ют меня, я повисаю на руках островитян. Наконец иглу вытаскивают и дают мне рухнуть на пол.
Старик, прихватив наполненные кровью пробирки, уводит Умника к столу, где стрекочет какое-то оборудование. Они тихо разговаривают.
И тут я замечаю Кэт. Она лежит на столе, едва прикрытая простыней. Тело такое бледное и неподвижное, что я принимаю ее за мертвую.
Островитяне больше не обращают на меня внимания: усаживаются у стены на корточки и утыкают носы в мертвые мобилки — телефоны тут есть у каждого. Я с трудом волочу ноги к Кэт; в ушах звенит.
В обоих уголках ее рта запеклась кровь. Кэт открывает глаза, обведенные красными кругами.
— Джефферсон, — разлепляет она губы. Помолчав, добавляет: — Хорошо выглядишь.
— Ты тоже.
— Неправда. — Лицо у нее кривится, по щекам бегут розовые слезы. — Я выгляжу ужасно. Как покойница.
Кэт поднимает руку, но донести до лица не может.
Я сам утираю ее слезы.
— Никакая ты не покойница!
— Не надо… Не ври. Я знаю. Знаю, осталось чуть-чуть.
Она прижимается щекой к моей руке, и я не отнимаю ладонь.
— Донна… — шепчет Кэт.
— Что Донна?
— Она думает, я тебя не люблю. Думает, я просто… просто…
— Ну-ну, тише…
— Но смотри… смотри, что я сделала. — Кэт меня не слышит. — Пришли эти, спросили, кто пойдет с ними. А она спала.
— И ты вызвалась? Ради нее?
— Не ради нее, — возражает Кэт. — Ради нас. Мы с тобой здесь вместе. Ты ведь ее любишь? Может, вы оба выживете. Возьми меня за руку, — шепчет она.
— Кэт…
— Хочу тебя попросить…
— Проси, о чем угодно.
— Признайся мне в любви. Так, чтобы я поверила. Мне никто не признавался. Говорили, но не всерьез. Я точно знаю. — По щеке скатывается новая слезинка. — Признайся мне в любви так, чтобы я поверила.
Я не сомневаюсь ни секунды.
— Я люблю тебя.
— Я знаю. — Она крепче сжимает мою ладонь.
У меня перед глазами вдруг все плывет.
— Приведите его, — приказывает островитянам Старик.
Я не хочу вновь ощущать на себе их лапы, поэтому иду добровольно.
— Поразительно, — с улыбкой смотрит на меня Старик. — Как новенький.
— Поздравляю, — говорит Умник. — Ты будешь жить.
Это он мне.
— Проживешь долгую жизнь, — кивает Старик.
— Правда, чтобы полностью уничтожить вирус, понадобится курс лечения в несколько недель, — рассуждает Ум. — Затем…
— Ей. — Я показываю на Кэт. — Дай вакцину ей.
— Это не вакцина… — Умник явно собирается пуститься в объяснения.
— Не важно. Вколи ей эту штуку.
— Поздно, — мотает головой Старик.
— Ее теперь только на свалку, — соглашается с ним Ум.
Старик смеется — короткий, зажатый всхлип.
Умника что, подменили? Как он мог такое сказать?! Старик смотрит на него влюбленными глазами.
— Грубовато, конечно, Эндрю. Но… — поворачивается он ко мне, — по сути верно. Ее лечение оказалось неэффективным.
— Я приготовил вам нужную дозу стероидов. — Умник протягивает Старику шприц.
— Спасибо.
— Схожу за следующим подопытным.
— Вот и правильно, — кивает Старик. — Твоему другу нужно поостыть. Иди. Без меня справишься?
Умник, кивнув, взвешивает на ладони небольшой черный прибор — кажется, электрошокер. Они с Голубоглазым идут к выходу, и тут Ум оглядывается на меня.
— Запомни, Джефферсон, — многозначительно говорит он. — Некоторые должны умереть.
Мимолетная улыбка — и он исчезает.
— Присаживайся. — Старик указывает на металлический складной стул.
Я мотаю головой.
— Да брось. Ты же сейчас свалишься.
Я с трудом пробираюсь к стулу сквозь вязкий воздух и падаю.
— Ты присутствуешь при историческом моменте, понимаешь? — спрашивает Старик.
Нет.
— Это начало возвращения. Когда мы продублируем результаты — твои результаты! — человечество будет спасено.
Сказать мне нечего.
— Не говоря уж о том, что ты проживешь нормальную, долгую жизнь.
— Долгую жизнь?
— Да. Мы тебя спасли. Мог бы хоть поблагодарить.
— Ценой ее смерти. — Я киваю на Кэт.
— Брось. Столько людей умерло! Не будь неженкой. Поверь, если б я не научился обуздывать чувства… — Старик в задумчивости отводит глаза, погружается в свои мысли. Потом, очнувшись, заканчивает: — Меня бы сейчас здесь не было.
Он долго пьет воду, затем берет шприц, который дал ему Умник. Я невольно вздрагиваю, но Старик с улыбкой подносит иглу к своей руке.
— Эндрю такой заботливый. Благодаря твоему другу я скоро смогу обходиться без ежедневных уколов.
— Не понимаю, как вы выжили изначально?
