А вопросы бабушка задает так, будто рубит дрова. Поэтому я ни разу не позвонила ей за все одиннадцать месяцев пути. Причина в ее манере задавать вопросы и в самом главном вопросе, ответ на который заперт в башне Замка. А значит, если придется ей позвонить (а мне придется это сделать), выход у меня только один — Настоящее время.
В Настоящем времени слышу гудки. На четвертом она отвечает:
— Слушаю?
Голос у нее резкий и немного встревоженный. А еще я чувствую, что она насторожилась (звоню с незнакомого номера) и в то же время что-то почувствовала.
Я не отвечаю сразу, и бабушка спрашивает:
— Кто это?
— Это я. Мари.
Слышу, как бабушка делает глубокий вдох.
— О мой бог, Мари, — говорит она, хотя в бога никогда не верила. — Ты где?
— В Ардроссане. У паромного терминала.
— О мой бог, — повторяет бабушка и задает тот самый вопрос.
Я отвечаю сразу, даже не запинаюсь:
— Нет, папа не со мной.
Голос у меня ровный, потому что в Настоящем времени ты не отвечаешь за Прошлое, потому что прошлого нет. Прошлое осталось позади, а там нет ничего, кроме непроглядного мрака.
— И мамы тоже нет рядом, — продолжаю я. — Но все в порядке. Объясню позже.
В Настоящем времени нет понятия «позже». Так что это — обман.
Но бабушка об этом не знает и просто спрашивает:
— У тебя есть деньги?
Она переходит прямо к делу не из-за того, что я пообещала объяснить все позже, а из-за фразы «все в порядке». Надо будет подумать о выборе слов. Потому что в наше время слова обещаний нужно продумывать заново, как и свою историю.
— Садись на паром, который отходит в одиннадцать ноль пять, — продолжает бабушка. — Я тебя встречу.
— Нет, — говорю я. — У меня нет денег. Украли все, что было.
— Ох, — вздыхает бабушка.
Пауза. Я слышу, как она думает.
— Я пришлю Питера, — говорит бабушка. — Сегодня вторник. Он сейчас в море на своей лодке. Попрошу его переправить тебя прямо в Корри.
— Питер?
— Да. Ты помнишь Питера?
Глава 60
Возвращаюсь к машине. Говорю мисс Сперри, что бабушка очень обрадовалась, когда услышала мой голос, и что она встретит нас в Бродике. Потом возвращаю ей «сдачу от покупки билетов» и говорю, что нам надо успеть на паром, который отходит в одиннадцать ноль пять, поэтому лучше поторопиться.
Мальчик выходит из машины. Мисс Сперри выходит из машины. Мальчик стягивает через голову одеяла и с очень серьезным видом протягивает их мисс Сперри. Он словно говорит о тех людях в некрополе, которым теперь одеяла нужны больше, чем ему. Потому что он в безопасности.
Почти.
— О, спасибо, — говорит мисс Сперри. — Это очень разумно с твоей стороны. — Она садится перед мальчиком на корточки и прикасается к его голой руке. — Но я думаю, лучше тебе оставить одно себе. Для переправы. В море ветер всегда дует сильнее, чем на суше.
Мисс Сперри отвязывает мое лилово-белое одеяло от розово-белого, которое с самого начала дала мальчику:
— Вот, держи. Пригодится.
А потом, так будто в этом жесте нет ничего необычного, обнимает мальчика и целует его в макушку.
И мальчик ей это позволяет. Даже больше, он целует ее в ответ. Прямо как я, когда папа целовал меня в макушку.
Мисс Сперри делает самые сложные вещи так, будто это проще простого.
Глава 61
Я правда помню Питера.
Я часто видела его на пристани в небольшой бухте Сэндстоун всего в ста метрах от бабушкиного дома в Корри. Тогда там стояло не больше четырех, ну или шести лодок, и одна из них принадлежала отцу Питера. В детстве, хоть мы и жили по соседству, у нас было мало общего. Во-первых, Питер был на несколько лет старше меня. Во-вторых, он был мальчиком, а я девочкой. А в-третьих, он любил действовать, а я больше любила размышлять. Кажется, когда я в первый раз увидела Питера, он помогал отцу. Они то ли разбирали мотор, то ли свертывали тросы в бухту. А я сидела верхом на болларде (у нас в бухте они были в форме баранов) и читала книжку. А еще Питер что-то насвистывал. Его отец по вечерам играл на скрипке, и Питер с детства впитал эти песни. Как мой папа. Шотландские джиги и баллады. И еще песня о туманах и о возвращении домой, та самая, которую пел мне папа, когда мы гуляли по священным холмам. Когда я вспоминаю эту песню, у меня от тоски комок к горлу подкатывает. Хотя я даже не помню, как она называется.
Питер уже достаточно взрослый, чтобы иметь свою собственную лодку, поэтому бабушка и послала его за нами. Вернее, за мной. Но послала она его не к паромному порту: он расположен слишком близко к лагерю, а в лагере хватает тех, кто хочет перебраться на остров.
Мне бабушка дала вот такие указания:
— Пойдешь на пристань в Салткотс. Мы там обычно причаливали, когда хотели устроить пикник на Саут-Бич. Помнишь? Так безопаснее. Там тебя подберет Питер и отвезет прямо в Корри. Ты все поняла?
«Ты все поняла?» Как будто мне все еще семь лет. Как будто я не проделала путь в десять тысяч километров от самого Хартума.
