Я всадила нож ему в шею по самую рукоять. Смотрела прямо в маленькие свиные глазки и видела, как угасает жизнь, словно пламя свечи, а он видел, как приходит смерть. И тяжело, как гнилое дерево, повалился мне на грудь.
Вот и все.
В жизни никого не убивала.
Я видела, как гас этот свет в глазах лосей и оленей, — но не в человеческих. Особой разницы не было.
Я откатила его в сторону и немного полежала, стараясь успокоить колотящееся сердце. Трясущимися руками застегнула джинсы, попыталась застегнуть и куртку, но этот ублюдок поотрывал все пуговицы. Девушка из ящика звала меня и умоляла выпустить, но мне сейчас было не до нее. Я поднялась на дрожащие ноги и вытащила нож из шеи этого животного. Даже не попыталась вытереть. Зачем, если я снова собиралась пустить его в ход.
Я вылезла из трюма с одним-единственным желанием, и никто — ни люди, ни боги — не смогли бы меня остановить.
Колби действительно ждал на палубе. Ярко светила луна; опираясь на борт, он держал в пальцах сигарету. Вокруг никого не было, потому я и не подумала подкрадываться. Колби наверняка услышал мои шаги, однако головы не повернул. Он смотрел, как винты вспенивают воду.
— А ты быстро, Тони. Признайся, на самом деле она тебе понравилась.
Я стояла у него за спиной, держа нож лезвием к себе, так, чтобы он лежал вдоль руки. Во мне кипела ненависть, превращая пот в пар, а кровь толстяка шипела и пенилась.
— Нет, я ему не понравилась.
Колби резко обернулся, сигарета выпала из пальцев. Я схватила его за грудки и прижала к перилам, приставив к горлу нож. Он поднял руки, сдаваясь, и уставился на меня расширенными глазами, словно увидел демона, вышедшего из ада. Кровь текла по моему лицу и струилась изо рта, а пылающие глаза покраснели от гнева и слез. Грудь была обнажена и покрыта кровью, отчего я и вправду выглядела как монстр.
— Ох… Элка… Что он с тобой сделал?
— А ты как думаешь? — ответила я.
— Я не… — Его глаза бегали. Он искал помощи или пытался выдумать очередную ложь. — Я был уверен, что он тебе понравится, и вы поладите, когда останетесь вдвоем.
— Выходит, ты мне мужа хотел найти?
— Элка, пожалуйста… давай поговорим.
Черт, как же мне это нравилось.
— Десять, — сказала я.
Он наморщил лоб, вроде как я на другом языке говорила.
— Твой дружок уже не сможет жениться ни на ком. — Я прижала нож к его горлу. — Поэтому отдай мне те десять долларов, которые он за меня заплатил, и все, что у тебя есть. За беспокойство, сам понимаешь. Быстро!
Колби начала шарить в карманах, а я подставила свободную руку, в которую он кидал монеты. Потом засунула их в куртку и широко улыбнулась, чтобы он увидел окровавленные зубы. Теперь у меня были деньги. Больше мне от Джеймса Эверетта Колби ничего не надо.
— Он… он мертв?
— Догадайся сам. — Я шагнула назад, отведя клинок от его горла, дала ему время вдохнуть и подумать, что я могу с ним сделать. Потом покрутила нож в руке и стукнула Колби по голове костяной рукояткой. Он взвизгнул и, отступив, уткнулся спиной в борт. Я схватила его за воротник, вытащила из кармана ключ от каюты, а потом склонилась прямо к его уху.
— Надеюсь, ты умеешь плавать? — спросила я и перекинула дохляка через перила прямо в пенный след. Всплеска почти не было. Никто не завопил: «Человек за бортом», никто не бросился смотреть, из-за чего шум. Всем на корабле было плевать на пропажу этого типа.
Конечно, я могла проткнуть его ножом или перерезать ему глотку, прежде чем сбросить в воду, что я и собиралась сделать, но когда я взглянула в его глаза, страх остановил мою руку. Не его страх, а мой. Во что я превращусь, если еще раз увижу, как умирает огонь в человеческих глазах? Колби от меня избавился бы, не колеблясь, вот только у него такого шанса не было. Звери убивают, когда приходится бороться за свою жизнь. Вот и я за свою боролась. Мне пришлось выбирать — или он, или я. С Колби было не так. Если бы я прирезала его, безоружного, я стала бы не лучше Крегара.
Где-то в глубине души заскреблись сомнения. Наверное, стоило убедиться, что он мертв. Я уставилась на черную воду: ни машущих рук, ни головы, ни криков о помощи. Вода была холоднее снега, ему не выжить.
Его убила вода, не я.
Вся ярость вдруг испарилась, меня начало трясти. Я стояла на коленях, вцепившись в борт, и медленно, глубоко дышала. Вернулась боль. Болело все — желудок, спина, грудь, голова. Я смотрела на черную воду, усеянную клочьями белой пены, и думала, не прыгнуть ли туда вслед за Колби. Нет, не дождетесь! Ни медведь, ни волк не подымут лапы кверху, если они ранены или голодны. Вы видели, чтобы медведь прыгал с утеса просто так, от тяжелой жизни? Спорим, не видели. Звери продолжают бороться, пока у них хватает сил. Они не сдаются, и я не сдамся.
Я медленно побрела обратно в трюм. Внизу от запаха крови кишки вывернулись наружу, и я не смогла сдержаться — опустошила желудок прямо за кучей ящиков. Потом вроде бы стало легче.
