— Вот черт, — вздохнула я, садясь рядом и протягивая руки к костру. — Скоро ты научишься ловить зайцев, и тогда я тебе буду не нужна.
Она рассмеялась, и ее смех звенел как колокольчик, а значит, был искренним, обняла меня за плечи, прижала к себе и поцеловала в лоб.
— Не надейся, дорогая, просто так ты от меня не отделаешься.
— Мы уже миль тридцать прошли, — сказала я. — Так мы завтра к вечеру в Такете будем.
Пенелопа стала серьезной.
— Ты хочешь пойти прямо к своим родителям?
В животе все сжалось.
— Не знаю… А ты бы что сделала?
Она глубоко вдохнула. Я видела, как шевелятся мысли в ее белокурой головке.
— Я… я пришла бы в Такет завтра, сняла комнату в гостинице, а с утра наведалась к ним.
И тут из леса донеслись щелчок и глухие удары. Я вскочила на ноги, взяла нож и велела Пенелопе оставаться на месте и поддерживать огонь. Она не стала ни спорить, ни спрашивать.
Я бросилась в лес — сердце бухало как сумасшедшее — нашла свой капкан и в последних лучах заходящего солнца увидела маленькую коричневую тень, которая пыталась вырваться из ловушки. Олень был маленький и молодой, но нам с Пенелопой хватит. Сегодня мы устроим настоящий пир. Я подкралась поближе сквозь ряды тополей. Он как-то странно двигался… Может, хромой был, или его предки пострадали от бомб… Все равно отличный получится ужин.
Я оленятины не ела с тех пор, как год назад мы с Охотником оленя подстрелили. Он тогда впервые позволил мне нажать на курок. Я вновь почувствовала волнение и азарт. Вот только этот олень был какой-то другой — совсем не похож на тех, что я потрошила и свежевала. Те были побольше, с гладкой шкурой и длинной шерстью.
Олень заметил меня и застыл. Я повесила нож на пояс и сказала: «Шшш». Шаг за шагом я приближалась к нему, и когда была уже совсем близко…
— Эй! А ну отойди от него! — закричал мужчина из-за деревьев.
Я резко обернулась, готовая защищаться.
Темнокожий мужчина, с плеча которого свисала пара кроликов, поднял руки.
— Пожалуйста, — умоляюще сказал он. — Пожалуйста, это мой сын.
В умирающем свете дня я вновь взглянула на свою добычу, а потом попятилась и уперлась спиной в дерево. Кровь стучала в ушах, заглушая все звуки. Не олень! Это не олень! Не олениха и даже не олененок.
Это был мальчик, и он плакал.
Мужчина опустился на колени и осторожно высвободил его ногу из капкана. Мальчик обхватил отца руками.
— Простите… простите… простите… — пробормотала я, уставившись на мальчика, на его пушистые черные волосы. — Я не увидела… не рассмотрела…
Мужчина нахмурившись взглянул на меня.
— Ничего страшного не случилось, — беззлобно ответил он. — Джошу не стоило так далеко забредать, — сказал мужчина, погладив ребенка по волосам, и протянул мне руку. — Марк Томпсон. А это Джош. Ваш костер вон там?
Пенелопа. У меня сердце упало.
— Я увидел огонь, — дружелюбно сказал мужчина, но я видела, что его трясет. — Предлагаю обменять кролика на тепло.
Он искренне улыбался, и я его не боялась, однако малыш, попавшийся в капкан, напомнил мне о чем-то ужасном, и я подумала, что рядом с этими двумя расслабляться не стоит.
Глава 27
Пенелопа аж подскочила, увидев меня с Томпсоном. Она схватила здоровенную ветку и уж было собралась стукнуть его по голове, когда заметила мальчика, цепляющегося за подол отцовской рубашки. Я сказала ей, что поймала нам ужин, и рассмеялась. Пенелопа швырнула ветку в костер и настороженно уставилась на гостей. Нужна веская причина, чтобы блуждать по лесу на самом краю мира. Да и одежда у них была неподходящая. Грязная рубашка мужчины была изодрана и забрызгана кроличьей кровью, так же как и футболка мальчика. Ни курток, ни рюкзаков.
— Они меняют тепло на полный желудок, — объяснила я.
— Элка, — шепотом спросила Пенелопа, уставившись на Марка. — Ты уверена?
Я подумала о то, что могла сделать с этим мальчиком, и ответила:
— Чертовски уверена.
Пенелопа кивнула и, проскользнув мимо меня, протянула руку Марку.
— Меня зовут Пенелопа. Вы не доставите нам проблем?
Она не улыбалась. Не шутила.
— От нас проблем не будет, — ответил мужчина с таким серьезным видом, словно молился, и прижал к себе мальчика. — Мы надеялись на вашу любезность.
Пенелопа взглянула на меня, и я кивнула.
— Хорошо, — сказала она, потом улыбнулась и подмигнула мальчику. — Ты голодный?
Она сняла с плеча у Марка кроликов и забрала у меня нож. Мы все сидели вокруг костра — Пенелопа с Марком потрошили зверьков и болтали, словно давние друзья. Я никогда еще не видела, чтобы Пенелопа с кем-то чувствовала себя так свободно.
— У меня сестра в Такете, — рассказывал Марк. — И я собираюсь работать у нее на лесопилке.
Мы с Пенелопой взглянули друг на друга с улыбкой. Да он такой тощий, что от рева циркулярки в щепки разлетится!
