— А ведь это еще не самые страшные ожоги. Мы видели и похуже, — замечает Хоуп. — Например, у парня, который перевернул горн Волкам назло.
Подробности Хоуп опускает. Наверное, к лучшему.
— Мы учились работать аккуратно, — рассказывает Финнли. — Волки угрожали вылить нам на ноги расплавленный свинец, если травм на производстве станет слишком много. Неплохая мотивация, — добавляет она с каменным лицом.
По сравнению с этим моя гренарня казалась настоящим раем. Я ухаживала за гусеницами шелкопряда и трижды в день, словно питомцев, кормила их листьями шелковицы и снимала коконы, которые отправляли на обработку. Вкалывала я в духоте, обливалась потом… но гренарня и близко не сравнится с металлообработкой. Правда, у меня тоже не обошлось без ожогов. В конце каждого цикла я кипятила коконы, в которых спали живые шелкопряды. Всякий раз, опуская в бочку бескрылых существ, я буквально умирала вместе с ними. Их разводили ради выгоды и убивали. Шелк-технологии удивительны и важны для людей, но рождаются они напрямую из стольких смертей.
— По-твоему, шрамы — плохо? — интересуется Финнли, заметив, как я глазею. — То, как мы их заработали, куда хуже.
— Да? — поднимаю я взгляд.
— Мы занимались производством пуль.
Не знаю, что более жутко: то, что девчонок под страхом смерти заставляли делать оружие тем, кто их самих и поработил, или то, что Стае вообще нужно производить патроны. Волки захватили все магазины до последнего прилавка. Они оккупировали все фабрики и заводы, заброшенные подвалы и даже военные базы — благодаря собратьям, тысячи которых находились в нужных местах. Не последнюю роль сыграла и тщательно продуманная стратегия, и немалое количество удачи. Подумать только, они уже истощили награбленные запасы пуль. Или собираются пустить их в ход — до последней.
А такой расклад вполне реален. Но я не хочу в это верить.
— Значит, — произношу я, желая перевести опять разговор на какую-нибудь менее страшную тему, — познакомились вы не сегодня.
Хоуп и Финнли молчат.
— Мы познакомились в день Зеро, — неохотно отвечает Финнли.
Да, сменила тему…
Зеро. День, когда Волки устроили переворот. Тогда у нас отняли наш мир.
Я, уже неделю как студентка второго курса Академии Веритас, отстояла очередь в столовой и взяла не пиццу или картофель фри, а салат. Иначе во время практического занятия по биологии моя и без того чересчур облегающая юбка рисковала треснуть. Но стоило мне раскусить помидор черри, как двери резко распахнулись. И внутрь хлынули люди в форме: десять человек, двадцать, пятьдесят.
Целая толпа для столовой Академии.
— Хм, на распределении? — спрашиваю я. — Или в бараках?
— Чуть раньше, — присоединяется к разговору Хоуп. — Я видела Финнли на учебе, но мы не общались. А когда нас уводили, мы очутились в одной группе.
— Офицер ее ударил, — добавляет Финнли. — Очень сильно. Хоуп упала. Дело было на парковке, и она ободрала колени о гравий. Я задержалась, чтобы ей помочь.
— Ударил? Тебя? — смотрю на Хоуп и не могу такое вообразить. Как кому-либо, даже офицеру, могло прийти в голову повысить на нее голос и сбить ее с ног? — За что?
В глазах Хоуп блестят слезы.
— Я сказала «нет». Нет, ты меня не заберешь…
Короткое слово ставит все на свои места. Говорить «нет» нельзя. Прокричав его, Берч успел сделать лишь пару шагов.
— Как ты?..
— Выжила?
Хоуп прислоняется к мачте спиной, глядя в бесконечность горизонта.
— Офицером был мой старший брат.
Глава 4
Прежде чем обнажить клыки и пролить кровь, враг годами носил овечью шкуру.
Отцы. Братья. Бариста, который изо дня в день готовил тебе латте. Парень за рыбным прилавком в продуктовом магазине. Девушка-консультант из парфюмерной сети «Сефора», учившая тебя подводить глаза. Все они, на первый взгляд не связанные друг с другом, вдруг стали единой силой.
Картинка полностью сложилась только после дня Зеро. Яркие листовки на столбах. Хэштег волкостая, который мы принимали за название какого-то фэндома. Подвески, списанные на дань моде. Знаки были повсюду, но мы, по уши погруженные в собственную жизнь, не придали им должного значения.
На это, думаю, они и рассчитывали. И расчет их оказался верным, хоть и циничным. Слишком многие действительно жили в отрыве от реальности и бездумно существовали благодаря тяжелому труду других — тех, кому ради выживания приходилось выбиваться из последних сил. Большинство считали, что другие им должны, и принимали все безо всякой благодарности. Пожалуй, мы привыкли, что все, чего мы касаемся, превращается в золото.
Волки, в общем-то, в чем-то были правы.
Сама проблема стара как мир — одни люди имеют, другие желают иметь… Но затем случилась череда потопов. И «Мы хотим лучшей жизни» превратилось в «Мы хотим жить. Точка».
Общественный строй рухнул.
