Мои бедра горят, но я понятия не имею, чем вызвано странное ощущение. А если это из-за комара?.. Я же не валялась на пляже, как Алекса, радостно подставляясь под ультрафиолет.
— Издеваетесь? Вы сами бы меня на месте прикончили, если бы я ваш драгоценный квест замедлила, — почти выплевывает Алекса. — Да я в буквальном смысле по вашим следам шла. Мне даже присесть нигде было нельзя, после тех валунов.
— Успокойся, пожалуйста, ладно? — нервно тараторит Хоуп. — Мы тебя ни в чем не обвиняем.
Я скрючиваюсь до боли, пытаясь увидеть, что творится у меня с ногами.
— Хоуп, ты ведь на те камни не садилась, верно? Ты их вообще трогала?
Кожа у нее вроде бы такая, как раньше. Разве что щеки опять раскраснелись.
— Коснулась и сразу поняла, что сидеть на них не хочу. Не люблю мох.
Догадываюсь, в чем дело, раньше, чем она поднимает ладони: кончики пальцев ее правой руки приобрели розовый оттенок. А еще замечаю у нее на предплечье три комариных укуса.
— Ребята, по-моему, это мох… Наверное, чем дольше длился контакт, тем хуже результат. Может, это что-то вроде ядовитого плюща?
— Восхитительно, — комментирует Алекса. — И что нам делать?
— Потереть мылом, смыть водой? От плюща помогает, — предлагаю я. — Хотя в нашем случае вряд ли сработает.
— А у нас есть мыло? — спрашивает Хоуп.
— Нет. Может, воды хватит?
Алекса фыркает.
— Значит, мы проделали такой долгий путь, а в результате очутились на необитаемом острове, где по ночам пропадают девчонки и где мы слышим источник, но не можем его найти. А сейчас еще и ядовитый мох прибавился. Прекрасно.
Алекса проходит мимо нас и вздрагивает, когда длинный тонкий лист слегка задевает ее голень.
— Поздравляю, — бурчит она, не оглядываясь. — Теперь у меня действительно появилось желание найти воду.
Можно подумать, что жалкие остатки «Хейвенвотер» ее недостаточно мотивировали.
Но теперь медлит Хоуп.
— Что такое? — Я пытаюсь не обращать внимания на пылающую кожу. Мы с Алексой впервые стремимся к одной цели, а Хоуп почему-то не двигается с места.
— Как-то подозрительно, да? — Голос ее звучит совсем тихо. — Но она бы за нами вернулась, правда?
Финнли.
Она словно присутствует рядом с нами — некой невидимой силой. Да, именно из-за Финнли мы отправились в джунгли. Но она — как гадюка среди лиан, черная вдова среди листвы — незрима и замаскирована.
Вот истина, которой мы не хотим взглянуть в лицо.
Не представляю, что ответить Хоуп.
А Хоуп, конечно, догадалась, что остров совершенно не такой, каким показался нам вначале. Она понимает, что Финнли могла уйти в любую сторону, имея на то веские — свои собственные — причины.
И если бы она решила нас найти, то мы все явно проблуждали бы до вечера, так и не встретившись.
И чутье наверняка подсказывает Хоуп — она же знает Финнли куда лучше нас, — что та вряд ли бы куда-то ушла в одиночку.
Однако нам приходится во что-то верить, чтобы не падать духом.
Прихлопываю очередного комара, стряхиваю его на землю, стараясь не думать о том, как быстро твоей жизни может настать конец, если кто-то покрупнее да посильнее просто возжелает комфорта.
— Ага, — признаюсь я и девчонкам, и себе. Руководство по выживанию меня к такому не готовило. — Все очень загадочно.
Глава 19
Сомневаюсь, осталась ли на земле хоть одна живая душа, которая сумела бы различить меня настоящую в ряду похожих людей. Но уверена: что бы ни случилось с Финнли, у нее есть человек, который ее знает. Причем знает хорошо.
Удивительно, но день до Зеро был полон моментов, по которым я теперь отчаянно скучаю.
Как же мы твитили в режиме реального времени под марафон фильмов Киры Холлоуэй с Эммой, моей лучшей подругой еще со времен детского сада! И как мы грустили, когда приложение зависало из-за перебоев в обслуживании! Как мы объедались печеньем, которое готовил мой отец, с обжигающим, тянущимся зефиром посередине…
А после марафона я встретилась с Берчем. Мы решили посмотреть, как серферы ловят волну. Стояла непривычно холодная для сентябрьского воскресенья погода. Солнце почти закатилось. Берч накинул мне на плечи свою фланелевую рубашку. Если задуматься, то я до сих пор помню, какая она была мягкая на ощупь, теплая, как сам Берч. Ткань пахла мятным гелем для душа и кофе, который мы взяли по дороге.
Я скучаю по мелочам.
В памяти всплывает что-то особенное про Эмму. К примеру, еще до того, как мы увиделись утром в школе, я уже знала, что она заплетет волосы в манере Киры из фильма — в растрепанный «рыбий хвост» с блестящей золотой нитью.
И я прокручиваю в голове мелочи про папу. Когда он приносил нам к печенью какао, то кидал в наши любимые кружки кучу зефира и не забывал присыпать наши порции корицей, кайенским перцем и морской солью.
Эмма привыкла пить какао именно так с шести лет.
