Собравшись с силами, бью локтями назад — в его ребра — и втягиваю в легкие воздух. Я свободна! Вонзаю шприц в бедро Касса. Он мгновенно падает мешком.
Мое дыхание по-прежнему поверхностное, рваное.
— Лонан! — зову я. — Лонан!
Что, если Феникс вырубил его в другой комнате? Я должна найти Лонана! Но, может, Лонан первым напал на Феникса? Надо было сперва подумать, а потом кричать. Соображай, Иден. Будь умной девочкой.
Лонан заглядывает в комнату, и — какое облегчение! — он явно потрясен.
Лонан смотрит на неподвижного Пеллегрина, переводит взгляд на оконное стекло, окрашенное кровью. Очутившись возле меня в мгновение ока, Лонан берет меня за руку. Я не успеваю его остановить. Его ладонь теплая, мягкая. Она дарит мне спокойствие и утешение, хотя я должна быть начеку.
Пеллегрин хрипит, пытаясь что-то сказать. Отчетливо слышны лишь какие-то обрывки фразы:
— Формула… лекарство. Если не выживу, то… в лаборатории.
Наклонившись к Пеллегрину, понимаю, что он потерял очень много крови.
— Ава, — произносит Пеллегрин уже четче. — Не мертва… — Глубокий вздох. — Не может быть…
Нет-нет-нет. Нет!
Если Ава жива, то нам конец. Наверное, она обманула Феникса еще тогда, на яхте, — и использовала Алексу! Значит, Алекса тоже под ее контролем. Что еще пошло не так?.. «Но Ава определенно возьмет ситуацию в свои руки, если увидит на то вескую причину», — предрек Пеллегрин. Он прав.
А последствия как для моего отца на штаб-острове, так и для нас на «Атласе»… В общем, дело плохо. Мы на грани катастрофы.
Пеллегрину нужен доктор — и не ученый, а самый обычный.
Пелл силится держать глаза открытыми, но веки его трепещут, норовя сомкнуться.
— Иден, — зовет он меня и вдруг стискивает мою руку: — Беги!
Но мне некуда податься.
Ладонь Лонана вдруг сжимается, едва не ломая мне кости. Я сразу все понимаю, как только заглядываю ему в глаза.
Вот так и приходит смерть. Первой умирает надежда.
Глава 88
Его глаза ничего не выражают. Голос, произносящий мое имя, кажется чужим. Он пуст, пуст, пуст…
ПсевдоВолк. Ненастоящий Лонан.
С трудом высвобождаюсь. Оглядываюсь по сторонам. Серебряный футляр лежит совсем недалеко, открытый, с двумя шприцами — янтарным и голубым. Но меня опережает Феникс. Он берет по шприцу в каждую руку. Лонан хватает меня за локти и удерживает на месте, хотя я отчаянно брыкаюсь.
Я — в меньшинстве. Два ПсевдоВолка, две иглы — все против меня. Ава, конечно, свято верит в то, что мы прибыли убить Зорнова. Особенно сейчас, когда голубой шприц у нас на виду. А как стопроцентно удостовериться в том, что Зорнов не умрет? Правильно, вколоть сыворотку кому-то другому — и подопытным кроликом стану как раз я.
— Знаешь, а перед смертью твой отец умолял за него попрощаться, — говорит Феникс, прокручивая шприцы в пальцах.
Феникс опять превратился в передатчик. Оружие-марионетка. И не может такого быть — я отказываюсь верить, что отец погиб, пока не увижу исчерпывающие доказательства. Если Ава врала, почему я должна верить ей сейчас? Вожаки, похоже, наобещали ей золотые горы и звезды с неба в придачу.
Из искр разгорается пламя, которого я от себя не ожидала. Вырвавшись из хватки Лонана, я бросаюсь прямиком на Феникса. Я пыталась быть осторожной, и куда это меня привело? Впившись в его слабую руку — ту, что с янтарным шприцем, — выворачиваю ее, пока игла не вонзается Фениксу в живот. Выцарапываю из второй руки смертоносный голубой шприц — даже отключаясь, Феникс до боли стискивает пальцы. Пока оружие у меня, оно не достанется Лонану.
Правда, Лонан еще сильнее хочет его заполучить. Он загоняет меня в угол, к панорамному окну, и бьет так, что я удивляюсь — почему ни череп, ни стекло, ни вселенная не разлетаются вдребезги? Кровокод чудом остается цел, но, наверное, ненадолго. Мне хватает скорости, чтобы ускользать, но Лонан вновь и вновь ловит меня.
Против меня — вся его мощь.
Весь его огонь.
И весь его гнев.
Направляю иголку подальше от себя — и от него, насколько такое вообще возможно. Я не желаю вкалывать ему сыворотку. Лонан уже перестал быть Лонаном… но я не хочу убивать его, зная, что где-то внутри него по-прежнему трепещет душа Лонана.
Но черта, проведенная на песке, может погубить и меня.
Понимаю это, когда Лонан выдирает шприц из моих пальцев.
Мы падаем, и я едва не расшибаю голову об пол.
Лонан нависает надо мной и встряхивает голубую сыворотку.
Я умоляю, лихорадочно ищу в его глазах хоть что-нибудь от того Лонана, которому всецело доверяю. Но его там нет. Последним, что я увижу в жизни, будет его безразличная улыбка, думаю я.
Игла опускается ниже.