Да, я поняла.
Мы прощаемся с мисс Сперри на автостоянке, и она уезжает. Она не машет нам рукой и не оборачивается. Думаю, мисс Сперри переместилась в Настоящее время.
До пристани сорок пять минут пешком. Перед тем как туда отправиться, я делаю две вещи.
Первое: трачу деньги, на которые якобы купила билеты. Но не все. Покупаю в киоске в терминале два сэндвича с ветчиной и маринованными огурцами, два пакета чипсов и бутылку воды.
Второе: закутываю мальчика в одеяло, так чтобы трудно было разглядеть его лицо.
— А теперь пошли.
Глава 62
Ем чипсы. Мальчик ест чипсы. Чипсы со вкусом сыра и лука. Я не люблю такие, но других в киоске не было. И потом, если не ела чипсы больше года, любые покажутся вкусными. У этих восхитительно соленый вкус. Особенное удовольствие доставляет то, что их не нужно экономить. И мы съедаем все. Хотя уже позавтракали, уже съели по яйцу. По очереди пьем воду из бутылки. Пьем всю, потому что скоро у нас будет еще вода. Мы ведем себя безрассудно, расточительно. Мы шикуем. У меня даже голова немного кружится.
В Салткотс мы приходим до появления Питера. Это хорошо. Можно посидеть на пристани и подождать. Ждать я умею. Мы снова едим. Теперь мы едим сэндвичи. Маринованные огурцы щиплют язык.
Наконец появляется лодка. Я слышу звук подвесного мотора. Этот звук сокращает расстояние между мной и островом. Лодка небольшая, синего цвета, с простой деревянной рубкой. Ведет лодку не какой-то мальчик, а молодой человек — широкоплечий и симпатичный. Он мастерски подводит лодку к пристани и бросает мне канат. Я знаю, что привязывать его не надо, надо продеть его через поручни и бросить обратно.
Питер убеждается в том, что лодка причалила как надо, и только после этого переключает внимание на меня:
— Господи, Мари, ты так изменилась! Встретил бы, не узнал.
Он тоже изменился. В детстве Питер не был симпатичным, он был маленьким крепышом.
— Давно не виделись, — говорю я.
— Ой, извини, — спохватывается Питер. — Что-то не то я говорю.
Я думаю, что он говорит правду.
— Даже не поздоровался, — говорит Питер. — С возвращением, Мари!
Он улыбается и протягивает мне руку, чтобы помочь забраться на борт.
— Сначала подсади мальчика, — говорю я.
— Какого мальчика?
И только тут я замечаю, что мальчик не спустился со мной по ступенькам. Так и сидит наверху, укутанный в бело-розовое одеяло.
— Спускайся! — зову я его.
Но он не двигается с места, наверное из-за Питера.
— Айлин… твоя бабушка, она ничего не говорила про мальчика.
— Правда?
— Не говорила.
— Наверное, из-за шока, — говорю я и поднимаюсь за мальчиком. — Я подниму тебя и отнесу на руках. Хорошо? — говорю я ему.
После этого поправляю одеяло, чтобы лучше прикрыть лицо мальчика, но перед этим успеваю увидеть его глаза. В них застыл ужас.
— От чего шок-то? — спрашивает Питер.
Я пытаюсь поднять мальчика, но он напрягся и стал твердый, как доска.
— Расслабься, — шепотом говорю я. — Все хорошо. Успокойся. Что с тобой?
Мы должны перебраться в лодку. Сделать это надо непринужденно и очень быстро.
— Ну, не каждый день узнаешь о том, что у тебя появился внук, — отвечаю я Питеру.
— Вау. И то верно. Столько времени прошло! — Питер замечает, что я не могу справиться с мальчиком, и добавляет: — Давай помогу.
Он легко выпрыгивает из лодки и бежит вверх по ступенькам, как добродушный лабрадор. Еще секунда, и мальчик оказывается у него на руках. Одеяло откидывается.
— Господи Исусе, — говорит Питер.
— Приемный братик, — говорю я. — Думаю, это очевидно. И приемный внук. Из Судана. Поэтому папа и не хотел говорить об этом по телефону, ну ты понимаешь.
Мальчик смотрит на Питера. Питер смотрит на мальчика.
— Мари, кроме шуток… Это законно?
— Что значит законно? У него есть документы, если ты об этом. — Тут я решаю рискнуть и с вызовом спрашиваю: — Показать?
— О нет. Нет. Извини. — Питер спускается по ступенькам. — Просто спросил. В наше время лишняя осторожность не помешает. Всякое бывает, сама знаешь, — оправдывается он, а потом спрашивает мальчика: — Ты как, приятель? Чего дрожишь? Никогда не плавал на лодке?
А мальчик действительно дрожит. Его прямо трясет.
— Мы с ним побывали в переделках, — говорю я. — Он не доверяет людям. — Приходится импровизировать: — Мужчинам. Он не доверяет мужчинам.
— Ну, мне ты можешь доверять. Со мной тебе ничего не грозит. Если только ты не нелегал. Того, кто перевозит нелегалов на остров, отправляют на Кровавый камень.
И Питер смеется: ха-ха-ха.
Он ставит мальчика на палубу, я быстро забираюсь следом. Про Кровавый камень не спрашиваю.
— Кстати, — продолжает Питер, — твоя бабушка сейчас председатель Интерджена. Если что, выйдет послабление.