яя, что может тарбозавру противопоставить. А теперь вот понял, что время пришло. И от угроз пора переходить к делу.
Утрамбованная трехпалыми следами тропа красноречиво вещала, что тарбозавр ходит здесь часто. Берег — это граница его владений, требующая двойного внимания. И лучше места для еще одной встречи не придумаешь. Полоса редких деревьев, с гибкими, как плети ветвями, упиралась в стволы мамонтовых гигантов. Покрытые желтой корой столбы высились на вылезших из земли корнях, под которыми можно было пройти, чуть пригнув голову. Рядом с таким гигантом Гай выбрал стройное деревце, тонким стволом вытянувшееся к солнцу сквозь густую крону соседа, будто упрямый цветок сквозь городские бетонные плиты. Обломал ветки снизу, затем, согнув, добрался до кроны. Вскоре у его ног лежала куча свернутых в кольца плетей, с крохотными листьями и липкими почками. Превратив дерево в голую и тонкую пятиметровую мачту, Гай взобрался на вершину и повис, собственным весом пригибая ее к земле. Гибкий эластичный ствол упруго вибрировал, но не ломался и медленно изгибался в дугу. Коснувшись земли, Гай загнул его к мамонтовому дереву и вершиной завел за петлю выступающего корня. Для надежности вставил клин, зафиксировав упрямо старавшийся вырваться ствол. Затем взялся за гребень эуплоцефала. Надел пустотелым позвонком на верхушку, закрепил сплетенными в веревку ветками, попробовал на прочность. Получилось сооружение простое, но совершенно непредсказуемое. Что от него можно ожидать — оставалось только догадываться. Гай отошел и окинул свою работу скептическим взглядом. Замысел был прост. Спрятавшись в корнях мамонтового дерева и прикрывшись стащенными в кучу ветками, он поджидает тарбозавра, а когда тот выходит на тропу, выбивает клин. Освободившийся ствол разгибается и наносит острым гребнем смертельный удар. Смертельный ли? Вот в этом и был главный вопрос. Даже вонзившись тарбозавру в грудь, убьет он его или только разозлит? Да и получится ли попасть в грудь? Гай прикинул траекторию движения гребня, пусть и усиленную размашистой дугой, но склонившийся под углом ствол предсказывал, что дуга эта пойдет гораздо ниже, скорее параллельно земле, чем отвесно снизу-вверх, и при гигантском росте тарбозавра вероятнее всего нанесет удар в живот, чем в грудь. Почесав в затылке, Гай вдруг вспомнил, чем он может усилить убийственный эффект собственного изобретения. Цветы! Хищные цветы, пожирающие ящериц как праздничные сладости и превращающие кровь в синюю слизь. Сделав небольшой круг, он нашел ароматные бутоны и вернулся, торжественно неся один из них на вытянутых руках. Расковыряв палкой сомкнувшиеся лепестки, Гай брезгливо вытряхнул останки слипшихся в бесформенную массу расплывшихся тел и вылил ядовитый нектар на острие гребня. Густоватая прозрачная патока расплылась по выемкам в гранях и, не проронив ни одной капли на землю, покрыла острие мутной липучей пленкой. Теперь осталось дождаться тарбозавра. Но вспомнив его громадную голову с безобразно отвисшей челюстью, усеянной жуткими зубами размером с локоть, и холодные, как два осколка стекла, пустые глаза, Гай вновь испытал невольный трепет. Пожалуй, на сегодня с него хватит. Это уж точно. Засаду можно отложить на завтра. К тому же не факт, что тарбозавр вернется сегодня еще раз. А вот завтра он точно пройдет этой тропой. Вот тогда Гай и покажет ему, на что способен.
«Конечно, завтра! — Гай почувствовал невероятное облегчение. — Успокоюсь, подготовлюсь, да и рана еще побаливает. А вот завтра все будет иначе…»
И чтобы вдруг некстати проснувшийся в душе охотник не подбил его довести дело до конца сегодня, Гай заторопился на холм.
«Там тоже работы хватает! Кусты, подпорченные Уром, поправить, на ужин чего-нибудь добыть, да и вообще…»
Но стоило ему подойти к склону и сделать первый шаг по осыпающемуся гравию, как за спиной раздался рев тарбозавра. Он еще не появился на экране, но в неожиданно притихшем лесу Гаю показалось, будто чудовище подкралось сзади и заревело ему прямо в ухо! Пулей взлетев на холм, Гай распластался за камнем и лишь затем начал шарить глазами по верхушкам деревьев. Так и есть — тарбозавр возвращался. На этот раз, обойдя болото, он появился оттуда, откуда не должен был. Никогда раньше Гай не видел, чтобы тарбозавр продирался сквозь поросшую плющом стену из поваленных ветром деревьев. Он и сам еще там ни разу не был, потому что хаотичное нагромождение из сухих бревен и трухлявой коры не сулило ничего, кроме переломанных ног. Выбравшись на тропу, тарбозавр прошел вдоль склона до реки, заглянул в тростниковые дебри, заревел на недосягаемый противоположный берег и повернул обратно. Уже привыкший к его предсказуемости Гай вдруг понял, что динозавр полностью изменил правила игры. Раньше он проводил у холма всего полчаса в одно и тоже время, а сейчас и не думал уходить. Ненадолго исчезал под кронами сосен и снова появлялся на поляне, поросшей редкими иглами хвоща.
«А ведь он меня стережет!» — предположил Гай.