И входит в эбеновую кожу. Пеллегрин каким-то образом сумел втиснуться между нами. Лонан отшвыривает Пеллегрина, как будто тот ничего не весит. Пелл отлетает к окну, и стекло наконец не выдерживает: по нему пробегает паутина трещин. Я откатываюсь дальше и обретаю свободу. Сколько же усилий приложил Пеллегрин? Он пошел на такую жертву ради меня?
Я осталась жива. Хотя не должна была.
Укол действует мгновенно. Вспоминаю спектакль со «смертью» Алексы. Сейчас передо мной разворачивается совершенно другая картина.
Остекленевшие, похожие на мраморные шарики глаза. Страшные, полные страданий хрипы. Скорченные, как ветки засохшего дерева, конечности.
Шприц подарил мне жизнь. Зато Лонан еще способен подарить мне смерть.
— Аварийный гидрозатвор активируется через десять секунд, — произносит ровный женский голос. — Соблюдайте правила безопасности. Зайдите за желтую линию.
Феникс и Касс лежат без сознания с нужной стороны, а меня, если я не сдвинусь хотя бы на дюйм, сейчас разрежет пополам… Пеллегрин находится у окна.
Впрочем, его уже поздно спасать.
— Пять, четыре, три… — считает голос. Сквозь паутину трещин просачиваются капельки воды — сюда жаждет попасть целый океан, и окно в любую секунду уступит его напору.
Я бросаюсь к двери, Лонан следует по пятам. Едва мы успеваем выбежать наружу, как затвор падает вниз, навеки отрезая от нас Пеллегрина и кровожадный поток.
Глава 89
Пеллегрин мертв.
Я должна думать о передаче кровокода и не привлекать к себе внимания, но вместо этого спасаюсь бегством от Лонана. Он исполнен решимости довести начатое до печального конца.
Выскакиваю из жилого отсека, лечу вперед, спрыгиваю на аквапоническую платформу. Листья хлещут по щекам, но я прибавляю скорость. Я намерена выбраться наружу. Наверное, подобные инциденты никогда прежде не случались. А если хоть какая-то опора не выдержит, то все зальет водой в считаные минуты.
Лонан не отстает. Я бегу вдоль желтой линии в вестибюль. Быстро преодолеваю расстояние по винтовой лестнице и одновременно молюсь, чтобы железные двери открывались автоматически. Только бы не напороться на их изящные, но острые выступы!
Двери, однако, распахиваются, но плавно и неторопливо. Я успеваю протиснуться, а Лонану приходится ждать. Хорошо, что у широких плеч и крепких мышц есть свои недостатки.
Набираю скорость, перепрыгиваю через ступеньку и оказываюсь в величественном приемном зале. Меня встречает лишь рояль. Разумеется, вожак и его уважаемый гость переждут хаос и останутся целехоньки. Лихорадочно кручусь, выискивая выход попроще, но ничего не нахожу. Вижу лишь вход в темный, запутанный лабиринт коридоров. Сунуться туда в одиночку — верная смерть.
Слышу шаги Лонана. Скоро он будет в зале. Шевелись, Иден… давай! Ты ведь хочешь жить!
Озираюсь по сторонам, думая, где бы спрятаться. Натыкаюсь взглядом на шестиугольник на полу: он находится возле огромного окна, из которого открывается романтический вид на пальмы и океан.
Систему безопасности разрабатывал Пеллегрин, и если внизу расположена подводная среда обитания, то аварийный выход должен быть именно здесь.
А если я ошиблась, то мой провал будет, по крайней мере, зрелищным.
Шестиугольник придает мне уверенности. Я несколько раз была свидетелем того, как Пеллегрин мастерски скрывал истину за пеленой иллюзии. Зал подсвечивают лампы — так мягко, что их можно принять за рассеянный солнечный свет.
Я делаю вдох и стремглав кидаюсь прямо в окно, готовая разбиться насмерть.
Но этого не происходит.
Стеклянная панель бесшумно отъезжает в сторону, и мне в лицо ударяет теплый соленый бриз.
Лонан быстр, но я опередила его. Наверное, ненадолго.
Тем не менее я и не подозревала, что в число моих достоинств входит скорость. Впрочем, раньше у меня не было такой мотивации выжить. Дышать больно, мышцы ног горят так, что я их почти не чувствую, но я продолжаю бежать по идеально ровной дорожке. Пальмы и цветы, которые я вижу боковым зрением, превращаются в расплывчатые пятна.
Дорожка внезапно обрывается, как будто вымостивший ее человек не ожидал, что остров может перейти в заводь.
Песок мешает мне. Но дело не только в нем — я само воплощение изнуренности. Лонан, который, в отличие от меня, имел возможность потренироваться — мне-то было негде, берег в моем родном городе заминировали, — с легкостью меня настигает.
Я падаю на песок, распластываюсь, не позволяю себя поднять обратно — я очень тяжелая ноша.
Стать таковой мне несложно.
За Берча. Эмму. За мой дом.
За все то время, когда я считала себя сиротой и когда в качестве утешения у меня была лишь кровь в пузырьке, пара зубов да потрепанная книжка.
За Пеллегрина, который умер ради меня.
За Лонана. Как страшно он будет сожалеть потом, когда все останется позади, сколько боли он испытает.
Но мы уже переступили черту, я не позволю всему окончиться вот так.
Поэтому я продолжаю упрямо бороться. Лонан хватает меня за бедра — я вжимаю их в песок, тянет за плечо — я прохожусь локтем по его ребрам. Я отбиваюсь, упираясь пятками, цепляясь пальцами, пока мне не начинает казаться, что я сломаюсь.
И мы скатываемся в воду.