Лодка сворачивает не вправо, а влево. Странно, когда мы проникли в пещеру на каноэ, я четко видела в той стороне джунгли, а не продолжение канала.
А теперь зарослей нет.
И мы не просто близко к берегу — мы оказываемся прямо у него.
— Снова биозащита? — тихо спрашиваю я, и Пеллегрин слегка кивает.
Невероятно. Я оглядываюсь… и от канала, постройки и даже пролива, через который мы выплыли, не остается и следа. Я вижу джунгли и низкий утес, а наша лодка устремляется в открытый океан, где в пятидесяти ярдах ожидает ультрасовременная яхта, освещенная яркими огнями.
Я никогда не стремилась к такому. Я вовсе не желала оказаться на яхте, готовой доставить нас к человеку, погрузившему мир в хаос. И даже не думала о том, что ввяжусь в миссию, от успеха которой зависит исход войны.
И я не могла предположить, что терзающая меня из-за Финнли вина — капля в океане по сравнению с тем, что я испытаю, если подведу отца.
Допустим, я провалюсь и меня раскроют.
Тогда его убьют. Из-за меня.
А я этого не хочу.
Глава 79
Я в жизни не видела таких судов: наполовину роскошная яхта, наполовину экспонат Нью-Йоркского музея современного искусства. Парус с прожилками швов смахивает на брюхо гигантского кита. Длинный и острый нос — мастерское сочетание эстетики и функциональности — способен пронзать и самые страшные волны. Прямо над ним красуется острая скульптура, устремленная в небо, она напоминает жуткий клюв, готовый поглотить все, что встретится ему на пути.
Мы с Пеллегрином поднимаемся на палубу среднего яруса. Иллюминаторы расположены так, что образуют странный, извилистый орнамент. Их столько, что стены почти не остается — сплошь выточены безупречно ровные окошки. Когда мы попадаем внутрь — сперва Феникс, Касс и Лонан, затем я и Пеллегрин, — последний запирает дверь. Мне еще не приходилось бывать на борту настолько шикарных яхт: интерьер в глубоких ванильных тонах, узкие доски паркета с вкраплениями орехового цвета.
— Эн-пэ-и, запад? — спрашивает у Пелла какой-то член экипажа.
— Подтверждаю! — отзывается Пеллегрин.
— Обживайтесь, — советует моряк. — Плыть будем почти всю ночь. Путешествие предстоит долгое.
Я смотрю на Пеллегрина в поисках подсказки — когда мы начнем действовать и сменим курс? — но выражение его лица непроницаемо. Для сохранности тайн это, конечно, хорошо, но для моей паранойи — нет.
— Присядешь? — спрашивает Лонан.
Остальные успели разместиться на диванах у правого борта.
Если я сяду, то засну. Если я устроюсь рядом с Лонаном, то, возможно, никогда не захочу встать, что слишком рискованно.
Но я… так… вымоталась…
Ответ, вероятно, написан прямо у меня на лице. Не успеваю опомниться, как Лонан берет меня за руку и ведет в кормовую часть, к длинной мягкой скамье с тремя декоративными подушками. Отсюда открывается вид на океан и остров. Наверное, днем любоваться этой картиной куда приятнее.
Лонан опускается на скамью и протягивает ладонь, предлагая присоединиться. Усаживаюсь и, придвинувшись к Лонану, утыкаюсь головой чуть ниже его ключицы. Какие у него классные крепкие мышцы! Лонан обхватывает меня рукой, привлекая к себе как можно ближе.
Однако недостаточно близко.
Мы оба изнурены, мы оба таем в объятиях друг друга. А я была права: мне вообще не хочется вставать.
Яхта набирает скорость, поднимается прохладный ветер. Жаль, что я оставила желтую кофту в тоннеле.
Лонан гладит меня по плечу, прогоняя озноб жаром.
— Рада снова тебя видеть, — шепчу я.
В голове вертится столько фраз, но без опаски можно сказать лишь эту. Надеюсь, что можно.
В свете луны видно его мягкую улыбку.
— И я рад тебя видеть, Иден. — Лонан опускает взгляд на цепочку с кольцом моего отца и проводит пальцем по изгибу металла. — Я тоже скучаю по своей семье.
Я цепенею. Лонан ведь уже рассказывал мне про родителей, с какой стати он опять о них заговорил? Он на что-то намекает?
Ключевое слово «тоже»: Лонан все знает.
Он в курсе, что кольцо принадлежит моему отцу. Как и потрепанное руководство, которое я таскала с собой повсюду.
Мой отец напрямую связан с разразившейся войной, но это не означает, что он ее начал.
Но мне придется молчать.
Война меня научила как минимум одному: другие люди не обязательно видят мир в черных и белых тонах. Некоторые, невзирая ни на что, хотят видеть только алые краски. Особенно если им часто причиняли боль.
А Лонан не отстраняется, а придвигается еще ближе, и больше мне ничего не надо.
Мы целуемся — нежно, осторожно, мягко. В касаниях наших губ нет ни нетерпения, ни страха, ни прощания, ни чистого облегчения, что мы оба сумели выжить. Мы целуемся потому, что достигли взаимопонимания — и неважно, что пока мы находимся еще в самом начале пути и наши тяжелые утраты оставили глубокие раны в нас обоих.
Мы набрались смелости вновь полюбить, прекрасно осознавая, каково будет друг друга потерять.
Не представляю, как долго все длится.
Я целую его, а потом начинаю дремать.
Я погружаюсь в сон, но внезапно пробуждаюсь.
Моя голова утыкается в жесткий бамбуковый подлокотник.