Ему вдруг пришло в голову, что именно так оно и есть. Не иначе, тарбозавр тоже объявил на него охоту. Терпеливо и целенаправленно. Он будто понимал, что Гаю когда-то придется спуститься вниз, и решил дождаться своего часа. Даже наступающие сумерки не умерили его пыл. Поход до реки, затем вокруг холма, снова к реке и обратно, и так раз за разом. Пока клонилось солнце, таких вояжей неутомимый тарбозавр совершил с десяток. А когда сумерки наконец обернулись ночью, он исчез. Гай даже успел обрадоваться, но тут же понял, что сделал это слишком преждевременно. Уходя, динозавр не появился на поляне хвощей. Должен бы появиться, а не появился. Но другого пути у него не было!
«Он где-то рядом! — Предательским холодком по спине пополз страх. — Он не ушел и даже на ночь расположился где-то у подножия. Тарбозавр решил покончить с ним раз и навсегда и, проснувшись по утру, снова начнет нарезать свои круги. Настырная рептилия!»
Гай задумался. Ввернув непривычное для него слово, он сам не понял, для чего это сделал. Где-то в памяти проклюнулись воспоминания. То ли в кластере детского обучения, то ли позже, в беседах со Сплином, но что-то о рептилиях он уже слышал. «Рептилия» — повторил он еще раз, пробуя на вкус малопонятный набор букв. Так их всех назвал Шак. «Они же рептилии», — он так и сказал, когда Гай удивился, что Шак не боится ночи. Что это значит? И тарбозавр, и троодоны, и даже малыш Ур. Все они рептилии.
Обхватив колени, Гай задумчиво глядел на темнеющий лес и терзался смутными догадками. Когда на черные вершины сосен опустилась ночь, он встал и направился к норе. Ур, как обычно, занял дальний угол и спал, стоя на растопыренных лапах, уткнувшись рогом в стену. Подсветив серым сиянием экрана, Гай похлопал его по воротнику, затем потянул за шершавый хвост. Никакой реакции. Тогда он схватил его за рог и рывком повалил на бок. Секунд пять Ур лежал неподвижно, затем испуганно взвизгнул, вскочил, слепо заметался между стен, больно толкнул Гая мордой, но еще через пять секунд успокоился и, заняв прежнюю позицию в тупике, опять уснул. Больше Гай его не трогал. Он выбрался из норы, оперся о копье и глядел в беспросветную стену ночи, туда, где прятался исчезнувший лес. Потом взошла луна, и в ее тусклом свечении тьма отступила, обнажив наступившую тишину. Теперь эта тишина приобретала новый смысл. Ответ ее безмолвия лежал на поверхности. Некому было нарушать повисшее молчание, потому что все рептилии погрузились в спячку. Без жарких солнечных лучей, без прогревшегося воздуха, без отдаваемого землей тепла они цепенели. Кровь остывала, превращая их в малоподвижных существ, спрятавшихся на ночь в норы и укрытия. Теперь Гай понял, что он, как существо теплокровное, действительно находится на высшей, по сравнению с ними, ступени развития. И не воспользоваться этим было бы непростительно глупо.
Тарбозавра он нашел быстро. Даже не искал, а скорее неосторожно наткнулся. Спустившись с холма, Гай рассчитывал пройти вдоль открытой части леса, вблизи мамонтовых деревьев, чтобы в случае опасности спасаться в их кронах. Но стоило ему пересечь мысленно проведенную черту, разделяющую холм и лес, как тут же спрятавшегося тарбозавра выдал экран. В стороне от выбранного пути. Там, где размытой горой мерещился бурелом. Тарбозавр забрался в глубь деревьев, сумев протиснуться между навалами сухих бревен, утопающих в пушистых кустах, и побегами ядовитых цветов. Если бы не настойчивая метка экрана, Гай никогда бы его не заметил. Поджав лапы к груди и положив голову на опутанный плющом холм, динозавр спал. Появившаяся из-за туч луна залила лес бледным светом, выдав его с головы до хвоста. Тарбозавр лежал неподвижно. Еще один пятнистый бугор, каких здесь много. Лишь две мелочи выдавали в нем живое существо: стерегущий сон хозяина нос и пульсирующие на шее вены. Как и тогда, нос втягивал воздух, отмечая любой появившийся рядом источник. Даже во сне тарбозавр был готов указать жертве на ее место, пусть и не так стремительно, как он делал это, разогрев кровь под жаркими лучами солнца. Но и не безнаказанно, окажись она в пределах досягаемости. Да только Гай теперь его не боялся. Он ощущал себя невидимкой. То, что чувствительный нос тарбозавра бессилен перед его защитной оболочкой, он понял еще, когда прятался у его ног в кустах. Он рисковал оказаться у динозавра в пасти, если бы только попался ему на глаза. Сейчас же глаза спрятались под опустившимися веками. Поначалу Гай скрывался, лежа за бревном. Потом осмелел и встал. Тарбозавр никак не отреагировал, и он подошел еще ближе. Затем еще… еще… и еще. Замер, от волнения задержал дыхание и притронулся к хвосту. Ничего. Тогда он прошелся взглядом вдоль пятнистой спины, по пульсирующей шее, по сомкнутой пасти и векам, затем опять по шее. Вены отбивали четкий ритм — удар, длинная пауза, за которую Гай успевал досчитать до десяти, и снова удар. Неожиданно для самого себя, он представил, как вгоняет в пульсирующую вену копье. Как поливая кусты и деревья, хлещет фонтан крови. Тарбозавр ревет, затем бьется в агонии и наконец затихает. Пальцы остервенело впились в древко, руки сами подняли над головой копье, глаза вонзились в черные пятна, между которыми так маняще вздымалась вена!