Точнее, «держал».
Такая вот… диалектика.
Кстати, а почему, интересно, ублюдки окружают себя еще большими ублюдками?
Для полноты ощущений?
Или потому, что на их фоне сами получше смотрятся?
Что-то, думаю, меня на философию повело…
Не к добру.
Ну, а Веточка — он только думать умеет неважно. И это не его вина, что у него с головой плохо.
Все остальное-то у парня просто отлично получается.
Я бы даже сказал — позавидуешь.
Хотя как раз Веточке завидовать — дело последнее.
— Ладно, держи, — я кинул Красотуле початую пачку сигарет. — Забивку сама найдешь. Я пошел.
— Ну, во-о-от, — надувается, — трахнул и бежать. Давай, я лучше пожрать тебе приготовлю…
Губки у девушки со сна припухлые, голые, идеальной формы грудки — маленькие.
Глазищи же, наоборот, — большие.
И зеленые-зеленые.
Залюбуешься.
Только я все равно у тебя не останусь.
Так вышло, извини.
Прежде чем из тебя удастся сделать слабое подобие человека, не один месяц угрохаешь.
А у меня элементарно нет на это ни времени, ни желания.
Да и зачем, спрашивается.
Тебе ведь так удобнее, да, девочка?
…К тому же знаю я, что вы жрете.
Меня аж передернуло.
— Некогда мне. — Потом подумал и сжалился. Следом за пачкой полетел картонный четырехугольник.
Визитка.
Она, небось, таких и не видела.
— Читать умеешь?
— Плохо. Но разберусь.
— Там номер мобайла, перезвони через недельку. Меня пока в городе не будет.
Красотуля аж взвизгнула:
— У тебя мобайл? Ты что, коп?! — Она даже пропустила мимо ушей мою оговорку.
Насчет «в городе не будет».
За это, в общем-то, полагается…
Да многое что полагается.
Стареешь, брат, стареешь…
— Успокойся… какой я тебе коп. Коммерческий мобайл.
— Комме-е-ерческий? Это ж какие бабки!
— Нормальные. Не будешь спидухи нюхать — и у тебя такие будут.
Она недоверчиво хмыкнула:
— Ты мне еще послужить предложи…
— Не предложу. Негде.
Все-таки удивительно, почему они так не хотят работать?
За место официантки или, еще лучше, стриптизерки в самом что ни на есть дешевом найте глаза друг дружке повыцарапывать готовы.
А чтобы куда в приличное место трудиться пойти — да ни за что.
Ну, с этой еще все понятно, она и читать-то толком не умеет, но ведь многие — чуть ли не с университетским образованием…
…Мой «Харлей» стоял в коридоре.
На улице нельзя.
Угнать не угонят, конечно, но изуродуют — факт.
И бензин сольют.
Кряхтя, потащил зверюгу на улицу.
Как я, интересно, его вчера-то сюда допер? Да еще с пьяных, простите, глаз!
Седьмой этаж все-таки…
…Город по-прежнему спал.
Я завелся, послушал ровное тарахтение движка и медленно, не спеша, порулил в сторону круглосуточной заправки.
По городу я вообще предпочитаю ездить на мотоциклах.
Во-первых, все подворотни твои.
Ну, а во-вторых, неизвестно где зафлэтовать придется.
Попробуй-ка, джипак затащи на седьмой этаж. А на улице бросать — раскрысят все, что только можно.
И не остановишь.
Им же не просто так.
Им на «геру» зарабатывать надо.
Беспредельщики…
Макс, хозяин заправки, завидев мой «Харлей», вышел из своей стальной халупы сам.
Лично.
Залил бак, заискивающе глянул в глаза:
— Привет, Гор. Подбросишь как-нибудь товара? А то старуха моя с этой тины совсем дохнет…
Денег он с меня, естественно, не брал.
Никогда.
Да и я с него тоже.
Хотя бензин и фермерские продукты стоят ой как, извините, по-разному…
Бензина пока что в городе — хоть залейся…
— Через недельку. Кого-нибудь подошлю. А пока подготовь канистр сорок. Столитровых. Ну, сам все понимаешь…
— Опять собрался, — Макс задумчиво пожевал губу. — Кончат тебя когда-нибудь. Кто тогда продукты возить будет?..
— Я тебя тоже люблю. Бензин приготовь. Веточка заедет.
Пнул пару раз колеса — так, для проформы — и покатил неторопливо в сторону центра…
Я знал, куда хочу съездить.
Так.
На всякий случай.
…Центр — не поймешь: то ли засыпал, то ли уже потихонечку просыпался. Холодный влажный ветер лениво гонял скомканные бумаги, перемешивая их с первыми палыми грязно-желтыми листьями.
Грязные, кое-где подкопченные стены старинных домов привычно щерились пустыми глазницами окон. В очередной подворотне — Господи, до чего ж они любят подворотни-то, — крикливая стайка пушеров в ярких засаленных футболках и мешковатых штанах то ли делила вчерашнюю добычу, то ли намечала сегодняшнюю.
Мат стоял — боже упаси, вот-вот могло дойти и до легкой поножовщины.
А что?
Делов-то…
Правда, заслышав звук мотора моего «Харлея», ребятишки вжались в стены — мало ли кто тут катается.
Но не ушли.
Их земля.
Нравится вам это или не нравится.
