброту и чуткость к человеческим бедам. Дай Вам бог здоровья и удачи во всём.
С глубоким уважением, полный кавалер орденов Славы, подполковник запаса Козлов И.Т.»
Я вложила письмо обратно в конверт и к изумлению присутствующих расплакалась, как девчонка. Слёзы радости текли в три ручья, и я никак не могла остановиться.
— Наташка, ты что? — Егор обнял меня за плечи и осторожно притянул к себе. — Успокойся, всё же хорошо закончилось.
— Ничего-то вы так и не поняли, мужики. Вот теперь операцию «Смоленский капкан» действительно можно считать завершённой… — я выскользнула из объятий Егора и, уже не скрывая радости, положила на стол перед генералом мокрое от слёз открытое письмо.
Москва, Феодосия, Валетта, Каир, 2013
Продолжение следует