Я их особо не слушала, просто старалась быть начеку. Шум, свет и запахи еды могли привлечь медведя. Но большей частью я присматривала за Марком. У него на щеках была густая черная щетина, а глаза такие, словно он не спал несколько дней. Похоже, он всего лет на пять старше Пенелопы, и морщины на его лице не от долгой, а от тяжелой жизни.
— Вдвоем путешествуете? — спросил Марк, насаживая кролика на ветку над костром.
Мы обе промолчали.
— Что с вами случилось? — спросила Пенелопа, переводя разговор на них самих.
Мужчина положил руку на спину мальчика.
— Мы с Джошем шли по дороге в Халвестон, и на нас напали. Забрали все.
— Дороги для дураков, — сказала я, качая головой.
— Вы правы. С тех пор я стараюсь идти по лесу.
У парня были добрые глаза, и сына он от себя не отпускал. Я немного расслабилась. Разговор потихоньку затих, и Марк обратил внимание на меня.
— Забавное у вас имя, — сказал он. — Элка. Никогда такого не слышал.
Я улыбнулась и протянула руку за кроликом.
— Мама рассказывала, что отец нашел меня в лесу. Я лежала на земле и плакала. Только когда меня в оленью шкуру завернули, я заткнулась и уснула. Меня назвали Элкой, а не Олененком, потому что я девочка.
Пенелопа рассмеялась. Она никогда не спрашивала, почему меня так зовут, потому эту сказку раньше не слышала.
Мальчик тоже хихикнул, но когда увидел, что мы смотрим, сразу замолчал.
— Рад знакомству, Элка, — сказал Марк. — И с вами тоже, Пенелопа.
Щеки Пенелопы вспыхнули. Из-за костра, наверное. Она улыбнулась Марку, и такой светлой улыбки я у нее еще не видела.
Марк с сыном обглодали кролика до костей. Желудок у парня так урчал, что мне стало его жаль, и я ему отдала свою часть добычи. Они с Пенелопой болтали о какой-то ерунде, а я смотрела, как мальчик рисует на земле узоры. Было уже очень поздно, и к костру начал потихоньку подкрадываться холод.
— Вы с сыном ложитесь поближе к огню, — сказала я, когда разговор потихоньку стих, а мальчик начал клевать носом. — Но если ты хоть дохнешь не в ту сторону, то детей у тебя больше не будет! — Я показала на свой нож, а потом на его достоинство. — Ясно?
Марк вздрогнул и судорожно закивал.
— Да, мэм, понял. Ничего не случится, клянусь. Вы спасли моего сына, и я вам обязан.
«Да я чуть не убила твоего сына», — подумала я, но промолчала.
— Спокойной ночи, Марк, — тихо сказала Пенелопа и улыбнулась, потом подошла ко мне, и мы с ней устроились подальше от костра.
— Они хорошие люди, — прошептала она мне на ухо. — Могла бы быть и повежливее.
— Все люди хорошие до поры до времени, — ответила я. — Заткнись и давай спать.
Я слышала ее дыхание и тихий шепот Марка. Повернулась, чтобы они были на виду. Мужчина сидел, прислонившись к дереву, а мальчик спал у него на коленях, положив черноволосую голову на папин живот. Марк, заметив мой взгляд, улыбнулся, закрыл глаза и попытался уснуть. Наверное, он и правда был хорошим человеком. Никогда не видела мужчину, который так заботился о ребенке.
Однажды Охотник, уходя на двухдневную охоту, дал мне теплое одеяло. Сказал, что я еще не нарастила жирка и могу замерзнуть. То был не Крегар. От Крегара бы я только кучу дерьма получила. Ему было плевать, замерзну я или нет. Охотника я называла папой, когда он не слышал. Крегара я хотела убить. Два разных человека с одним и тем же лицом… Мне нужно во всем разобраться. Эта часть моего прошлого никак не давала мне покоя. Остальные воспоминания были окутаны густым туманом; теперь он понемногу начал рассеиваться.
Я всю ночь не спала. Смотрела сквозь густые ветви деревьев, как катится по небу луна. Марк с мальчиком не шевелились. Пенелопа тоже. Я тихо разбудила ее перед рассветом.
— Пора идти, — сказала я. — Пока они не проснулись.
— Что? Зачем? — начала спрашивать она, толком не придя в себя после сна.
— Ты знаешь зачем. Мы их обогрели, накормили, но нянчиться с ними мы не можем.
Марк с сыном еще спали, прислонившись к дереву. Я подумала, что Пенелопа сейчас начнет спорить, рассказывать мне про «ответственность», про то, «что он всего лишь ребенок», но она лишь прошептала:
— Ты права.
А потом встала, двигаясь тихонько, как змея в траве.
Мы собрали вещи и ускользнули, не разбудив Марка с сыном. Мне было не по себе, оттого что мы их бросаем, но Пенелопа сложила три ветки в виде стрелы и нацарапала на земле слово «Такет».
— Чтобы не заблудились, — пояснила она, и я возражать не стала.
Когда мы отошли достаточно далеко и небо осветили первые лучи восходящего солнца, я просила у нее:
— Почему ты решила, что они хорошие люди?
— Инстинкт.
— Ты ему доверяешь?
— Да, — твердо сказала Пенелопа. — Только не всегда следую. Как с Джеймсом. Инстинкты говорили мне, что будут проблемы, но он меня очаровал. Больше я такой ошибки не совершу.
Я рассмеялась.
— Мое нутро ничерта о людях не знает. Оно мне твердило, что все слова Колби — чистая правда. И с Крегаром то же самое.