Мне понадобилось несколько часов, чтобы привыкнуть к движению, и к тому времени, как стемнело, я почувствовала, что проголодалась. Я же с собой ни еды, ни воды не взяла. Не проблема. Я знаю, как их добыть, если понадобится. Я взяла нож, засунула в щель между ящиком и крышкой. Вскоре крышка поддалась — сталь сильнее дерева. Я не собиралась ждать, пока Колби придет и накормит меня, и потом я ведь не пленница. Я не слышала ни единого звука в трюме с тех пор, как корабль отплыл, потому не волновалась, что меня кто-то увидит.
Наверное, какой-то бог подслушал мои мысли, потому что до меня вдруг донесся слабый шлепок по дереву. Я спрятала нож под курткой и затаила дыхание.
Еще один шлепок. Больше я ничего не услышала, только крысы скреблись да кровь шумела в ушах.
Я выглянула по очереди в каждую из дырок: из той, что возле головы, я увидела еще один ящик. В ногах то же самое. С одной стороны окно, с другой трюм, и там я разглядела нечто, отчего сердце чуть не остановилось. Из ящика напротив на меня таращились огромные блестящие глаза.
Глава 15
— Выпусти меня отсюда! — попросил ящик. Вернее, девушка из ящика. Тоже молоденькая. — Ты должна меня выпустить.
— Ничего я не должна. Я знаю тебя не лучше, чем камень в сапоге, — сказала я и отвернулась. — С камнем мы и то дольше знакомы.
— Пожалуйста, пока они не пришли, — взмолилась девушка.
— Не знаю, кто придет за тобой, но у меня все в порядке. Скоро придет мой знакомый и меня выпустит.
Я поудобнее устроилась в ящике и стала думать о Колби. Вспоминала, как он назвал меня очаровательной. Я не хотела слушать ту странную девушку, но она все бубнила и бубнила.
— Ты собираешься плыть в его каюте?
— Да.
— Симпатичный?
— Не твое собачье дело, хотя он и правда красавчик, — ответила я, представив улыбку Колби.
Слава богу, девушка заткнулась, но, как выяснилось, ненадолго.
— Ты его шанс? — спросила она, и картинка у меня в голове вдруг треснула.
Я прижалась к дырке и вновь встретилась с ней взглядом.
— Что ты сказала?
Смех у нее был кислый, как зеленое яблоко.
— Я тоже шанс Джеймса.
Джеймс! Колби! Лживый сукин сын! В груди заболело — я представила, как он смотрит на других девушек и болтает с ними. Говорит им те же слова, на которые поймал меня. Не буду я его ждать! Вот прямо сейчас пойду и найду его. Пусть выбирает она или я. Я не буду запасным вариантом!
Я схватила нож, засунула его в щель между крышкой и древесиной и начала поворачивать. Издалека донесся волчий вой. Мой Волк!.. Он шел за мной через горы, охранял меня, и мы с ним встретились на другом краю озера. Я столько лет прожила в лесу, что знаю, как воют волки, когда радуются добыче, и на следующее утро на снегу остаются лишь обрывки шерсти и пятна крови, или когда дерутся, выясняя, кто главный в стае. Однако то был совсем другой вой — он предупреждал об опасности, а я знала, что нужно слушаться, когда лес с тобой говорит.
Донесся скрип открывающейся двери. У меня похолодели ноги.
— Тихо, — прошипела девушка, как рассерженная змея.
Я услышала голоса двух мужчин и сразу узнала Колби. Его голос звенел, как колокольчик, а второй был скрипучий, как плохо выделанная кожа. Волк продолжал выть, и я запрятала нож туда, где смогу быстро до него дотянуться.
— Которая? — спросил скрипучий голос.
— Вот эта. За вторую уже заплатили, — ответил Колби. Он разговаривал совсем не так, как на пристани. В нем все еще было что-то лисье, но теперь эта лиса взбесилась.
Кто-то пнул мой ящик.
— Эй, ты там жива? — спросил мужик со скрипучим голосом и заржал, как подавившийся сеном осел.
Кто-то поддел ломом крышку ящика, и раздался громкий треск. Сердце сорвалось в галоп, и у меня не осталось времени ни на то, чтобы схватить нож, ни на то, чтобы поинтересоваться, кто это пришел за мной. На меня смотрел Колби, сжимая в нежных руках лом. Рядом стояла помесь человека и кабана. Я его сразу узнала — капитан порта, жирный ублюдок. Он истекал жиром и потом и пялился на меня, приоткрыв рот, словно я была свиной отбивной.
— За эту двенадцать, — улыбаясь, сказал Колби.
Как же мне хотелось содрать это милое личико с его милого черепа!
— Двенадцать? — хрюкнул Кабан. — Да эта уродина больше восьми не стоит.
— Согласен, уродина редкостная, — заявил Колби. — Но на лицо смотреть не обязательно. — Он, ухмыляясь, взглянул на меня, как на гнилой фрукт.
Мне захотелось плакать, орать во весь голос. Ты же говорил, что я очаровательная.
— Дай на вторую взглянуть, — сказал мужчина.
Колби положил руку ему на плечо, и я подумала, успею ли вскочить и вырвать у него ломик.
— Я же говорил, что за вторую заплатили люди, с которым вы точно не захотите ссориться. У них на нее большие планы. Так что или эта, или вообще никто.
Я пошевелила ногой, готовясь к прыжку, а Колби услышал и отбросил лом в сторону. Как я проклинала его про себя!