Живописный оборванец тоскливо рылся в мусорном баке, выискивая объедки той синтетической дряни, которой пыталась меня накормить моя случайная подруга.
Ранняя пташка.
Обычно они попозже на промысел выходят…
Удачи тебе, брат…
…А вот и он.
Прямоугольный, вонючий пруд, загаженный так, что дальше уже просто некуда.
Помойка.
Традиционное место сбора всех городских подонков.
Неважно.
Я слишком хорошо помнил его совсем-совсем другим…
Вот эти, к примеру, насквозь проржавевшие куски металла когда-то были ножками скамеек, на которых, бывало, любил сиживать мой отец, рассказывая мне всякие занимательные истории.
А неподалеку, стараясь быть незаметными, угрюмо топтались его здоровенные охранники Миша и Сергей, прошедшие с ним такое, что даже мне нынешнему нелегко представить.
Преданные, как мохнатые служебные псы, и оттого — постоянно напряженные.
А по поверхности тогда еще чистого прямоугольника плавали большие белые птицы.
Отец, помнится, очень не любил людей, которые крошили им хлеб, говорил, что они превращают этих гордецов в попрошаек.
Но птицы все равно были очень красивы.
Не знаю, что с ними потом произошло.
Может, улетели.
А может, их просто сожрали, когда в городе возникли первые проблемы с продуктами.
Кстати, не исключено, что сожрали их именно те, кто до этого старательно крошил птицам тогда еще очень дешевый белый хлеб.
Все может быть.
Вот такая вот, блин, диалектика.
Я прикрутил «Харлей» цепью к древней чугунной тумбе и пошел к воде. Воняло так, что ноздри наружу выворачивало.
Ничего.
Я привык…
Постоял, покурил. Вспоминать ничего почему-то не захотелось. Потом обернулся на тихий металлический лязг. Чумазый подбандитыш лет одиннадцати от роду деловито вскрывал контейнер, прикрученный к багажнику моего байка.
Когда он сообразил, что я его заметил, то сразу же ощерился, продемонстрировав ряд желтых гнилых зубов, и, сплюнув сквозь дырку в этом богатстве, полез за пазуху за дешевеньким самопальным пистолетом.
Не успел, разумеется.
Ага.
Вид такой игрушки, как «Стеблин», действует на некоторых индивидуумов крайне отрезвляюще.
Любителя чужих мотоциклов как ветром сдуло.
И хорошо.
Честно говоря, мне почему-то совсем не хотелось его убивать…
…Дома меня ждал неприятный сюрприз.
У входа в подъезд на ржавеющей металлической трубе, покрытой в глубокой древности толстым слоем голубой масляной краски, жевал дешевую пластиковую зубочистку коп.
И не просто тебе коп, а Коп с большой буквы.
По-другому и не обзовешь.
Никак.
Поручик столичной полиции Борис Костенко.
Мой, кстати, сослуживец по вдрызг проигранной всеми сторонами конфликта кровавой и, как позднее выяснилось, бессмысленной Крымской кампании.
В прошлом.
У меня все — в прошлом…
— За город собрался, Гор?
Вот… мать.
Неужели Макс?
Убью скотину…
— Не понял…
— А что тут понимать. Сержант!
Вот те на!
Из подъезда, лениво поводя плечиком, нарисовалась Красотуля.
Собственной, блин, темноволосой и зеленоглазой персоной.
В черной спецназовской форме, с широкой лычкой старшего сержанта службы внутренней безопасности…
А на вид по-прежнему — лет пятнадцать.
Ну, шестнадцать от силы.
Дела…
Я вытянул вперед руки.
Под наручники.
Попал — значит, попал.
Что тут еще обсуждать-то?
Расслабился.
Таких, расслабленных, копы как раз и имеют.
Аксиома.
Которую я на этот раз почему-то забыл…
Ничего, откупимся.
Не от Костенко, конечно, — этот-то не берет.
Принципиально.
Но на любого Костенко его же собственное начальство имеется.
Которое почему-то всегда очень хочет жрать.
Всегда.
И желательно — чтобы аж в три горла.
Но Боб почему-то медлил.
— За что Рыжего пришил, лишенец?
— А вот здесь извини, господин начальник. Не мое это санитарное мероприятие.
Боб хмыкнул:
— А если даже и твое, то один хрен фиг что докажем. Знакомо…
— И хорошо, что знакомо. Меньше времени потратим. На понт взять хотел, начальник?
— Да нет. Я же тебя как облупленного знаю, капитан. И тебя, и Побегалова твоего. Вот только не пойму…
— Как я докатился до жизни такой?
— Именно, — Боб удовлетворенно хмыкнул. — Ладно, езжай…
А вот это — уже что-то новенькое.
Я даже удивился.
— Запрет на выезды снят. Мосгордумой. Все равно вас, психов, надо стрелять, как бешеных псов. А за городом это и без нас сделают. И за патроны отчитываться не надо.
Ну…
Это он дал.
Когда это спецназ за патроны отчитывался? А?! Не напомните, господин поручик?!
Я достал пачку турецких сигарет.
Дико дорогих и, разумеется, — контрабандных.
Протянул Бобу.
Хорошая новость, что тут говорить.
Просто замечательная…
— Слушай, капитан, — Боб вынул из пачки две сигареты, одну сунул за ухо. — Может, все-таки вернемся к нашему разговору?