— Может, кто-то еще не хочет ехать? — спросил Нико малышей.
Те молчали. На их лицах был ужас. Они крепко сжимали в руках маски.
Мы сняли только центральные перегородки. Остальные снимать не потребовалось, ведь автобус мог выехать и через центральные двери.
Теперь мы с Астрид все-таки натянули на себя всю эту многослойную одежду вместе со шлемами и масками. Токсичные вещества вполне могли проникнуть с улицы внутрь магазина.
Нам нужно будет как можно скорее восстановить стену.
— Поторопитесь, ребята, попрощайтесь и залезайте в автобус, — сказал Нико. — Мы теряем время.
Макс, Батист, Генри и Каролина бросились к нам, и мы обнялись. А Улисс крепко вцепился мне в руку. И вложил в нее поводок.
— Оставь у себя Луну, — промолвил он. — Она будет напоминать тебе обо мне.
После чего, не оглядываясь, залез в автобус.
Как тяжело было прощаться с ними!
Маленькая Каролина и Генри всхлипывали. Они вцепились в меня, но Джози по очереди перенесла их на ступеньки автобуса.
Алекс сидел на переднем ряду. Он не хотел на меня смотреть. Нико подошел к нему и позвал, но Алекс отвернулся. Он даже не захотел помочь открыть ворота, только дал инструкции Нико и Астрид.
— Как только услышишь звуковой сигнал, — сказал ей Нико, — нажимай кнопку открытия дверей, но только центральных. Когда раздастся второй сигнал, тут же закрой их.
Астрид кивнула.
— Прости, Нико, — сказала она. — Мне так жаль, что я не могу с вами поехать.
— Знаю, — ответил он.
— Ты был отличным лидером, — сказала она ему.
Меня передернуло. Вот и все.
— Удачи, — сказал он.
— И вам.
Астрид пошла к механизму открывания дверей ждать звукового сигнала.
Автобус был готов к отъезду. Джози и Сахалия стояли рядом в масках.
Нам оставалось лишь разобрать последние панели и погудеть Астрид, чтобы она открыла центральные ворота.
— Подождите! — сказал я.
У меня появилась идея. Я отвернулся от Нико и побежал.
— Дин, нам пора уезжать! — закричал Нико.
Я мчался по магазину, ища то, что мне было нужно. Когда вернулся, я едва мог дышать.
Сахалия и Джози уже были в автобусе. Я упустил возможность попрощаться с ними, но это не имело значения.
В два прыжка я взлетел по ступенькам. Он сидел на переднем сиденье.
— Алекс, — сказал я, — возьми это! — и протянул ему пустую тетрадь, похожую на ту, в которой писал я, и несколько ручек. — Возьми это и записывай все, что происходит. Сделай это. Расскажи мне обо всем.
Он всхлипнул, протянул ко мне руки, укутанные в несколько слоев одежды, и мы обнялись.
— Так я узнаю, что с тобой все в порядке, — сказал я.
— Хорошо, — ответил он. — Я обещаю.
Мы с Нико отвинтили последний винт.
Луна была привязана на кухне. Хлоя лежала на надувном матрасе.
Двигатель автобуса работал. Все малыши сидели на своих местах, пристегнутые ремнями.
Я стоял в одном углу последнего отсека, Нико — в другом.
Мы навалились на перегородку, и четыре оставшихся щита из прессованной древесины упали наружу. Два из них я оттащил в сторону, оставшиеся убрал Нико.
Джози стояла на ступенях автобуса. Она ждала сигнала, когда щиты упадут.
Бам! Она схватила сигнальный рожок и отбросила в сторону.
Но мы забыли, что закрыли ворота не только щитами, но и толстыми шерстяными одеялами и несколькими слоями пленки.
Я метнулся вперед, чтобы снять их.
И в этот момент со страшным скрипом ворота стали открываться. Слишком поздно.
Щель становилась все шире. Цепляясь за пленку и одеяла, они продолжали открываться.
Снаружи показалась темная парковка, покрытый трещинами асфальт. Разбитые машины. Вдали виднелись аварийные огни автострады.
Это был наш мир. Наш мир, с которым мы так долго были разлучены.
Двигатель автобуса взревел, когда Нико включил заднюю передачу и стал выезжать на парковку.
Он работал! Автобус двигался!
Нико нажал на сигнал.
Я знал, что там, в автобусе, они кричат мне «До свидания!».
А может, и плачут, но я их не слышал…
Они уезжали. Без нас.
Я нажал на сигнал: БАМ!
Автобус развернулся и поехал вперед.
Но вдруг остановился. Двери открылись.
Что случилось?!
Двое укутанных малышей выскочили из автобуса и неуклюже побежали ко мне.
Сердце у меня бешено колотилось. Желудок поднялся к горлу. Нервы были натянуты, как струны. Я ринулся вперед с распростертыми объятьями. Мне был все равно, кто это.
Но ворота позади нас стали медленно опускаться.
Я бежал к ним, поскальзываясь на липкой и скользкой земле, петляя между обломками и стараясь не упасть.
Я схватил их и рванул обратно к магазину Ворота опускались, и свет из «Гринвея» стал меркнуть. Уже не видно было ни кухни, ни касс, ни рядов пустых тележек у входа.