Нашла лом возле двери и направилась к ящику с девушкой, стараясь не смотреть на труп толстяка, чье достоинство вываливалось из расстегнутых брюк.
— Эй, ты там жива? — спросила я у ящика.
Из дырки показалась рука.
— Пожалуйста, выпусти меня отсюда.
Я посмотрела на себя — вся покрыта кровью, на пузе лиловые синяки — и решила предупредить ее, ну так, на всякий случай. Девушек легко испугать.
— Я тут выгляжу… — Корабль закачался, и на меня вновь накатила тошнота. — В общем, ты не ори, если что.
Мои ребра возмущенно протестовали, когда я поддевала ломом крышку. Наконец передо мной предстала девушка, одетая в оборки и цветочки, с подушкой и бутылочкой воды. Ну конечно, за нее ведь заплатили.
— Что-то осталось? — Я ткнула пальцем в бутылку.
Она протянула ее, уставившись на меня с открытым ртом.
— Всего несколько капель.
Я осушила бутылку одним глотком, вытерла рот и сплюнула кислоту и кровь.
— Пошли. Поможешь мне.
Она вылезла из ящика так, как будто только училась ходить. Худющая, как тростник, руки тонкие, как веточки, и такое же тело. Светло-золотистые волосы и блестящие карие глаза. Ясно дело, Колби не хотел, чтобы Кабан на нее забрался. Черт, такой персик заслуживает кого получше.
— Господи, — сказал она, переводя взгляд с мертвеца на меня. — Ты в порядке?
Я не ответила. Что говорить? Нет, не в порядке, совсем не в порядке и, наверное, больше никогда не буду.
Девушка подошла поближе. Она была выше меня.
— Я все слышала. Мне очень жаль.
Я нахмурилась.
— Ты ни в чем не виновата.
Улыбка у нее была такая безмятежная, словно она вообще забот в жизни не знала.
— Не могу поверить, что ты его убила…
Вдруг ее лицо исказилось от страха.
— Джеймс! Он скоро вернется. Нам надо уходить.
Я покачала головой.
— Он решил поплавать.
— Ты его…
Я вновь покачала головой.
— Он еще дышал, когда ушел под воду.
Она открыла рот, чтобы еще что-то сказать, но тут я ее перебила:
— Это булавки? Дай сюда! — Я показала на ленту, которой было подпоясано ее платье.
Девушка взглянула туда, куда я показывала.
— Эти? Зачем тебе?
Вот идиотка! Я распахнула куртку.
— Не хочу сверкать на весь мир своими сиськами.
Она забавно покраснела, отдала их мне и отвернулась, чтобы не смущать.
Когда я привела себя в приличный вид, то кивнула на мертвеца.
— Нужно запихнуть его в ящик.
Ее глаза округлились.
— А как мы его поднимем?
Вот идиотка!
— Мы не будем его поднимать. У тебя что, мозгов не хватает? Принеси вон тот кусок брезента.
Я кивнула на кучу ящиков. Она подошла туда, скрестив руки на груди, словно не хотела ничего здесь касаться, и взялась за кусок брезента большим и указательным пальцами. Я смотрела, как она пыталась стянуть его, и, по правде, не знала, что с ней делать.
— Ты что, издеваешься? — спросила я, и она взглянула на меня, словно я на иностранном языке говорю.
— Не идет, — пожаловалась девица, дергая за брезент, словно вытягивала нитку из юбки.
— Черт, да у новорожденного больше сил, чем у тебя!
Я подошла и потянула за кусок брезента обеими руками. Дернула, и он легко поддался. Ну, если честно, я повыпендривалась малость. Не стоило так сильно тянуть. Ребра хрустнули.
— Отнеси вон туда, — велела я, изо всех сил стараясь скрыть боль.
— А как мы его в ящик затащим? Он же как кит. Нам не поднять, — опять заныла девица. Вот идиотка!
— Делай что говорю и не распускай нюни.
Она шумно выдохнула и принесла кусок брезента. Скоро мы засунем Кабана в ящик и свалим наконец отсюда.
— А теперь что?
Я подошла к ее ящику, который был чуть поменьше моего.
— Надо повернуть его на бок. Только тихо.
Девица нахмурилась, посмотрела на тело, на ящик, на брезент и вновь перевела взгляд на меня. Нахмуренное личико просветлело, и на нем появилось удивленное выражение. Словно в голове зажглась электрическая лампочка. Я даже отблески света в глазах видела. Вроде в черепе больше ничего и не было.
— Умно, — сказала она и взялась за ящик.
Вместе мы перевернули его, так что он оказался открытым боком прям напротив мертвеца. Девица без слов поняла, что я хочу сделать, и сама догадалась разложить брезент — один конец в ящике, второй рядом с телом.
Мы опустились рядом с мертвецом на колени, и тут она струхнула.
— Это просто тело, — сказала я. — Мясо и кости. Чертов ублюдок получил по заслугам.
Я вдруг вспомнила его вес на груди, быстрое, хриплое дыхание, запах его слюней… Сердце бешено застучало, и я обнаружила, что пялюсь на дыру в его брюхе, жалея, что не сделала еще парочку.
— Да я не потому… — Тихий нежный голос вырвал меня из тьмы. — Давай уже заканчивать.
И она сделала нечто такое, отчего я просто офигела. Встала, сняла платье и аккуратно положила его на ближайший ящик. Она стояла передо мной в трусах и лифчике, а я не знала, куда глаза девать.