Лонан не останавливается.
Я стараюсь заплыть к частично скрытой под водой геодезической сфере — ловушке для рыбы, которую увидела еще с яхты. Если удастся залезть внутрь — и удержать Лонана снаружи, — я смогу то цепляться за верхние перекладины, чтобы набрать воздуха, то нырять поглубже, пока Лонану не надоест меня ловить или пока кто-нибудь не решит мне помочь. Надеюсь, хоть что-то из вышеперечисленного случится до прилива, иначе я не доберусь до суши. Но я должна попытаться. Другого выбора у меня попросту нет.
Руки Лонана длиннее и сильнее моих, расстояние между нами стремительно сокращается. Я в жизни не плавала наперегонки так яростно. Клетка приближается.
Но на ее дверце висит замок размером с мое сердце.
Я ужасно устала, у меня кончились пути к спасению, но я продолжаю бороться. Лонан хватает меня за плечи, толкает прямо на жесткие прутья. Цепляюсь за сталь, с трудом карабкаюсь вверх, как по лестнице, но никак не могу нормально вдохнуть. Лонан тяжелый, он тянет меня вниз… и вдруг перестает.
Что еще такое?
Лонан ловит мою цепочку и натягивает — она врезается мне в горло вместе с широким обручальным кольцом папы. Еще немного — и мне конец. Лонан дергает цепочку, но она не выдерживает и рвется… Я свободна! Выныриваю, жадно хватаю воздух.
Лонан — Ава в голове Лонана — не сразу понимает, что случилось. Я вдыхаю как можно глубже и плыву к берегу, яростно работая руками.
Меня настигают, когда мои ноги почти касаются дна.
Соленая вода жжет глаза, горло. Лонан посильнее Хоуп, ему проще меня утопить. Бью коленом так, чтобы заведомо выиграть время. Глоток воздуха… жизнь.
Лонан корчится от боли.
Хватаю его за волосы одной рукой, а ногтями второй впиваюсь в горло — на шее Лонана выступает кровь.
— Почему ты хочешь меня убить?! — кричу я, глядя на Лонана в упор. — Что я тебе сделала, Ава?! Чем тебе помешал мой отец?.. Чего ты пытаешься добиться? Ты испортила Зорнову деловую встречу! Ты думаешь, что он обрадуется?
Лонан окунает меня под воду и держит, пока сверкающий на ее поверхности солнечный свет не превращается в мушек, пляшущих перед глазами.
Царапаю запястья Лонана до крови. В воде расплывается красное пятно.
— Лонан, стой! — снова кричу я, когда мне удается вынырнуть и сделать долгожданный — и бесполезный — вдох. — Прошу тебя, во имя всего, хватит!
Вода, мерцающий свет, мушки, темнота.
Нет никакого «во имя всего». Нет никакого «хватит».
И вдруг — чудо.
В один миг его ладони сжимают меня стальными тисками. А в другой — они опять принадлежат ему, я сразу это чувствую. Он подхватывает меня на руки — бережно и нежно, и я обмякаю. Мои слезы остались в океане, мне больше нечего проливать.
— Иден… Иден! Нет!
В его голосе — страх, паника.
Лонан. Он снова со мной.
Он вытаскивает меня на берег и склоняется надо мной.
— Не оставляй меня, — умоляет он и мягко целует мою шею, виски, запястья.
А может, он все еще что-то ищет… Ну и ладно. Пусть.
— Прости, прости меня, прости!.. — раз за разом повторяет он, уткнувшись в мои волосы.
Но воздух, который мне нужен, дабы хоть что-нибудь произнести (и которого Лонан меня уже лишил), что-то совсем не спешит возвращаться в мои легкие. Не желает томиться в теле человека, наверное, раз уж обрел свободу.
Он улетает прочь, и я вместе с ними.
Глава 90
Просыпаюсь, окутанная тусклым бирюзовым светом. Я — одна. Я нахожусь в комнате, точно такой же, как та, где все закрутилось. За стеклянной стеной, мимо кораллового выступа, проплывает ярко-фиолетовая медуза с длинными щупальцами. Мой сон охраняет детский рисунок, который словно гарантирует мне, что завтрашний день принесет покой.
Но это не обещание, а просто надежда. Завтрашний день не гарантирует покой, а временный покой не гарантирует, что у меня вообще будет завтра.
Но если меня оставили здесь, чтобы я очнулась и отдохнула, значит, меня пока не раскрыли. Я лежу под одеялом; на столе стоит бутылка «Хейвенвотер» и нетронутая тарелка с едой. Сколько времени я валялась без сознания? Где остальные? Нас пока не убили, и мы до сих пор на острове.
Наверное, я еще не подвела отца.
Руки и ноги затекли — как и все тело, — но я нащупываю в кармане стеклянный пузырек и понимаю, что он уцелел. Удивляться, наверное, не стоит — первый я носила с собой два года, пока он не разбился у порога логова Волков. А кровокод наверняка сделали из очень прочного стекла.
Кровь и стекло. Накатывают воспоминания.
Гидрозавеса, должно быть, выдержала, если нас не затопило. На полу комнаты нет следов крови, но что творится в другой? Или Пеллегрин остался лишь в моей памяти — образами, которые никогда не померкнут? Боюсь, что до конца дней своих не смогу избавиться от сцен, что проигрываются в голове.