Я бросил детей на землю и пропихнул под ворота сначала одного, потом другого. Потом полез сам. Одежда, весь этот дурацкий многослойный кокон, страшно мешал. Меня придавило. Малыши тянули изо всех сил, чтобы втащить меня внутрь.
Я каким-то образом повернулся на бок и оказался внутри.
Под воротами застряла моя кроссовка, но ногу я выдернуть успел.
Ворота расплющили кроссовку об асфальт.
Мы были внутри. В нашем разоренном доме. В нашем прекрасном пристанище в этом темном, разрушенном мире. В нашем «Гринвее».
Малыши сняли шлемы и маски. Это оказались Генри с Каролиной.
— Там было так страшно! — сказала Каролина.
— Очень темно, — добавил Генри. — Мы захотели остаться с тобой и Астрид.
— Можно? — Они смотрели на меня, такие трогательные, с заплаканными мордашками. Они протягивали ко мне руки.
— Конечно, — проговорил я. — Конечно, можно.
Из склада вышла Астрид.
— О! — закричала она, увидев нас.
Дети побежали к ней. Она опустилась на колени и покрыла их лица поцелуями. Просто схватила их в охапку и начала целовать. А потом крепко обняла.
Астрид посмотрела на меня поверх прижавшихся к ней голов и кивнула. Я присоединился к ним.
Алекс уехал. Нико, Джози и Брейден тоже. Джейк ушел.
Но у нас были Каролина, Генри и Хлоя.
Нас осталось всего пятеро. Но мы были вместе.
ЧЕРНЫЕ КРЫЛЬЯ БОГАДмитрий Лекух
Нам кажется, мы знаем, что ждет мир в будущем. Но могут возникнуть и новые опасности, какие сейчас и представить трудно…
И все же, несмотря ни на что, — люди должны оставаться людьми!
Пролог
Утренняя сигарета — всегда самая сладкая.
Всегда.
Особенно когда с куревом не только в округе, но и в твоем собственном кармане, скажем так, — довольно хреново.
К счастью, у меня пока еще чуть-чуть оставалось…
…Причем курить ее, эту самую сигарету, следует обязательно до еды — в этом есть свой совершенно особый кайф.
Крепкий дым (слабый — для дамочек и слабонервных) немилосердно дерет глотку, напоминая о том, что ты — нравится это кому или не нравится, все еще жив.
Пока жив.
И пока что — никуда не торопишься…
…На улице шел дождь, и я, выдыхая дым сквозь открытую фрамугу, внимательно вслушивался в звуки спящего города.
Ранняя осень.
Два часа дня.
Время, когда не спят только копы, наркоши на ломке, да еще — такие идиоты, как я.
Те, которые все помнят и никому ничего не прощают…
Может, именно это и не дает нам спать.
Не знаю…
…На кровати завозилась Красотуля.
Кстати, и вправду ничего себе девочка.
Вполне…
— Эй, дай дернуть. — Неумеренное количество макияжа частично обтерлось о простыни, и сквозь клоунский грим проступил истинный возраст девушки.
Лет эдак пятнадцать.
Ну, может, шестнадцать.
Черт, никак не могу привыкнуть к миру, в котором живу.
Наверное, именно в этом и есть моя самая главная по этой жизни проблема.
Дурацкой, конечно, жизни.
Что уж там говорить…
— Держи.
Красотуля смазала слюной край сигареты. Затянулась.
— Тьфу! Без травки… И откуда ты только взялся, такой… — Было видно, как мучительно подыскивается нужное слово.
— Правильный?
— Во-во, правильный. Появился на тусе, трахнул девочку, а у самого даже травки нет. И спидухи мои зачем-то в окошко высыпал. Не помнишь, что ли? Я за них, между прочим, черному в жопу дала. А у него елдак — знаешь какой? До сих пор больно. Ты вообще кто? И откуда такой взялся?!
— Конь в пальто! — вспыхиваю неожиданно даже для самого себя. — И хрен в штанах, если ты еще не забыла.
Терпеть не могу, когда мне под кожу лезут.
Особенно — если такие соплюхи.
Кровь там.
Мясо.
И нервы, кстати.
Которые, как известно из медицины, почему-то ни разу не восстанавливаются.
Красотуля чуть покривилась, но потом все-таки, даже как-то мечтательно, пыхнула контрабандным абхазским табачком.
Удивительно — чем слабее власть, тем больше она возводит запретов.
То — нельзя.
Это — тоже нельзя.
А все равно все всё делают.
По крайней мере, у нас, в России.
— Да… Там у тебя и правда все в порядке. В штанах, в смысле. А откуда Рыжего знаешь?
Не понял…
Тебе-то, родная, какое дело?
— От верблюда.
— А это что еще за зверь такой?
Я ухмыльнулся.
А ведь ты права, девочка.
Это и вправду зверь.
— Не, серьезно! Рыжий — крутой! Он найт держит! У тебя с ним какие то дела, да?
Совсем соплячка, прости Господи.
— Нет у меня с ним никаких дел.
А про себя добавил: «Уже нет».
Рыжий не внял предупреждению, и, если я не ошибаюсь в Веточке (а как, спрашивается, я могу ошибаться в человеке, которого знаю почти двадцать лет), то этот вождь краснокожих сейчас мирно отдыхает где-нибудь в подворотне.
Вместе с парочкой своих ублюдков-бодигардов.
И никогда никого больше не побеспокоит. В том числе те найты, которые «держит».