— У меня редкая патология, синдром частичной нечувствительности к андрогенам. Один случай на пятьдесят тысяч. Тяжелый недуг, причем во всех отношениях. Не только физические симптомы… — Он снова уходит мыслями в прошлое, в былые обиды. — Быть не таким, как все, очень тяжело, знаешь ли. Представляешь, с каким отношением к себе мы сталкиваемся?
— Словом… — продолжает Старик, — ничего удивительного, что я занялся исследованиями в области гормонов. И моя устойчивость к… к вирусу, как оказалось, тоже была закономерной. Тем не менее, чтобы не умереть, мне пришлось накачивать себя стероидами. — Он помахивает шприцем, который приготовил Умник. — Результат, конечно, выглядит не особо привлекательно. — Старик тычет в прыщи на лице, усеивающие тонкую пергаментную кожу. — Не говоря уж о высоком содержании кортизола в крови. Кортизол — гормон стресса. Нервы у меня теперь ни к черту. — Он отхлебывает воду. — Порой я хотел все бросить. Но заставлял себя продолжать. Ради всего человечества. И слава богу, что заставлял! Если бы я не выжил… мир бы погиб.
Он выжидательно смотрит на меня.
— Я хочу домой, — говорю я.
— Об этом не может быть и речи. Придется остаться. Ты слишком важен.
— Я хочу домой.
— Теперь твой дом здесь.
Старик вонзает иглу в вену и жмет на поршень.
Глава 38
Капец. У меня тут настоящая «Зеленая миля» — я завела себе новую подружку, муравьиху.
Познакомились мы… вчера? Она ползла по полу вдоль стены, которая напротив двери в мою камеру. Деловая такая муравьиха, спешила куда-то.
Я ей:
— Ух ты, привет! Погоди! Вот тебе капелька воды. И крошка от батончика. Угощайся. Рассказывай, как дела в муравейнике?
Но подружка вскоре ушла. С тех пор гостей не было. Зато тягучего мрака и бесконечных секунд осталось море.
Наконец распахивается дверь. На пороге блондин-островитянин и Умник. Ничего не понимаю. Ум что, свободен? Никаких цепей не видно.
Блондин. Пора болеть.
Он постукивает по стене короткой битой.
Тут Умник подносит к шее парня электрошокер и врубает ток.
Откуда у Умника эта штука? Почему островитянин его не боялся? Что, блин, происходит?!
Парень на полу корчится, рыгает и писает в штаны — все одновременно. Умник бьет его током еще раз.
Умник. Пошли отсюда. Быстрей! Скоро начнется.
Я. Что начнется?
Умник. Увидишь.
Я. А ты откуда знаешь?
Умник. По радио услышал.
Я. Чувак, в радио никого нету.
Умник. Есть.
Я. Кто?!
Чего?!
В глазах Умника читаю: «Нет времени объяснять».
— Пошли, — тянет меня он. — Все, конец.
Глава 39
— Теперь твой дом здесь.
Старик улыбается.
Из его ноздри вытекает капля крови. Он ее вытирает и удивленно рассматривает красный след на пальцах. Переводит взгляд на шприц, подготовленный Умником. Шприц, содержимое которого Старик только что ввел себе в вену.
Тело его выгибается дугой — словно мозг послал приказ каждой мышце: «Напрягись!»
Я вскакиваю. Старик тоже пытается встать, но не может.
Глава 40
Бегом, бегом — прям как ниндзя — мы запираем в камере дергающегося блондина. Его дубинку и ключи Умник берет с собой.
Открываем камеру напротив моей — там у дальней стены дремлет Питер.
Умник. Тихонько.
Питер бесшумно выскальзывает в коридор, щурится от света. Впереди по-прежнему слышны музыка, игровая стрельба.
Питер. Тео и Капитан?
Умник. За игровым залом.
Из зала выходят двое островитян. Секунду ошарашенно пялятся на нас, ныряют назад и поднимают тревогу.
Питер. Я тут разберусь. Найдите Джефферсона и Кэт.
Из игрового зала валят островитяне, Питер спешит им навстречу.
Глава 41
Хватаю Старика за горло.
Шея, как бревно. Боюсь, не удержу. Однако толстые борозды выпуклых сухожилий и абсолютно сухая кожа Старика не дают моим пальцам соскользнуть.
Сила у него чудовищная. Он впивается ногтями мне в руки, оставляет глубокие кровоточащие царапины.
Медленно, постепенно — но воздух из Старика все же выходит.
Наконец тело перестает дергаться.
Поднимаю глаза. В дверях стоит Умник, рядом с ним — Донна.
Первое мое желание — заключить ее в объятия. Только пальцы никак не разжимаются; я весь в крови — своей собственной и Старика.
В комнату вбегает Питер, тоже в крови и ссадинах. За ним мчатся Капитан и Тео. Они едва успевают захлопнуть железную дверь перед носом у островитян.
Глава 42
Джефферсон жив. Я так об этом молила — есть кто на небесах, или нет, без разницы. Я торговалась, уламывала и давала немыслимые обещания.
Наверное, начну ходить в церковь. Наверное, стану лучше.
Он навис над Стариком, а тот… Мертвый, совсем мертвый, глаза выпучены.
Умник подходит к столу, где лежит Кэт.
Умник. Умерла. К сожалению.
Джефферсон выпрямляет спину и закрывает глаза, словно боится заплакать.
Ну и гадина же ты, Кэт. Вечно в центре внимания.