— Ты на моего отца похожа. Такая же стойкая, — с улыбкой сказала Пенелопа.
Замотала меня, как жаркое в фольгу — можно в печь ставить.
В голове мутилось от боли в ребрах, и я даже обрадовалась, когда Пенелопа со мной заговорила. По крайней мере, перед глазами больше не стояли Колби, вновь и вновь тыкающий меня ломом в живот, и ухмыляющийся Кабан.
— Это как? — спросила я.
— Он всегда помогал людям, так же как ты помогла мне. Он был хороший.
Потом ее улыбка погасла.
— А где он сейчас? — спросила я.
— Умер. Утонул в отравленном озере.
Мои руки, цеплявшиеся за верхнюю полку, разжались. Сколько в этих местах отравленных озер? Я там встретила демона. Я помнила его черные когти, похожие на орлиные, но теперь картина в моей голове начала меняться. Я увидела человеческие руки вместо когтей, и в каждой он держал по ножу, рога превратились во взъерошенные волосы, черная кожа стала смуглой, морда сначала стала лицом Кабана, потом Крегара… потом моим.
— Элка? — Нежный голос ворвался во тьму. Я открыла глаза и увидела встревоженную Пенелопу. Она уже закончила бинтовать ребра, и теперь лишь булавки не давали мне развалиться на куски. — Ты куда ушла?
— Здесь я, — ответила я, не зная точно, о чем она говорит. Конечно, ушла! Я была возле озера. Смотрела в лицо демону и видела, как вся моя жизнь мелькает на его черной шкуре, словно в театре теней. Я ей об этом не сказала, просто опустила взгляд на свои ребра. Они были надежно закреплены. Если бы я обмотала их обрывками простыни, так хорошо не получилось бы; она заслуживает пару минут моего времени.
— А что за озеро? Кто его отравил?
— По словам отца, это случилось во времена Краха. — Так Пенелопа Большую Глупость называла. — Упала одна из советских бомб, — но не взорвалась. Получившаяся воронка со временем превратилась в озеро, а из бомбы вытекали радиоактивные химикаты.
Она говорила медленно, совсем не так, как ублюдок Колби, и я могла разобрать и понять каждое слово; пожалуй, даже слишком медленно — я барахталась в ее словах, словно в густой патоке.
— Мы обнаружили озеро в каком-то Богом забытом месте, неподалеку от дороги. Папа сказал, что надо задержаться на несколько дней. Из-за бомбы там было тепло и полно дичи. Вот только вода… Он пил ее постоянно, говорил: «Нужно выпивать не меньше трех литров, чтобы избежать обезвоживания». — Она произнесла последние слова глубоким голосом, пытаясь копировать папу.
Ее рассказ меня озадачил. Может, вода и была отравлена, но я-то пила ее столько времени и со мной ничего не случилось. А они там всего несколько дней пробыли. Наверное, пришли сразу после того, как я сбежала. Что-то в ее истории не сходилось, но я слушала, не перебивая.
— Я не пила воду, мне казалось, что с тем местом что-то не так. — Она тяжело вздохнула. — Отец стал мрачным, сидел весь день на берегу. Потом у него начинались галлюцинации. Однажды он решил, что найдет спасение от грехов на дне озера, и нырнул.
— Он не вернулся?
Пенелопа кивнула, и я задала еще один вопрос:
— А когда это случилось?
Слезы заструились по ее молочно-белым щекам.
— Неделя, может, пару недель назад. Точно не помню. Так глупо. Он вел себя так глупо! Но он сказал, что до нас там кто-то уже разбивал лагерь, и, значит, опасности нет.
Я почувствовала укол раскаяния.
— С чего он так решил?
Пенелопа покачала головой. Ее глаза были широко открыты, словно она пыталась представить себе ту картину.
— Мы нашли шалаш и кострище. Кто-то жил там совсем недавно, потому мы и остались.
Уколы раскаяния теперь отдавались барабанной дробью во всем теле. Мой шалаш. Мое кострище.
Вот черт!
По спине поползло чувство вины, взбираясь по бинтам как по ступенькам. Теперь придется вести ее в Халвестон, чтобы извиниться за мое невольное участие в этой истории. Но, черт возьми, я не виновата, что ее папаша допился до такого. Не моя вина, что она оказалась в том ящике. Мы обе вляпались про уши, однако путь от озера до ящика Колби она прошла сама. Я никого не винила за то, что со мной случилось, и не собиралась решать проблемы этой девчонки. С меня хватит. Тому демону вряд ли понравилось, что я всадила ему в брюхо нож. За мной охотился Крегар, оставляя отпечатки ботинок и пятна крови, чтобы меня подразнить. Лайон шла за мной по пятам. Я была в полушаге от ее револьвера и ножа Крегара, и от всех остальных демонов, и я не настолько ненавидела людей, чтобы позволить им увязнуть в этой куче дерьма.
— Черт, как жаль! — сказала я. Прозвучало не особо вежливо. Пенелопа взглянула на меня, словно ожидала чего-то еще. Девушка, скоро ты поймешь, что я не из таких.
Вздыхая и сопя, Пенелопа начала складывать бинты в пластиковую сумку. Потом выпрямилась и сказала мне:
— Поешь, а потом выпей пару этих таблеток. — Она указала на пачку. — Мы приплываем завтра утром.