Сбрасываю одеяло. Мне жарко, я взмокла. Начинаю дремать. Когда я соскальзываю обратно в объятия темноты, то вижу кошмары, которые, кажется, не собираются меня отпускать.
Глава 91
Проснувшись, я мгновенно настораживаюсь.
Слышу звук, с которым сдвигается в сторону автоматическая дверь, и распахиваю глаза. Ко мне никто не бросается, никто меня не зовет. Из гостиной доносятся тихие и мерные шаги. А потом я вижу лицо. Мне приходится напрячь память, чтобы его вспомнить. Эта женщина — приземистая, низкая, но весьма внушительная — работает у Зорнова на кухне.
В тот момент она вроде бы резала фрукты.
— Вас ожидают наверху, — произносит она.
На ее мизинце виднеются буквы «С-А-Б-А». Она была одной из нас. Интересно, сделали ли из нее ПсевдоВолка? Сомневаюсь, что Зорнов позволил бы необработанному человеку жить на его острове.
— Вожак желает с вами побеседовать.
Желудок сжимается от спазма. Вообще-то мне нужна не только еда, но кроме нее, у меня сейчас ничего нет. Тянусь к простоявшей здесь черт знает сколько времени тарелке. Беру крекер.
— А это вы мне принесли?
Женщина не улыбается, но, похоже, моя догадка ее приятно удивила.
— Вам следовало поесть раньше. Поторопитесь. Следуйте за мной, пожалуйста.
Я поспешно срываю с веточки горсть виноградин, запихиваю в рот куски банана, а затем покидаю комнату.
Иду за Сабой. Сопротивляться бесполезно. Если она ПсевдоВолк, то в случае необходимости ее с легкостью используют против меня — я в этом уже прекрасно убедилась. А еще, если доктор Марике до сих пор находится на острове, было бы хорошо выбраться из подводной среды обитания обратно на сушу.
Саба шагает вперед, не оборачиваясь. Я поедаю фрукты. Сердце колотится. Как же быстро я преодолела этот путь в прошлый раз. А вызывал ли Зорнов Лонана и остальных? Надеюсь, что они в порядке.
— Саба?
Она вздрагивает, услышав свое имя. Наверное, отвыкла.
— Что с мной будет?
Зорнов в курсе: он наверняка знает про пузырек, а больше за мной никаких грехов не числится, насколько я помню.
Дождавшись, когда железные двери приоткроются, мы проскальзываем в просторный зал, смахивающий на аквариум наоборот. Вода снаружи светится особенно ярко — думаю, уже наступило утро.
— Что со мной будет? Я…
Саба меня перебивает:
— Что бы ни случилось, не смотри ему в глаза, пока он сам не обратится к тебе. Он так требует.
И она умолкает. Я могу надавить, попытаться что-то выведать, но ничего не делаю. Лучше приберечь силы для встречи, где мне придется отвечать, отвечать и еще раз отвечать.
Но у меня нет ответов. Только вопросы.
Глава 92
Саба приводит меня на второй этаж, в просторную комнату с белыми стенами и, конечно же, панорамным окном с видом на океан. Слишком красивое помещение для человека, который разрушил мир.
Слишком чистое и, если можно так сказать, открытое.
И слишком пустое, безликое для вожака, для одного из тех, кто отнял все у остальных и теперь может заполучить что угодно. Над белоснежным столом даже нет картин, хотя Зорнов мог бы прибрать к рукам Сикстинскую капеллу. Единственный примечательный предмет — громадная низкая люстра: завораживающий шедевр из тысяч черно-белых ромбов, которые свисают с бесчисленных нитей и поблескивают в лучах солнца.
— Воды нам не захватила? — приветствует Зорнов Сабу.
«Нам» — это, очевидно, ему и доктору Марике.
Зорнов и Марике сидят возле стола в не самых удобных на вид креслах, напоминающих современные троны.
Саба ставит меня на нужное место — кладет руки мне на плечи и направляет к участку в десяти футах от обоих мужчин, откуда я могу видеть лицо как одного, так и другого. Потом Саба бесшумно выскальзывает из комнаты. Наверное, собирается принести воду. Она возвращается с парой высоких матовых стаканов, до краев наполненных ледяной водой. Вместо благодарности Зорнов сует в рот соломинку. Доктор с улыбкой кивает.
Я в жизни не видела, чтобы человеку было настолько неуютно в кресле, как доктору Марике. Он почти ничем себя не выдает — разве что постоянно постукивает ногой по полу. Зорнов вряд ли что-то заподозрит. Мое сердце бьется в том же ритме. По крайней мере, не мне одной хочется побыстрее отсюда убраться.
— Иден.
Неужели Зорнов удостоил меня такой чести? Он — человек, который не желает утруждать себя лишним рукопожатием и обращается к своим гостям по имени, только если они голландско-ливанские доктора, способные выстроить для него нерушимое будущее.
Но что же мне делать? Смотреть ему в глаза или нет? Дни, когда любые его прихоти исполняются, скоро подойдут к концу. Мне плевать, чего он требует, понимаю я, и наши взгляды встречаются. Его — сталь, грозовые тучи без малейшего проблеска света.
— Я ведь был на похоронах твоей матери, Иден.
Он не моргает.
Вот и первый удар. Будь сильной, Иден, не дай ему тебя сломить.
— Подарил твоему отцу бутылку скотча, — продолжает Зорнов. — Мы связаны больше десяти лет, и он один из немногих, кому я могу безоговорочно доверять.