— Да, одна дыра неподалеку от того озера.
Она кивнула.
— Я там Джеймса встретила.
Я поняла.
— Он умер и больше тебя не тронет.
Однако я знала, что мертвецы на самом деле иногда не умирают. Я все еще слышала дыхание Кабана и, когда закрывала глаза, видела его слюнявую морду.
Небо потемнело, загремел гром, отозвавшись дрожью у меня в костях. Ветер гнул деревья, было слышно, как ломаются ветки и трещат стволы. Повезло, что сейчас у меня над головой каменная крыша.
Пенелопа придвинулась ближе к костру и прислонилась спиной к стенке. Она выжала волосы и пыталась сушить их над костром, осторожно, чтобы они не вспыхнули. Кровь на ноге она вытерла и перевязала рану полоской ткани.
— А почему судья Лайон за тобой охотится? — ни с того ни с сего спросила она.
У меня аж сердце подпрыгнуло.
Шум леса, плеск воды, потрескивание веток в костре, шорох мелких тварей и жужжание насекомых — все звуки вдруг стихли. Я слышала лишь, как кровь пульсирует в ушах, да в небесах хохочет гром.
— Я в Генезисе не только Джемса встретила, — сказала Пенелопа.
— Не знаю никакой Лайон, — ответила я, скаля зубы. Рука потянулась к ножу.
— Не прикидывайся. Мы же с тобой вроде как танцуем. Ты спасаешь меня, я спасаю тебя, потом я тебя и опять ты меня. — Она кивнула на реку.
— И что с того?
Могу поспорить, Пенелопа заметила мою ярость.
— Я видела твой портрет в Эллери. Если бы я не подошла, та толстая женщина тебя арестовала бы.
Я ничего не сказала. Просто не знала, что сказать.
— А знаешь, как я поступила? Мне пришлось подкатить к одному очень неприятному типу, чтобы украсть его билет. Его звали Портер Маклиш.
Я не стала доставать нож, но все равно держала его под рукой.
— Я тебя не просила. Зачем ты это сделала?
Она яростно выдохнула.
— Да потому что ты мою чертову жизнь спасла!
Лес вновь наполнился разными звуками. Я взглянула на эту совсем незнакомую женщину другими глазами и вдруг почувствовала укол стыда, оттого что думала о ней плохо и соврала ей всего пять минут назад.
— Лайон охотится за человеком, который убил ее сына, — тихо сказала я.
Брови Пенелопы взлетели вверх.
— Этот человек вырастил меня. Я не знала, что он убийца, пока мне Лайон не рассказала. Она думает, что я ему помогала или что я знаю, где он сейчас, но я не знаю. Я вообще ничего не знаю.
Пенелопа немного помолчала, обдумывая мои слова.
— А что в Халвестоне?
— Мои родители. Они наверняка разбогатели на золоте и драгоценных камнях.
Пенелопа кивнула. Я видела на ее лице грусть, смешанную с каким-то чувством. Я его и раньше видела, на лице Колби, когда я сказала ему, куда иду. Что-то вроде жалости.
Удар грома сотряс небеса, и порыв ветра задул наш костер, словно пламя свечи. Пенелопа, дрожащая и бледная, как снег, прижалась ко мне в темноте. Пока ветер не утихнет, вновь развести огонь мы не сможем, потому я просто попыталась ее согреть.
Ветер выл, как умирающий волк, стонали деревья, дрожала земля. Словно сама мать природа пробудилась и в гневе шагает по лесу, коваными башмаками выбивая двери и топча тарелки. Сверкали молнии, освещая все вокруг. Медведей и волков я сегодня не боялась — они так же беззащитны перед бурей, как и мы.
Если ты в лесу один-одинешенек, то буря обрушивается на тебя безжалостно. Но если рядом с тобой тот, в чьем сердце есть добро, пусть это даже бесполезная фифа, то буря всего лишь буря. Разрушительная стихия, в которой нет ничего зловещего или порочного. Обычная погода.
Я очень странно себя чувствовала, сидя у стены рядом с Пенелопой. Я казалась себе беспомощной, словно отдала этой почти незнакомой женщине всю свою силу, и теперь остаток пути меня поведет она. Сидя в темной пещере и чувствуя, как Пенелопа вздрагивает с каждой вспышкой молнии и ударом грома, я мечтала избавиться от той жесткости и ярости, которую поселили во мне Крегар и лес. Из глаз брызнули слезы и потекли по щекам, словно дождь.
За всю ночь мы с Пенелопой не сказали друг другу ни единого слова. Через пару часов, когда буря ушла на юг и мы поняли, что нас уже не сдует, я вновь разожгла костер, чтобы выгнать холод из костей, и подбрасывала в него дрова, пока он не разгорелся. Пенелопа достала сухие бинты и нежно, словно мама, начала накладывать новые повязки.
Не помню, когда я закрыла глаза. Спала я недолго, потому что проснулась прямо перед рассветом. Что-то было не так — я даже во сне это чувствовала. Я села, посмотрела по сторонам, и у меня чуть сердце не остановилось.
Нож пропал, Пенелопы тоже не было, а в темноте я услышала рычание.
Глава 20
Потом до меня донесся испуганный голос — задыхающийся, исполненный паники, возносящий молитвы богам. Пенелопа стояла у подножия холма и двумя руками сжимала нож. На полпути к вершине в отблесках пламени блестели желтые глаза.
— Пенелопа, — прошептала я, и рычание стало громче.
Она резко обернулась.
— Элка, не выходи, тут что-то в папоротниках.