Она выскочила из каюты, громко хлопнув дверью. Я решила, что холодный бекон лучше, чем никакого, и, не медля ни секунды, опустошила тарелку. Наполнив желудок, я взглянула на те пилюли. Серебристая сторона пачки была покрыта крошечными буквами, похожими на паучков, которые ничего для меня не значили. В другое время я бы их выкинула из окна и поискала чего-нибудь в лесу, вот только здесь мне ни табака, ни ведьмина ореха не найти. Проклятый корабль!.. И все же я проглотила парочку, хотя и не верила, что они помогут.
Я высунулась из круглого окошка, насколько мне позволили ребра, и сразу учуяла напряжение в воздухе. Приближалась буря, черные тучи были готовы пролиться дождем и бедой. Я выдохнула и закрыла окошко. Завтра я покину корабль. Если я окажусь в лесу, и вокруг будут деревья, за которые можно держаться, я ее переживу.
Пилюли и корабль меня усыпили. Я забралась на свою полку и закрыла глаза. Пенелопа сопела сверху, как поросенок, вынюхивающий маму. Так спят те, кто привык к спокойной жизни, к пуховым перинам и заботе родителей. А еще сытно есть три раза в день и пить из фарфоровых чашек. Может, она и старше меня, но, черт возьми, в лесу сама и дня не протянет.
Скоро Пенелопа спросит о моем решении. Если я возьму ее в Халвестон, она прочитает записи и поможет найти моих родителей. Однако до Халвестона пара недель пути по дороге, а по лесу и того больше, а у меня были монеты Колби, так что я могла нанять того, кто мне прочитает. Пенелопа, конечно, милая девушка, но она как камень на шее, а я не хотела рисковать — времени не было. Охотник однажды сказал, что люди опасны. Некоторые жестокие, как волки, другие кроткие, как олени, но ты не поймешь, кто есть кто, пока они не подберутся слишком близко. Я не хотела никого к себе подпускать. У нее есть мозги, чтобы выбраться из неприятностей, а у меня — острый нож, так что мы в равных условиях.
Я приняла решение и, наконец, смогла уснуть.
Утром мы прибудем в доки, я сойду с корабля и отправлюсь навстречу буре. Лучше встретить ее на твердой земле… Забарабанил дождь, капли стекали по стеклу, а стены каюты сотрясались под ударами ветра. То была еще не буря, а лишь затишье перед бурей. Оно успокоило меня и заморозило мое сердце. Буря говорила со мной, предупреждала, как волчий вой — тогда, в ящике. Природа помогала мне выживать в мире людей, и стоило бы слушать ее повнимательнее. Но обрывки тьмы в душе не позволили мне рассмотреть правду. Демоны заткнули мне уши. Сладкие слова Колби. Хриплое дыхание Кабана. Черная ложь Крегара. Я не услышала предупреждения.
Глава 18
Прежде чем хлопнуть дверью, Пенелопа сказала:
— Не пей больше двух таблеток за раз.
Потом я услышала топот ее ботинок в коридоре. Я отказалась вести ее в Халвестон. Сказала, что дорога слишком опасная; пусть найдет себе в помощь надежного мужчину. Ей мои слова не понравились, но мне попутчики были не нужны, особенно такие, которые силки от чулок не отличат.
Я надела синюю рубашку, которую достала Пенелопа, засунула старую, вымазанную в крови, в ящик для белья и заколола куртку булавками. Как доберусь до Халвестона — первым делом куплю пуговицы.
Я ни разу не выходила из каюты и на борту никого, кроме Пенелопы, не видела, потому шла медленно, осторожно заглядывая в каждый коридор. Я боялась, что кто-то потребует показать билет, а у меня его нет, потому пыталась придумать, как бы половчее улизнуть с корабля. Остальные пассажиры тащили чемоданы и узлы с одеялами и палатками; из некоторых торчали котелки со сковородками, позвякивая на каждом шагу. На самом деле половина всего этого — лишний груз. У меня были куртка, нож и пустой рюкзак. Консервы преподобного закончились, ложки я выкинула, осталась только его деревянная коробка да одеяло. А что мне еще надо? Я шла опустив голову и прижимая руки к ребрам. Не хотелось, чтобы меня толкнули или локтем задели. Наконец я нашла путь на палубу и увязалась за толпой.
Доки на другой стороне озера выглядели почти так же, только дорога от них вела на север. Здесь было больше деревьев, повозок и оборудования. Три красавчика курили возле кучи ящиков — один наблюдал за тем, как пассажиры спускаются по трапу, а другие присматривали за выгрузкой багажа. Пенелопы нигде не было видно; впрочем, я ее особо и не высматривала. В глубине души я надеялась, что с ней все в порядке и мы еще увидимся в Халвестоне. Я ей все объяснила, но она все равно надулась, когда я сказала, что теперь наши пути расходятся.
Странно. Я спасла ее, вытащила из того ящика, а она отплатила мне тем, что достала таблетки и бинты. Никто никому не должен. Почему она тогда на меня разозлилась?
Дождь разошелся на не шутку, и я чувствовала запах приближающейся бури. На земле мне было уютнее, хотя ноги и увязали в грязи. Нет, корабли — это не мое. Правда, как я сошла с трапа, меня сразу вывернуло, а потом еще долго шатало, как на волнах.
Магазины со снаряжением и едой были натыканы вдоль дороги, словно крючки на длинной леске. Хозяева закрывали окна ставнями, запирали двери и покрепче привязывали фургоны. Мужчины с грязными усами в дешевой одежде бормотали что-то вроде: «