Лиза не стала перевязывать Чернова в палате, заставила его подняться и отвезла в перевязочную на кресле-каталке. Чернов был по-прежнему немногословен и раздражен. Но в этот раз сквозь зубы все-таки признался Лизе, что в этом городе он был проездом, и знакомых тут у него нет. Изображая сердобольную барышню, Лиза сделала вид, что ему сочувствует, и принялась костерить «распоясавшуюся шпану», которая сорвала человеку командировку. При этом аккуратно поменяла ему повязки на швах, а потом проверила гипс. Тот циркулярный, что был на руке, оставила в покое, а вот ножной лангетой оказалась недовольна, заявила:
— Ну вот, бинты расхлябались! Они у нас сейчас стали ну ни о чем, ничего не могут держать! Но ничего, я сейчас сверху еще одним подмотаю, так будет надежнее.
— Делай что хочешь! — раздраженно ответил Чернов.
— Не «хочу», а «надо»! — авторитетно поправила Лиза. — Потому что не будет нормального заживления, если гипс как следует не зафиксирован.
Она не могла откровенно заявить Чернову, что вместо лечения куда охотнее доломала бы ему его ногу… то есть реально не смогла бы, конечно, такого сделать, но помечтать было не грех. Особенно под его желчное бурчание о том, что, культурно выражаясь, все медики ни на что не годятся и вообще вся медицина полный отстой вместе со своими бинтами и прочей хренью.
— Отстой или нет, а без нас бы тебе еще хуже было, — не выдержав, припечатала Лиза и продолжила фиксировать лангету, надежно накладывая один тур бинта на другой поверх удачно пристроенного и включенного «жучка».
После перевязки она отвезла Чернова обратно в палату и отзвонилась Антону:
— Ну как там? Сигнал идет?
— Пошел. Молодец, справилась. Теперь Ярослав тебя в конце рабочего дня заберет, а я буду караулить до закрытия больницы. После перехода на ночной режим приеду и поделюсь новостями, если будут.
— А что бы ты на ужин хотел?
— Без разницы. И вообще не заморачивайся, лишний раз не светись по магазинам, а лучше позвони, когда доедешь до дома, чтоб я был за тебя спокоен.
— Хорошо! — Лиза отключилась. Постояла в кабинете возле окна, настраиваясь на продолжение рабочего дня и активно-принудительное общение со следующими пациентами. На улыбку, спокойствие и сочувствие, в то время как на душе целая толпа кошек скреблась, всеми четырьмя лапами каждая. В словах Антона слышалась забота о ней, несмотря на его сухой тон, живо напомнивший о том, кто действительно о ней заботился. Борька! Вот кто пытался до нее дотянуться, пусть теперь не сам, а через своего друга, чтобы в очередной раз защитить от неведомой опасности. А вот Лиза не могла отплатить ему тем же, помочь и поддержать, оказавшись сейчас рядом! Так что оставалось только гадать, где он и как. Она вскинула голову, удерживая непрошеные, внезапно накатившие слезы, и глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки. Вовремя! Дверь перевязочной распахнулась, внутрь заглянул один из их хирургов, Иван Ильич:
— Лиз, у тебя никого? Тогда давай с тобой Власова глянем, пока я свободен? Сейчас его приведу.
— Да, конечно. — Лиза поправила сбившуюся клеенку на операционном столе и развернулась к столу перевязочному. Сейчас ей придется ассистировать врачу полчаса, не меньше, так что, даже если бы она очень захотела, у нее не было бы возможности держать Чернова под контролем. Хорошо, что Антон нашел решение этой проблемы.
7
Вернувшись в машину, Борис развернулся в своем кресле так, чтобы видеть сидящих сзади Таню и Машку. Спросил:
— Ну как вы, в порядке?
— Я знала, что ты приедешь! — снова радостно выпалила Машка.
Борис лишь вздохнул в ответ: не было смысла расписывать девочке, какая цепочка событий его сюда привела. Перевел глаза на Татьяну:
— Будем на «ты», хорошо? — и, дождавшись кивка, спросил: — Что у вас все-таки происходит, в твоей семье? Хотелось бы понять, раз меня это тоже коснулось.
— Я не знаю, — ответила Таня, стиснув руки и нервно переплетая пальцы. — Ни что случилось, ни что делать дальше. Всеми семейными делами заправлял мой отец, а у него теперь не спросить… Ты знаешь, что произошло у нас в Заболотье?
— В курсе. И Машуня рассказывала, и новости в интернете смотрел. Все то, что было уже потом. Как это случилось?
— Как случилось, я не знаю, меня в тот момент не было дома. Эти двое в тот вечер забрали Марусю из дома и увезли после скандала в нашей семье. Я не смогла этому помешать, а отец не захотел сделать так, чтобы они передумали. Поэтому, когда они схватили Марусю и поехали, я бросилась вслед за машиной, и не помню, сколько бежала. Потом, когда они окончательно скрылись, я долго ревела, сидя на обочине. А когда вернулась, дом уже горел, и соседи сбежались. Я вначале думала, что отец тоже среди них, а мама в тот день вообще была в городе. Так что я его не сразу хватилась. А кто был второй, я вообще не представляю… даже если первый был отцом… ты же понимаешь, о чем я?
— Да, об этом я тоже читал. И с полицией имел разговор.
— Если бы я знала, что в доме кто-то есть, я бы, может, попыталась туда заскочить, но ведь даже не подумала… а дом разгорался, хоть соседи и пытались его тушить.