— Знаю, — ответила я. — Это волк.
За спиной у зверя хрустнула ветка. Что-то подсказало, что это не мой Волк.
Я встала рядом с Пенелопой.
— Дай сюда нож.
От страха люди глупеют, и Пенелопа тоже вела себя как дура. Я накрыла ее ладони своими и отобрала нож.
— Возвращайся к костру. Быстро. Где один волк, там и стая, а после бури они на взводе.
Пенелопу трясло.
— Я не могла уснуть. Услышала шаги и попыталась тебя разбудить, — тарахтела она. — Я хотела их напугать.
— Вернись к костру, — велела я и потащила ее назад, в пещеру. Я не отводила взгляда от желтых глаз, но они не приближались и не двигались. Рычание умолкло.
Когда мы были в безопасности под защитой костра, я прижала эту идиотку к стене и приставила нож к горлу. В свете пламени ее глаза казались стеклянными.
— Никогда не трогай мой нож. И не ходи охотиться на волков в темноте.
Они испуганно кивнула и вздрогнула, оттого что камни впились ей в спину.
Я смотрела ей прямо в глаза, хотела, чтобы она все поняла. Это не игра. В темноте ты можешь умереть.
Потом я отпустила ее и присела у огня, чтобы подкинуть дров.
— Прости, — покорно прошептала Пенелопа, сев рядом со мной.
— Черт возьми! — Я даже не пыталась скрыть злость. — Ты что, совсем ничего не понимаешь?
Она смотрела на пламя, словно ребенок, которого шлепнули по рукам.
— Вокруг волки, медведи, росомахи и куча змей. Черт, да тебя порвут на куски быстрее, чем ты обоссышься!
Хотелось схватить ее и потрясти. Вот бы я проснулась и обнаружила ее разделанной, как индейка на Рождество! Везде пятна крови, а чудесное белое платье торчит из пасти волка. Я слишком много крови видела. Помнила, как кровь Кабана выплеснулась мне на грудь. Как она текла по спине от ножа преподобного; чувствовала и его горячую кровь на своей спине. Ощущала черную демонскую кровь на своих руках. Я закрыла глаза и вспомнила ноги того мужчины, а потом и лицо. Я его знала. Теперь, вдалеке от отравленного озера, картина прояснилась. Там, в подвале, был Крегар. И возле озера тоже. Он был моим демоном, а я — его ангелом, и он ждал, пока я паду.
— Элка, — воскликнула Пенелопа. — Что с тобой?
Грудь сжалась, я не могла дышать. Я широко открывала рот, стараясь заглотнуть хоть немного воздуха. Руки демона на моей шее, руки Крегара, покрытые кровью… Они сжимались. В глазах потемнело, во рту возник запах железа. Языки пламени уплывали, словно пятна масла по воде. Я падала в черный океан. Океан дурной крови.
Пенелопа изо всех сил хлестнула меня по щеке.
От шока легкие открылись, и в грудь хлынул воздух.
— Элка, — повторила она, и я вцепилась в ее голос, словно в брошенную веревку. — Давай, дыши.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Я потихоньку выползала из тьмы. Океан пропал, и вернулось пламя.
— У тебя была паническая атака, — невозмутимо сказала Пенелопа. Я жадно глотала воздух, словно он мог закончиться.
— С чего ты взяла?
Она открыла фляжку и протянула мне.
— Папа был врачом.
Слово «папа» она произнесла так спокойно, словно говорила о хлебе или о расческе. Вообще никаких чувств. Если он был доктором, значит, знал, что озеро отравлено. Почему же тогда он пил воду?.. Не было в ее истории ни капельки смысла.
Я осторожно покосилась на Пенелопу. Слишком много она знает, я прям нервничать начала. С чего бы это? Ум и лживые речи Колби посадили меня в тот ящик. Зато знания и сообразительность Пенелопы вылечили меня и помогли выбраться из Эллери. На что еще она способна? Мне вдруг стало страшно. Я могла сразиться с медведем и выйти один на один против волка или пумы, однако в мире людей я одинокая хромая овца.
— Пенелопа… можешь сделать для меня кое-что? Типа «ты спасаешь меня, я спасаю тебя».
— Чего ты хочешь? — спросила она, даже не пытаясь скрыть подозрительности.
Я покраснела и занервничала. Черт, почему я бабку не слушалась? Я перевела взгляд на огонь, чтобы не увидеть в глазах Пенелопы жалости или чего похуже. Вдруг она рассмеется. Набрала воздуху в грудь, уговаривая себя, что стыдиться нечего. А если она рассмеется, оставлю ее в лесу, на прокорм волкам.
— Научишь меня читать?
— Пообещай, — нервно сказала Пенелопа, — что ты не убьешь меня, если что-то пойдет не так.
Я нахмурилась.
— Что-то может пойти не так, только если ты будешь учить меня не тому, что надо.
Солнце встало, мы уже полчаса шли по лесу. Я заметила волчьи следы у костра, но ей ничего не сказала — вдруг опять паниковать начнет. Вокруг бродили три, может, четыре зверя. Разведчики.
— Я буду учить тебя тому, что надо, — сказала Пенелопа, и я почувствовала раздражение в ее голосе.
Наверное, ученые люди не любят, когда невежды сомневаются в их уме. Мне тоже не понравится, если она начнет меня учить разделывать зайца. Одни знают одно, другие — другое, однако всем нам порой приходится учиться. Я выучу то, что она знает с детства, и поделюсь с ней умениями девчонки, выросшей в лесу: покажу, как ловить и потрошить животных.