Джефферсон с ними разговаривает, но я ничего не слышу. Уши так и заложены.
Надеюсь, болтают они о чем-нибудь хорошем.
Глава 15
— Привет, — говорю я. — Меня зовут Джефферсон. А вас?
Ничего лучше в голову не приходит. Возмущаться и угрожать не время, учитывая, что я привязан к стулу.
Питер и Донна ничего не слышат; видимо, пострадали от взрыва светошумовой гранаты пятнадцать минут назад.
Досталось, похоже, всем. Один из Призраков скрючился, ухватившись за промежность. Парня, которому я саданул винтовкой в лицо, не видно.
Захватчики просто смотрят на нас. За окном опускаются сумерки, свет синеет. Я спрашивал, кто они и чего хотят, но ответа не получил. Сидят в своих лохмотьях и ждут.
Знаки у них на лбу, по-видимому, что-то означают. Греческие буквы. Роюсь в памяти. Ищу глазами парня с буквой, похожей на «а».
— Альфа? — спрашиваю.
Тишина.
Наконец раздается: «Да». Первое произнесенное слово. Все смотрят на нарушившего молчание.
— Твое имя? — продолжаю я.
— Мое новое имя, да.
— А со старым что случилось?
— То же, что и со всем остальным. Оно умерло.
— Ясно… А меня зовут Джефферсон. Вы здесь живете?
Он кивает.
— Значит, мы вторглись в ваши владения. Простите. Мы не знали. — Стараюсь говорить доброжелательно и разумно.
— Теперь знаете, — раздается ответ.
— Да уж. Послушай, мы с радостью пойдем своей дорогой. Отдайте наши вещи, и мы исчезнем. Рассказывать о вас никому не будем.
Молчание.
— Зачем вы сюда пришли? — спрашивает Альфа.
— Искали кое-какую информацию.
Услышав «информация», призраки дружно кивают и хмыкают. Волшебное слово?
— Какую информацию? — интересуется Альфа.
— Медицинский журнал, — говорю я. — Один мой друг считает, там есть кое-что про Хворь.
Девушка с необычной буквой «в» на лбу — бета — поворачивается к Альфе и шепчет ему что-то на ухо. Тот кивает.
— Вы слышали, что в библиотеке живут призраки? — продолжает расспросы он.
— Слышали, — признаю я. — И теперь понимаем, что это значит. Ну вы нас и напугали!
— Здесь и правда живут призраки — в известном смысле. Видишь ли, это все, что осталось от цивилизации. Величайшее хранилище информации — мудрости — в мире. Наша задача — его оберегать.
— Понятно.
— Сомневаюсь. Что будет, если мы вас отпустим, а вы расскажете всем: библиотека свободна, иди и захватывай?
Не нравится мне ход его мыслей.
— Мы никому не расскажем. Просто хотим уйти.
Бета вопросительно смотрит на Альфу, тот кивает.
— С вами был кто-нибудь еще? — вступает она.
Впервые с нами заговорил кто-то, кроме Альфы.
— Да. — Надеюсь, я принял правильное решение. — Парень по имени Умник. Он пропал.
Альфа кивает.
Подходит ко мне и достает из чехла на бедре тонкий нож.
Заходит мне за спину.
— Бог один, — заявляет Альфа. — Имя ему — Информация.
Мысленно я уже чувствую прикосновение лезвия к своей шее. Сейчас мне перережут горло. Кровь пропитает футболку, воздух со свистом вырвется из легких…
Альфа разрезает пластиковый кабель-наручник, раздается щелчок, и мои руки получают свободу.
Глава 16
Наконец-то я снова слышу. Но что!
Подытожим. Библиотеку захватила кучка психов. Они типа основали собственную религию.
Как-то она связана с информацией, это вообще их самое любимое слово. Информация то, информация се. Талдычат только о ней и заткнуться не могут. Мол, даже гены-атомы и всякое такое — тоже информация, как биты для компа. А Вселенная — типа большой комп, запрограммированный атомами.
Чем дальше от информации, тем, говорят, хуже. Все материальное, типа тел, стульев, столов и тра-ла-ла, для них — страшная обуза. Особенно тела. Психи, видно, мечтают быть просто мыслями и носиться по воздуху, как в каком-нибудь научно-фантастическом фильме. Сгустки чистой энергии, блин.
Они утверждают, будто Хворь — это, короче, Божья кара за то, что информацию то ли утаивали, то ли запирали, то ли еще что.
Туманно.
Библиотека, значит, — их святыня. А мы в нее вторглись и нарушили какое-то там табу. И была бы нам хана, если б не Джефферсон. Он как-то умудрился убедить этих безбашенных, что мы не враги. Джефф им, похоже, нравится — поэтому мы еще живы.
В этом весь Джефферсон — он терпеть не может стычки и научился мастерски улаживать разногласия. Хочет всегда выглядеть хорошим. И ведь выглядит!
Но не просто выглядит. Джефф и правда хороший. В том-то и беда.
Помню, однажды, еще до Хвори, мы с ним держали небольшой военный совет. Тема — личная жизнь Джефферсона.
Жила-была себе девица Хлоя, из разряда белокурых ангелов, за которыми Джефф всегда вился. Голубые глаза, вьющиеся волосы, классные сиськи — короче, полный комплект. От таких цыпочек Джефферсон вечно впадал в священный ступор и совсем не замечал их недостатков.
А главным недостатком в данном случае было то, что девица — идиотка.