Началось все с островов Кирибати. Морская вода поглотила семнадцать из них постепенно, поднимаясь в течение десятилетий, а затем внезапно — будто в одночасье — сгинули и остальные шестнадцать. Сперва пришел тайфун. За ним — цунами. Страшно подумать, но цепочку событий, что привела к вспышке мировой войны, запустил мир. Вернее, Тихий океан, уничтоживший ничего не подозревающий народ, который жил на островах, омываемых солеными водами. С каждым может случиться что угодно, и неважно, заслужил человек такую судьбу или нет.
Впрочем, людям было, как обычно, на это наплевать. Пока под воду не начали уходить и наши побережья. Катастрофа следовала за катастрофой — Сан-Франциско, побережье Каролины, Нью-Йорк. Туристы погибли при обрушении расположенных на скалах гостиниц. Девочки-скауты утонули на рыболовном пирсе Кур-Бич, у которого не выдержали опоры.
Потопы не дотягивали до масштаба сюжетов новостей на национальном телевидении, однако количество их непрерывно росло — например, в одном только две тысячи сорок девятом году в некоторых регионах они случались до тридцати раз. Прибой непрестанно приносил с собой разрушение и смерть. Раны только начинали заживать, но их вновь и вновь вспарывали.
Бригады экстренной помощи сбивались с ног. Питьевая вода оказалась загрязнена, по улицам стекали нечистоты, а среди тех, кто упрямо отказывался бежать, распространялись болезни. Федеральное агентство по управлению в чрезвычайных ситуациях выдало бутылки «Хейвенвотер». Один фильтр на каждую тысячу бедняков, которые не в состоянии себе их позволить. Один фильтр на каждую семью богатеев. Позже начались принудительные эвакуации, экономика дала трещину, доллар обвалился…
И люди ударились в настоящую панику.
Они хотели жить в безопасном мире. В надежном, вечном. Где земля не уйдет из-под ног, где не нужно бояться, что дети будут голодать или бродить по самую шею в загрязненной соленой воде, которую нельзя пить.
Массовые волнения начались еще с Кирибати, но местных успокоили обещанием: вас спасет «ИнвайроТек». Компания, создавшая бутылки «Хейвенвотер», передовые шелк-технологии и прочие способы, дружественные к экологии.
Тогда мой отец и перестал спать по ночам. Он начал покрывать обои — их мама выбрала незадолго до смерти — чертежами и схемами, исследованиями искусственных известняковых рифов и биосинтетических городов, выращенных из протоклеток. В том году «ИнвайроТек» и вручил отцу награду, благодаря которой мы чудесно поужинали стейками и купили новенькую машину.
И благодаря которой разразилась война.
Компания «ИнвайроТек» намеревалась запустить так называемый проект «Атлас» — расположенную в океане высокотехнологичную среду обитания. «Атлас» доверили разработать моему отцу, но вскоре общество потрясла новость, что количество мест там будет ограничено, да и достанутся они лишь тем, кто больше всех заплатит. Добро пожаловать, господа, мы рады вам, если у все имеются денежки. О последнем факте никто не должен был знать — по крайней мере, в то время, — но среди сотрудников финансового отдела нашелся служащий, который в гневе слил немало конфиденциальной информации.
Страх и злость — взрывная смесь. А страх и власть… Данная комбинация может привести к апокалипсису.
То, что вначале было крошечным зернышком, быстро разрослось и набрало такую мощь, что превратилось в разрушительный таран, застывший в ожидании подходящего момента.
И он действительно наступил — когда Верховный суд подтвердил право «ИнвайроТек» устанавливать собственные цены — во имя коммерции, капитализма и многовековых мечтаний. Уважаемые судьи наверняка хотели, как и мы, дожить до старости и нянчить внуков. Но в отличие от обывателей они могли себе позволить подобную роскошь.
Таран Стаи оказался стремительным и беспощадным настолько, что обратил в руины целую страну. Я до сих пор вижу день Зеро в кошмарных снах, слышу, как кругом скандируют: «Богатеев в тюрьму! Конец «ИнвайроТек»! Настал наш час!»
Да, настал наш час: татуировками на их лицах и предплечьях, на спинах, как ангельские крылья, — и навечно в моей памяти.
В первые недели, которые мы провели в лагере, где нас распределяли и клеймили, несколько надзирателей — Волков, как мы их называли, хотя были они, несомненно, людьми, — здоровались с нами. Они даже не повышали голос. Те, кто был пропитан страхом, а не злобой, чуть ли не извинялись за то, что им нельзя пропускать нас в приличные места, которые теперь объявили «волчьей» территорией. Один надзиратель выбросил мое наполовину съеденное мороженое, но заметил, что мусор нам есть не запрещено. Прозвучало жестоко, однако я понимала, что Волк попытался таким образом проявить ко мне доброту.
Но не все подразделения были одинаковы. Некоторые оказались более воинственными — и те надзиратели издевались над нами, как откровенные психопаты. Да и над остальным миром — тоже, когда другие страны решили помешать Волкам перевернуть статус-кво с ног на голову. На все попытки Глобального альянса территорий и держав связаться с Волками Стая отвечала сперва полным молчанием, а затем агрессией — если верить слухам, просочившимся в лагерь.