И мне недостает Берча. Но когда я вспоминаю Берча, то перед внутренним взором возникает не юношеское лицо, не десяток оттенков голубого в глазах, не мозоли на пальцах от игры на старенькой гитаре. Нет, я вижу стоптанные края вьетнамок Берча, торчащие нитки швов. И ароматизатор-ананас, свисавший с зеркала заднего вида. Чувствую сладковатый химический запах, смешанный с пылью из решетки кондиционера. Вижу фланелевую рубашку с синей пуговицей, которую Берч пришил вместо потерянной красной.
Берч всегда закатывал рукава, и неважно, какое стояло время года. Берч, имея более чем достаточно денег для покупки новых вещей, предпочитал жить в окружении привычного, удобного, предсказуемого. Наверное, поэтому он проводил столько времени со мной.
Всего этого не заменить.
Но если мы вернем себе любимые фильмы и сверкающие золотые нити, старлеток и глянцевые журналы… Если вернем зефир, шоколад и кружки с ручками в виде радуги с облаками… Если прибавим сюда доски для серфинга, замки из песка и теплые летние ночи… Ничто из вышеперечисленного не сравнится с тем, чтобы знать кого-то настолько же хорошо, как самого себя.
И не сравнится с тем, что тебя вообще кто-то знал.
Глава 20
Проходя третий раз подряд мимо уже знакомых деревьев, мы проверяем даже самые густые заросли. Я-то не думаю, что там нас поджидают острые клыки, раздвоенные языки, но листву раздвигаю исключительно копьем.
Девчонки следуют моему примеру. Кожу безжалостно печет после ядовитого мха, и у нас нет никакого желания наткнуться на нечто подобное.
— Ребя-я-ят! — зовет Алекса из теней в дальнем конце тропы. — Я что-то нашла! — Она, пригнувшись, исчезает за папоротником, а когда вновь появляется, демонстрирует копье: его кончик перепачкан в грязи. — Здесь этого добра полно, а дальше тропинка ужасно сырая…
Алекса, осекшись, бросает на нас взгляд и срывается с места — в глубь джунглей, не разбирая дороги. Мы с Хоуп бежим за ней, пытаясь не вляпаться в грязь и не увязнуть.
Но Алекса… исчезает.
Тишину прорезает крик. Вглядываюсь в кроны деревьев — может, Алекса попала в ловушку? Помню, как такое случилось в одном фильме Киры Холлоуэй, который Эмма просто обожала. Герои, не ожидав подвоха, вдруг очутились в опасно свисающей с ветки сети. Я, правда, вижу только листву.
Хоуп осторожно шагает к тому месту, где пропала Алекса. Иду за Хоуп, но замираю как вкопанная, услышав голос Алексы:
— Вон там — внизу!
Мы с Хоуп переглядываемся. Внизу? У нас под ногами — грязь и заросли, и больше ничего.
— Только не упадите! — предупреждает Алекса.
Медленно крадусь вперед… и все понимаю. Очередная иллюзия: прямо как та, что скрывала от нас остров. Надо же, куда мы забрались! Оборачиваюсь к Хоуп и подтягиваю ее к себе.
— Только аккуратно, — говорю я.
— Ого! — выдыхает она.
В нескольких футах от нас земля обрывается. За узкой, но глубокой расселиной опять буйствуют зеленые джунгли. Ненароком сорваться вниз очень легко. Особенно если быстро бежать, как Алекса.
Глянув вниз, наконец, вижу и ее. Алекса стоит на широком, ровном выступе расселины. Расстояние между нами — приблизительно в двенадцать футов. Такими выступами тут и там усыпана вся скала — чем, конечно, лучше, чем полноценней обрыв, но ненамного. А у подножия в обе стороны тянется ручей. Неудивительно, что мы слышали его плеск. Ужасаюсь внезапной мысли: а вдруг иллюзий на острове еще больше? Может, Финнли по-прежнему где-то у берега, а мы ее почему-то не заметили?
Пока что держу мысль при себе. Воображаю, как девчонок огорошит известие, что, вполне вероятно, мы потратили столько времени зря.
— Алекса, ты в порядке? — кричит Хоуп. — Ничего не сломала?
Кровавых отметин на выступе я не вижу, да и Алекса уверенно держится на ногах. Хороший знак.
— Ударилась, когда упала. Может, лодыжку вывихнула? Надеюсь, что нет. Сильной боли не чувствую. Могу стоять… и ходить… ай! Ноги до сих пор печет — в общем, кошмар. Пока доберемся к воде, я озверею.
Разделяю ее чувства. Такое ощущение, что при малейшем движении в каждый дюйм моей кожи вонзаются острые иглы. Вдобавок я сильно психую. Спуск со скалы и при нормальных обстоятельствах был бы для меня трудным, я ведь ненавижу высоту, а сейчас, когда у меня горят бедра… лучше прыгнуть вниз и в полете помолиться о крыльях.
Впрочем, самый сложный этап — присоединиться к Алексе, а дальше уступы располагаются достаточно близко друг к другу. Не все они, правда, настолько широкие, да и некоторые кажутся не слишком надежными, однако в основном мы сможем спускаться по ним, как по ступенькам.
Придумываем план. Я — выше Хоуп, поэтому сумею спрыгнуть на уступ без особого риска, а значит, ей надо идти первой. Я буду держать ее за руки, а Алекса подстрахует снизу. На обратном пути мы воспользуемся таким же методом: двое помогут одной дотянуться и дождутся, когда она сбросит веревку из лиан.
Хоуп спускается без проблем, за ней приземляюсь и я. От удара лодыжки прошивает болью, но у меня давно все горит, поэтому новый дискомфорт попросту смешивается с этим ощущением. Аккуратно переходим с уступа на уступ, отчаянно цепляясь за скалу. Вниз летят мелкие камешки, а до ручья еще очень далеко.