Через какое-то время я почувствовал, что в окружающем пространстве чего-то недостает. Я больше не слышал ровного дыхания спящей Грейс. Я поднял голову, оглянулся назад и подскочил на стуле. На меня смотрели потрясающе красивые зеленые глаза. Пойманная на подсматривании, Грейс закусила нижнюю губу. Я уловил ее состояние: она вдруг почувствовала, что вторглась в личное пространство другого человека.
— Привет, — тихо сказала она.
— Привет, — ответил я и, кашлянув, отложил ручку.
— Чем занимаешься? — спросила она, садясь на кушетке.
— Не спалось, — сказал я, воздержавшись от других объяснений.
Я никак не ожидал, что Грейс встанет и подойдет ко мне. Лицо у нее было грустным. Приблизившись, она покосилась на дневник, который я поспешил закрыть.
— Пишешь? — спросила она, переводя взгляд на меня.
— Угу, — ответил я, не пытаясь этого отрицать.
— И о чем?
— Это касается только меня, — ответил я, занимая оборонительную позицию.
Ответ заставил ее слегка нахмуриться. Она прислонилась к столу, глядя на меня сверху вниз. Хотя сейчас я сидел, а Грейс стояла, мне не понравилось, что она выше меня. У меня возникло ощущение уязвимости.
— Знаешь, тебе не повредит, если ты чуть-чуть приоткроешься, — сказала она.
— Не тебе это говорить, — огрызнулся я, подняв на нее глаза.
Чувствовалось, мы оба изрядно устали.
— И потом… может повредить.
Грейс лениво раскрыла глаза и покачала головой, словно у нее не было сил затевать спор.
— Ну хорошо, — пошла на попятную она. — А почему не спалось?
— День тяжелый был, — сухо ответил я.
Он запомнился мне как нескончаемая цепь стремительных взлетов и сокрушительных падений.
— Согласна.
Взгляд Грейс снова упал на дневник, который я переложил на колени, словно она могла читать сквозь обложку. Дурацкое ощущение уязвимости не исчезало. Тогда я вернул дневник на место и с шумом задвинул ящик.
— А ты почему встала? — спросил я, поворачиваясь к ней.
— Наверное, и мне не спится, — пожала плечами Грейс.
Я вдруг почувствовал себя виноватым, представив, чтó пережила она. Мы вчера потеряли одну Хелену. Лагерь Грейс потерял троих. Вдобавок ей пришлось узнать от меня, какое будущее ее ждет: Блэкуинг она никогда не покинет, домой не вернется и, вероятнее всего, больше не увидит своих близких. Минувший день для меня был тяжелым, но для Грейс — несравненно тяжелее. Я вел себя с нею не самым лучшим образом.
— Ты… прости, что я наорал на тебя… там, — пробубнил я.
В моих устах эти слова звучали весьма странно. Обычно я не извинялся за свое поведение.
Губы Грейс изогнулись в язвительной усмешке, словно ей было не сдержаться.
— Ты всерьез просишь прощения?
— Да, — ответил я, вновь перехватывая ее взгляд. — То есть… суть сказанного верна: ты не сможешь покинуть Блэкуинг. Я сожалею о том, как это было сказано.
Грейс кивнула, облизав губы. Она смотрела в пол, сложив руки перед грудью. Не уверен, означало ли это, что она принимает мои извинения.
— Понимаешь… — Она наморщила лоб. — Я только вчера по-настоящему поняла, какое будущее меня ждет. Я больше не увижу своих и не попаду домой.
Меня вновь захлестнуло чувство вины. Попытка спасти ей жизнь и тем самым вернуть долг дала обратный результат. И еще какой! Возможно, для Грейс было бы лучше, если бы в тот день я оставил ее в городе. Не прижми я ее к стене хижины, она бы рискнула сбежать в свой лагерь. Скорее всего, ее бы застрелили, и тогда смерть стала бы для нее благом, освобождением. А так она заперта здесь навсегда. Не исключено, что без меня ей бы жилось гораздо лучше.
— Прости, — пробормотал я, не зная, что еще сказать.
Брови Грейс сдвинулись еще плотнее. Мое извинение было для нее неубедительным. Пустой звук.
— Ты хоть представляешь, каково сознавать, что больше никогда не увидишь свою семью? — едва сдерживаясь, спросила она. — Нет, не представляешь.
Усилием воли я сдержал волну горечи, поднятую ее предположением.
— Представляю, и очень хорошо, — ответил я, заставляя Грейс смотреть на меня.
— Бежим, Хейден! Надо бежать!
Я вновь оказался на улицах, охваченных ужасом. Мелькали развалины зданий. Стремглав неслись перепуганные люди. Я изо всех сил старался не отставать от родителей. В ушах звенело от неумолчных криков. Было невозможно отделить конец одного от начала другого. Ухали падающие бомбы. В воздухе свистели пули. Все это служило аккомпанементом нашему стремлению спастись. Мои детские ножки поскользнулись на пугающе большой луже крови. Родители крепко держали меня за руки. Только это и уберегло меня от падения.
— Умница, Хейден, — подбадривал меня отец, ухитряясь заглянуть мне в глаза. — Не сбавляй скорости!