Мы знали ее с детского садика. Неженка и ломака. Ревела, если пачкала лакированные туфли. Как-то в первом классе нас выстроили в шеренгу и повели в парк. Я прыгнула в лужу, а Хлоя завопила: «Не надо! Отсюда бедняки пьют!»
Короче, умом она не отличалась.
Но хуже всего была ее неслабая принцессомания.
У меня насчет этой мании есть теория: принцессомания не проходит, даже если Принцесса понимает — пора бы завязывать. Когда настает время отказаться от внешних наворотов — типа нельзя же вечно быть тринадцатилетней, ходить в ярко-розовых пышных юбках и носить волшебную палочку (я, кстати, ничего против не имею; нравится — на здоровье), — мания прорастает внутрь.
Выбора у Принцессы нет — только диагноз. Ее потуги выглядеть Золушкой на балу деформировали мозг. Поэтому она до конца жизни верит, будто некий красавчик напялит ей на голову корону и умчит на белом скакуне. Все завистники будут повержены, и глаза им выклюют птицы — как в сказках братьев Гримм.
Если по Принцессе никто не сохнет, она впадает в отчаяние и депрессию. Ах, как жесток мир… Если же сохнет — все равно берегись! Впереди засада.
Потому что красавчиков с комплексом Принца не существует! Никто не сможет вписаться в извращенное Принцессино представление о мире.
Нет, то есть поначалу парни ведут себя как надо. Водят, короче, в классные места, дарят цветы, осыпают комплиментами и тра-ла-ла. Вопрос — на кой фиг? Зачем им плясать под чью-то дудку? Только чтобы понравиться?
Ну да ладно. Все равно рано или поздно парень меняется. Происходит это: а) когда девчонка ему надоела; б) когда он залез ей в трусы; в) когда до него доходит, что таким вот ухажером придется быть, короче, постоянно (а доходит обычно сразу же после выполнения пункта «б»).
Я что, сказала — парней с комплексом Принца не существует? Вношу поправку. Один есть. Джефферсон. Не в том смысле, что он помешался на «Спящей красавице», нет. А в том, что Джефф, в отличие от всех моих знакомых, помешался на добродетелях. Типа быть благородным, защищать слабых, поступать по совести и т. д., и т. п. Хотя, правильней, наверно, сказать, что у него комплекс Джедая. Он, короче, посмотрел в семь лет «Звездные войны» и такой: «Вот он я!» У Джефферсона даже световой меч есть. Ну ладно, не световой, а родовой самурайский. Какая разница.
Беда всех этих Принцесс и Джедаев в том, что они — если начистоту — выдумка. Их не существует. В реальной жизни нет темных колдуний, мудрых наставников, волшебных крестных и империй зла. Есть только разные оттенки серого.
Тьфу, такое подходящее выражение — а его испохабили какие-то конченые книжки!
Короче говоря, к девятому классу мой приятель Джефферсон перевлюблялся во все, что хоть как-то напоминало диснеевскую героиню. И наконец погнался за главным призом, принцессой Хлоей.
И вот однажды сидим мы в кафе «Орлин». Мне там нравилось — кофе так себе, поэтому пижоны туда почти не заглядывали.
Джефферсон весь на взводе: он водил Хлою на свидание в музей искусств «Метрополитен».
С чего начать? Во-первых, я уже говорила, Хлоя — дурында. Представляю, как она кудахтала над экспонатами. Точно курица над газетой. А Джефферсон, можете не сомневаться, таскал ее к своим любимым произведениям, трещал о том, что они для него значат, как его волнуют, бурлил романтикой. Короче, пытался возбудить свою Принцессу с помощью картин Джорджии О’Киф. Фу!
Кстати, знатоком искусства Джефф не притворялся. Он и правда любил ходить в музей. Сам. Садился на шестой номер от станции Астор-Плейс, топал в «Метрополитен», платил один цент — мол, взнос-то за вход благотворительный, зачем больше? — и бродил по залам, пялился на экспонаты. Я составила ему компанию всего раз, мне хватило. Достопримечательная достопримечательность. Я, короче, прониклась. Культурное наследие человечества и все такое. Хотя с тем же успехом можно накачаться кофеином и заценивать художества чудаков из Ист-Виллидж.
— Ну, как успехи? — спросила я Джеффа после его музейного свидания.
Джефферсон. В смысле?
Я. В смысле — чем занимались? Ты ее уже лапал?
Джефферсон. Донна!
Убийственный взгляд. Типа: «Как ты могла подумать, будто у меня грязные намерения!»
Джефферсон. Мы проговорили несколько часов. Нашли друг друга.
Я. Ну-ну, а подробней?
Джефферсон. Хлоя сказала, я очень хороший парень.
Я. О боже.
Джефферсон. Что?
Я. Так и сказала? Хороший?
Джефферсон. Кажется.
Я. Тебя поимели. А значит, ее ты не поимеешь.
Джефферсон (раздраженно). Да в чем дело?
Я. У таких, как Хлоя, слово «хороший» означает «я ни за что и никогда тебе не дам».
Джефферсон. «Хороший» — это хорошо.
Но вид у него слегка удрученный.
Я. Слушай. С ней нужно лезть напролом. Ты должен показать: «Никакой я не хороший. Это только с виду. А в душе я — офигенный засранец». И потом наброситься на нее. Поцеловать, короче. Только без всяких нежностей. Сгребаешь в охапку — и вперед.