Кабан взглянул на меня, потом схватил жирной потной рукой за волосы и дернул. Вы даже не представляете, как больно было, словно голову оторвали. Я взвыла, как баньши, а он вздернул меня на ноги и вытащил из ящика. Я ударилась коленями о палубу и вновь завопила.
— Убери свои чертовы руки! — рявкнула я, скрежеща зубами от боли, но он, все еще держа за волосы, рывком заставил меня встать.
Я пнула его в голень и плюнула прямо в глаз. Он завыл и выпустил меня. Колби заржал, и я обернулась к нему. Мои глаза горели от ненависти и желания убивать.
Однако я не успела выхватить нож. Колби ткнул меня ломом прямо в живот. Весь воздух разом вышел, и я оказалась на коленях, прежде чем поняла, что случилось. Боль пришла секундой позже, в глазах потемнело. Я прижимала руки к животу — боялась, что выблюю все внутренности на блестящие ботинки Колби.
— Теперь она будет посговорчивее, — сказал Колби. — Десять — и можешь делать с ней что угодно. Только не убивай. Она пойдет в наркопритон в Халвестоне — им там на рожи плевать.
Он рассмеялся и подтолкнул Кабана локтем.
Тот заворчал и согласился:
— Десять.
Этого не может быть, наверное, мне послышалось. Этого не может быть!
Я даже вздохнуть не могла — все тело пронзала острая боль. Видать, ребро сломано.
Потом раздался звон монет, и когда Колби заговорил, его голос вновь звенел, как колокольчик.
— Развлекайся! Как закончишь — засунь ее обратно в ящик. Я буду ждать на палубе.
Дверь со скрипом открылась и захлопнулась. Кабан пялился на меня, оттопырив губу.
— Только ты и я, — прохрипел он срывающимся голосом. Потом закашлялся и сплюнул на палубу кусок слизи.
— Только тронь меня, — сказала я так спокойно, как только смогла, — и больше не увидишь солнца. Обещаю!
Он оскалился, обнажив потрескавшиеся, желтые зубы, и выдохнул. У него из пасти несло как от кучи кроличьих потрохов, пролежавших день на солнце.
Я попыталась отодвинуться, но ребра и грудь болели, потому я осталась на месте, постаравшись принять грозный вид.
— Ну, давай, — сказал он, подвигаясь поближе. — Я буду нежен.
Вдруг он схватил меня за горло и сжал, а затем уложил на спину. Живот отозвался болезненным спазмом. Вопить от боли я не могла, на глаза навернулись слезы, и кровь бросилась в лицо. Кабан залез на меня и попытался просунуть колено между ног.
От его веса и вони в желудке поднималась желчь. Я дергалась и боролась, однако, сколько я ни пинала и ни била его, он и ухом не повел.
— Прекрати. — Все еще держа меня за глотку, толстяк приподнял мою голову и стукнул о палубу.
Я словно оказалась под водой — уши заложило, глаза затуманились, а ноги и руки вдруг стали тяжелыми и бесполезными.
Кабан разорвал мою куртку. Потом рубашку. Я почувствовала холодное дуновение на голой коже. Он лизнул меня, и слюни закапали всю грудь. Запустил руку между ног, пытаясь стянуть штаны.
От шока я вынырнула из воды.
Он уже расстегнул пояс и начал грубо и лихорадочно срывать белье.
Я не понимала, что происходит. Как я вообще здесь оказалась?
— Сейчас ты ответишь за то, что меня ударила… — По его бороде стекала слюна.
Когда охотишься, нужно уметь выжидать, пока не придет время нанести удар. Как сейчас. Я не добыча! Никогда не была и не буду. Особенно для такого неуклюжего недоумка.
Сердце билось так громко, что я его слышала. Он мычал угрозы и называл меня уродиной. Потом опустил голову и лизнул мою шею — прям как медведь, который собирается тобой пообедать. Вот только здесь кусаюсь я.
Я повернула голову и впилась зубами в его ухо.
Он завизжал, а потом уперся мне в лицо ладонью, пытаясь оторвать от себя. Однако зубы у меня острые, а челюсти сильные, как у росомахи. Когда он отдернул голову, половина уха осталась у меня в зубах.
Острый металлический привкус крови наполнил рот, и я выплюнула ее прямо на пол трюма. Кабан заревел и откатился. Пришло мое время! Я согнулась, вытащила нож из-за пояса и, стараясь не обращать внимания на треск собственных ребер, всадила его по самую рукоять в брюхо этой твари.
Кабан взревел. Кровь из живота выплеснулась мне на кожу. Я вытащила нож и выползла из-под толстяка. У него в горле заклокотало, в стороны полетели красные брызги.
— Сука, — пробулькал он, пытаясь подняться. — Ты… труп.
Прижимая одну руку к животу, а во второй держа скользкий от крови нож, я взглянула ему прямо в глаза.
— Я тебе говорила, сукин сын. Женщины — это тебе не товар. А уж я тем более!
Оскалив зубы, он бросился на меня и обеими руками сжал горло. От гнева он совсем поглупел — даже забыл, что у меня нож. Старался выдавить из меня жизнь.
У мужиков есть еще одна слабость, помимо тупости, — висящие причиндалы. Я прямо по ним коленом и заехала. Кабан заревел, и хватка на секунду ослабла. В глазах вновь потемнело, а уши словно наполнились водой. Понимаете, он сделал ошибку: обеими руками сжал мне горло, а мои остались свободными.