Его волевое лицо отражало решимость вытащить нас отсюда. Всем своим детским сердцем я верил, что так оно и случится. Отец был таким сильным и опытным, что я ни на секунду не сомневался: еще немного, и мы окажемся в безопасности. Он подкрепил мои мысли уверенным кивком, продолжая тащить меня вперед. А потом что-то изменилось. Выражение силы и решимости вдруг исчезло с отцовского лица, стертое пулей, которая с жужжанием вонзилась ему в грудь.
— Папа! — закричал я.
Отцовская рука все еще сжимала мою. Он рухнул на мостовую, увлекая меня за собой. А поскольку мать держала меня за другую руку, произошла цепная реакция. Мама споткнулась, когда я повалился на отцовскую грудь.
— Папа, вставай! — умолял я.
Мои ручонки впустую стучали по его груди, а из раны хлестала горячая густая жидкость.
— Папа, нам надо бежать!
Мой голос надломился, сменившись всхлипываниями. Я не мог сдержать слез. Отцовские глаза, такие же зеленые, как мои, безжизненно смотрели в небеса, посылавшие все новые потоки смерти. Мама опустилась на колени рядом со мной, но я был не в силах оторваться от бездыханного отцовского тела.
— Папа… — всхлипывал я, склонившись над ним, чтобы уберечь от новых бед.
Мне тогда едва исполнилось пять лет.
— Хейден, мальчик мой, нам придется оставить его здесь.
Мама обнимала меня, шепча эти слова мне на ухо.
— Любовь моя, это только тело. Он ушел.
— Нет, не ушел, — слабо возражал я, хотя и понимал ее правоту.
Отцовское лицо успело обмякнуть. Сколько ни умоляй, он уже не встанет и не побежит вместе с нами. Я дрожал всем телом. Мама повернулась и нежно обняла мою голову.
— Хейден, папа посоветовал бы нам бежать дальше, — сказала она.
Ее лицо было мокрым от слез, но гибель отца не лишила ее силы. Я вяло кивнул, сдерживая слезы, пока они не переросли в рыдания.
— Вот это мой мальчик, — произнесла она. — Мой сильный храбрый мальчик.
Торопливо поцеловав меня в лоб, мама встала, подняв меня. Ее рука крепко сжала мою.
— Бежим, любовь моя.
В последний раз оглянувшись на тело отца, мы побежали дальше. Впереди высился большой мост. До него оставалось несколько кварталов. Теперь я смотрел только на мост. Под ним собрались люди в отчаянной попытке спрятаться от разгула смерти. Надо лишь добежать до этого моста, и мы окажемся в безопасности. Так я говорил себе.
Мы бежали очень быстро. Пятилетний ребенок, я очень устал, но расстояние до моста сокращалось. В толпе я различал знакомые лица взрослых. Эти люди приходили к моим родителям и вели разговоры, в которых я тогда ничего не понимал. К мосту подбегали другие люди, совсем незнакомые. Некоторые были довольно странного вида. Оставалось каких-нибудь пятьдесят ярдов. Я начинал верить, что мы благополучно доберемся. Мы ведь были совсем близко. Почти рукой подать.
— Умница, Хейден, — подбадривала меня мама. — Осталось еще чуть-чуть.
— Мам, мы туда обязательно добежим! — крикнул я, торопясь изо всех сил.
Теперь нас отделяло от цели менее двадцати ярдов. Люди размахивали руками, торопя нас. Я был почти уверен, что скоро мы присоединимся с ним, когда мою руку вновь потянуло назад. Я повернулся, боясь увидеть причину этого рывка.
Мамина рука еще сжимала мою, но сама она лежала на разбитых камнях мостовой. В груди зияла такая же дыра, как у отца. Из дыры хлестала кровь. Жить маме оставалось несколько мгновений. Последним, что успели прошептать ее губы, было мое имя, едва слышимое в этом адском хаосе звуков.
— Хейден…
Так за считаные минуты погибли мои родители. Беспомощный, перепуганный, я остался совсем один.
Я резко тряхнул головой, прогоняя тяжелые воспоминания. Перед глазами вновь появилось лицо Грейс. Наверное, она догадалась о происходившем со мною и потому молчала, дожидаясь, пока я отойду от кошмарных картин прошлого.
— Ты не единственная, кому знакома потеря близких, — пробормотал я, вдруг испытав презрение к ней.
По крайней мере, никто из ее близких не погиб.
— Ты потерял свою семью? — догадалась она.
Я тяжело вздохнул. Я был готов говорить о чем угодно. Да-да, о чем угодно, только не об этом.
— Родителей, — ответил я. — Больше у меня никого не было.
— Когда? — спросила она, удивляясь, что я ответил.
— Во время Крушения.
— И ты это помнишь?
Она тихо вздохнула. В ее вопросе я уловил нечто вроде сострадания. Я ненавидел, когда кто-то пытался мне сострадать.
— Да, помню.
— Прости, Хейден. Я не должна была спрашивать.
Она говорила вполне искренне, отчего я почувствовал себя еще слабее.
— Это было давно, — отмахнулся я.
— Но они были твоими родителями, — возразила Грейс.
— Я же тебе сказал, это было давно.
Мне не хотелось говорить о прошлом.
— Значит, с тех пор ты жил один? С пяти лет? — спросила она, проделав в уме нехитрые вычисления.
— Не совсем один, — покачал головой я. — После гибели родителей меня нашел Докк и взял под свое крыло. У меня были Кит и Дакс, Барроу, Мейзи… Я жил не один… просто это не было воспитанием в традиционном смысле. Наверное, так.