— Какой дом, мам?! — вмешалась Машка.
— Тише, Машунь, не надо шуметь, — заметив Танину растерянность, Борис взял инициативу на себя: — Пожар был. У ваших соседей. Потом все узнаешь. А пока дай мне с твоей мамой поговорить.
Маша притихла, но при ней взрослые не могли изъясняться свободно. Пришлось ограничиваться недомолвками.
— Я узнал от дежурного, что одному из этих двоих удалось забрать девочку, потому что он ее отец. Это правда? — спросил Борис. — И кто он? Тот, что в синей рубашке?
— Да, в синей. Чернов. И да, отец, — даже в полумраке неосвещенного салона невозможно было не заметить, как Танино лицо исказила гримаса, не поддающаяся описанию. — Это мой отец меня вынудил, чтобы я вышла за него. У них были какие-то совместные дела, они хотели дополнительно их скрепить родственными узами, чтобы упростить юридические моменты. Я и сама не знаю, как на это согласилась. Но уже через полгода заявила отцу, что по документам все может оставаться как угодно, только жить с Черновым я больше не буду и чтобы в нашем доме его больше не было… по крайней мере на постоянной основе. Отец все еще пытался на меня давить, но я ему поклялась, что покончу с собой, если он не остановится. Только это смогло его отрезвить. По его настоянию Чернов уехал из Заболотья и с тех пор появлялся у нас только по делам. Как они с отцом дальше решали свои вопросы и в чем они вообще заключались, я не знаю. А что касается семейных дел, то в свидетельстве Чернов так и записан отцом, но фамилия у дочери моя. Я не захотела и не стала менять свою фамилию, когда выходила замуж, и ребенку потребовала ее дать. А Чернов и не возражал, ему было пофиг.
— И, судя по Машкиной реакции, он так и остался отцом лишь на бумаге?
— Исключительно на ней! Маруся никогда его не интересовала. После моего бунта, когда я отказалась жить с Черновым и потребовала от отца его выставить, он к нам нередко заезжал по делам, но если меня еще мог зацепить словечком, то дочку вряд ли даже замечал до вчерашнего дня.
— А с чего вдруг вчера произошла такая перемена? Чернов пытался твоего отца шантажировать с помощью внучки, это понятно. Но ты совсем не догадываешься, что было причиной?
— Абсолютно! Все, что я смогла и успела понять, — это что они что-то не поделили. Начали ругаться еще в отцовском кабинете, потом выскочили из дома во двор. Чернов и его приятель чего-то требовали, отец все не соглашался. Тут Марусю и угораздило попасться им на глаза. Чернов схватил ее и заявил, что увозит, имеет на это все права, раз наш брак до сих пор зарегистрирован, а он записан в свидетельстве. И не отдаст до тех пор, пока отец не передумает. Я просила, я умоляла отца, чтобы он перестал с ними спорить! Но он стоял на своем! Хотя у него было время изменить свое решение: Чернов, пока его дружок засовывал Марусю в машину, еще сбегал за ее документами. Он ведь знал, где что лежит. Я его пыталась остановить, но он прошел мимо меня, на ходу засовывая в карман свидетельство о рождении. Ну а дальше ты знаешь. — Таня помолчала, в очередной раз пытаясь справиться с охватившими ее чувствами, потом снова заговорила: — Маруся мне успела рассказать, как вы с ней встретились. Немного — по пути, пока нас везли сюда, а остальное сейчас, пока ты ходил. Значит, ты подобрал ее на дороге?
— Да, она выскочила из леса, — Борису захотелось поинтересоваться у Тани, а не увезли ли Чернов с Хохлатовым из ее дома еще что-то, достаточно увесистое, что потом можно было закопать в лесу, но решил отложить этот вопрос до более подходящего времени. Пока же пытался выяснить картину в целом, не вдаваясь в детали. Спросил: — А сейчас они зачем за тобой заезжали, ты не догадываешься? И как тебя нашли, если тебя не было дома?
— Зачем — не знаю. А нашли проще простого. Не так далеко отсюда, в Бочаге, это между Терновкой и Заболотьем, моя тетя живет, так что Чернову не нужно было гадать, куда я могла уехать после пожара. Нарисовался вместе со своим дружком! Тетя хотела меня спрятать от него, но я знала, что с ним должна быть Маруся, поэтому сразу вышла во двор. Так что ему даже в машину меня тащить не потребовалось, я сама туда села. Понимала, что так просто он мне дочь не отдаст, поэтому это мой единственный шанс быть с ней рядом.
— Ясно. Ну, и что мне теперь с вами делать? Писать на Чернова заяву в полицию о похищении ребенка, смысла нет. Родительских прав он не лишен, так что формально имел полное право забрать с собой дочку.
— В том-то и дело, что имел, и никто его за это не привлечет. Полиция вообще не любит вмешиваться в семейные конфликты. — Таня покачала головой. Невысокая, худенькая, с кукольно-гладкими темными волосами до плеч и бледным лицом, она выглядела очень расстроенной и беззащитной. Борис перевел взгляд с нее на Машу. Та сидела в уголке, жадно наблюдая за взрослыми и пытаясь вникнуть в их разговор. Даже зайца ради такого случая перестала стискивать, а просто посадила его к себе на колени. Глаза большие и настороженные, с залегшими под ними тенями, и трогательно тонкая шея, как у птенца… Машка выглядела еще более хрупкой и растерянной, чем ее мать.