Голоса.
Переполох.
Меня мутит от резкого пробуждения от глубокого сна. Ничто не дается даром, победа достанется нам нелегко.
Мой нож — вернее, нож Лонана! — пропал.
Как и сам Лонан.
Глава 80
«Это — последний раз, когда ты можешь мне доверять. До тех пор, пока не найдешь лекарство», — сказал Лонан. На прощанье, тогда, в пещере.
Но лекарства не существует.
Значит, теперь я никогда не смогу ему доверять?
Глава 81
Я слышу голос Лонана. И хотя я осталась в люксе одна, я все равно разбираю все слова. Крадусь по винтовой лестнице, ведущей на верхнюю палубу — небольшое помещение с затемненными стеклами, настольными лампами и навигационным оборудованием набито до отказа.
— Меняй курс на личный остров Зорнова, — произносит Лонан, когда я шагаю к ним. — Ты понял или нет?
Удивительно, как обстановка меняет людей. Как мягкое сиденье, приглушенный свет и гладкая кожа сглаживают острые углы. Как нож у горла капитана яхты делает все с точностью до наоборот.
Мне еще не доводилось видеть эту сторону Лонана. Я знала, что она существует — он сам мне о ней рассказывал, — но притворялась, что ее нет. Впрочем, думать, что ограненный бриллиант не может играть на солнце всеми цветами радуги, попросту бессмысленно.
Касс тоже не бездействует. Он приставил нож к горлу старшего помощника, которого правильнее было бы назвать единственным помощником. Таким образом Феникс получает свободу маневров. Подозреваю, что Пеллегрин или мой отец специально подстроили так, чтобы членов экипажа оказалось в два раза меньше, чем нас.
— Я спрашиваю, ты понял?! — повторяет Лонан.
Его лицо каменеет, как в ночь нашей первой встречи, до того, как он решил, что мне можно доверять.
— По графику я следую к Эн-пэ-и, — выдавливает капитан, скашивая глаза на лезвие.
— График изменили наверху, — парирует Лонан. — У нас есть документ с подписями Уилла Андерсена и Зорнова.
— Не может… подделка, точно! — Капитан бросает взгляд на Пеллегрина, ища поддержки, но тот и не думает двигаться с места.
Капитан распахивает глаза еще шире, они сверкают, как сияющие за темными стеклами иллюминаторов огни.
— Вас накажут! Скажи им, Пелл!
Руки капитана покрыты татуировками с чем-то вроде самурайских мечей. Голос его звучит сухо, хрипло.
Пеллегрин невозмутим:
— Никаких фальшивок, Рекс. И нам следовало молчать — до поры до времени. Если хочешь оспорить приказ, я не стану тебе мешать! Но ведь ты и сам прекрасно понимаешь, что Зорнов тебя прикончит, когда узнает, что ты не подчинился.
Не самый лучший аргумент. Рекс явно думает, что неподчинением будет выполнение именно наших приказов.
— Если откажешься нам помочь, я сделаю так, что ты умрешь самой мучительной смертью, которую даже не способен сейчас вообразить, — Пеллегрин наклоняет голову. Его полуулыбка, как бы говорящая «шах и мат», явно приводит Рекса в бешенство. — Ну, что выберешь?
Рекс готов сдаться.
— Я не хочу ввязываться в вашу аферу. Ладно… Давай вперед, — произносит он и впивается взглядом в Пеллегрина, хотя нож в опасной близости от его горла держит Лонан.
— Нет!
Все поворачиваются ко мне.
У меня горят щеки. Я не знаю, что предложить, но не могу смотреть, как Пеллегрин, или Лонан, или даже Касс с Фениксом будут умышленно пытать человека. Неужели они найдут в себе силы на такое?
— Посмотрите на фото, — говорю я и указываю на два снимка.
Фотографии небрежно заткнуты за бамбуковую отделку на стене. На одной запечатлен так называемый «Космический корабль «Земля» — легендарный геодезический купол из тематического парка «Эпкот», на фоне которого стоит Рекс с изящной брюнеткой. На руках у Рекса — девочка в костюме принцессы. На втором фото я вижу младенца, лежащего на весах, — судя по тому, что его еще не успели обтереть, он совсем недавно появился на свет.
Собираю всю волю в кулак.
— Даже если мы еще не понимаем причин, Рекс стоит за то, что считает правильным… а не все ли мы за это боремся? Он не хочет нам помогать, однако умирать у него точно нет никакого желания, пусть он и говорит, что готов. — Голос срывается, но я заставляю себя продолжить: ведь пока меня внимательно слушают, а другой возможности может и не появиться.
— Он пытается сохранить честь. Думаю, мы должны ему это позволить.
На лице Рекса не дрогнет ни один мускул. А я-то решила, что, если незнакомый человек из кожи вон лезет, чтобы кого-то защитить, этот кто-то должен хоть как-то отреагировать.
Рекс не реагирует.
В отличие от Лонана. Нож он не убирает, но, встретившись с ним глазами, я различаю в них проблески сострадания.
— Даю тебе последний шанс, — произносит Лонан. — Если ты откажешься нам помочь, мы не станем тебя убивать, но бросим голодать на нижней палубе, пока кто-нибудь не обнаружит, что ты там заперт. У меня — богатый опыт в мореплавании, и я лишь прошу тебя дать нам координаты и поделиться информацией о защитной системе и охране. — Он обращается к Рексу, но посматривает на меня. — А если ты нам поможешь и все пойдет по плану, то ты останешься жив. И воссоединишься с семьей. Что скажешь, капитан?