Побледневший — даже при таком освещении это было заметно — Хохлатов, не сводя с Борьки глаз, подошел ко Второму, взял его под руку. Тот попытался отмахнуться, но пошатнулся. Даже до его затуманенного сознания начало доходить, что, оглушенный и разоруженный, он больше не противник Смолякову с двумя пистолетами.
— Я жду, — напомнил о себе Борька. Парочка неуклюже направилась к «Лексусу». Запихнув Второго на пассажирское сиденье, Хохлатов робко заикнулся:
— А как же Чернь?
— Не окочурится, — под вялые попытки Чернова тоже что-то сказать Борис направил пистолет на крышечку «лексусовского» бензобака. — Уезжайте! Или всей компанией тут останетесь. Считаю до трех.
Предпочитая быть живым трусом, а не мертвым героем, Хохлатов резво сел за руль, и машина стартовала, взрыв дерн колесами. Выйдя к дороге, Борис проводил взглядом удаляющиеся габаритные огни, а потом вернулся к Чернову, прихватив аптечку из своей Ласточки. Беглый осмотр показал, что нога особых опасений не вызывает, а вот на руку пришлось наложить жгут.
— Мне в больницу надо! — прохрипел Чернов.
— Успеешь! — отрезал Борька. — Меня бы вы в больницу не повезли. Прикопали бы под ближайшими кустиками. И вот как раз на эту тему мы с тобой и побеседуем, потому что лично я считаю тебя главным заводилой в этой фигне.
Чтобы расчистить путь, Борис хотел зацепить бревно за один конец и дернуть его своей Ласточкой, но отложил это на потом, потому что понял, что не сможет дотащить Чернова с его сломанной ногой до машины. Пришлось выруливать и выписывать пируэты по полянке на фуре, чтобы подъехать поближе, а потом заталкивать Чернова в кабину, сопровождая свои действия отборным матом. Сейчас, когда в Борькиной крови больше не бушевал поднятый дракой адреналин, он сам чувствовал себя ненамного лучше стонущего Чернова. Горело задетое пулей плечо, в боку наливалась гематома, пульсируя болью тем сильнее, чем больше становилась. Это не говоря о полученных в драке ушибах и просто об истощении сил. Так что на любезности он точно не был настроен, как и на чрезмерный гуманизм, в ответ на болезненный вскрик Чернова, резко напомнив ему:
— А я вас сюда не звал! — и поддал ему коленом для ускорения.
Чернову ничего не оставалось, кроме как приложить максимум усилий для того, чтобы взобраться в кабину. Помогая себе здоровой рукой, скуля сквозь стиснутые зубы, он плюхнулся на сиденье. Борька захлопнул за ним дверь и быстро сел за руль. Тут его ждал приятный сюрприз: с высоты кабины он обнаружил, что может проехать через полянку, минуя бревно. Конечно, бросит кому-то на дороге этот «сюрприз», что было против всех его правил… но извините, ребята, не я его сюда клал. А силы были и так на исходе, при том, что дел еще предстояло видимо-невидимо.
— Ты что, озверел?! — взвыл Чернов, когда, доехав до деревни, Борька свернул туда. — Мне в город надо, в больницу!
— Потерпишь! — отрезал Борис. — Помощь я тебе оказал, даже с собой, любимым, не стал так возиться, как с твоими копытами. Так что не окочуришься.
— Куда ты прешь-то?!
— Куда надо. А ты думал, что я поеду все по той же дороге, где твои дружки наверняка уже остановились, чтобы еще раз меня подождать?
Чернов в ответ пробубнил что-то невнятное: видимо, тоже надеялся на такой вариант. Потом затих, только кряхтя на ухабах и пестуя сломанную руку здоровой. Борька и сам ощущал их, эти ухабы, всем своим избитым телом: быстро проскочив деревню, он свернул на наезженную лесовозами колею, тоже ведущую к трассе, но раза в два хуже объездной дороги, которая сама была похожа на стиральную доску. Борьке не раз хотелось, бросив руль, свернуться на сиденье, вот так, как мог себе это позволить его избитый неприятель, и затихнуть хотя бы на полчаса. Поэтому, когда он притормозил за мостиком из бревен, чтобы выбросить пистолеты в глубокую болотную грязь, и услышал очередные недовольства, высказанные Черновым, то в сердцах зарядил ему в челюсть кулаком, на словах добавив:
— Женевская конвенция здесь не работает. Или ты думаешь, я не понял, что живым вы меня сегодня оставлять не собирались?
— Да с хрено́в ли? Побазарить хотели, без свидетелей, — буркнул Чернов, прижимая челюсть здоровым плечом.
— Ну да, оттого твой дружбан по мне и палил, не глядя.
— Да он вообще контуженый. Я Хохлу говорил, чтоб его не брать, но больше никто на скорую руку не подвернулся.
— А сам? Теперь, ясен пень, будешь врать, что не стрелял на поражение. Только со мной такие байки не проскочат, опыт имеется. Так что я с тобой сейчас сама доброта, и если добавки не хочешь, то лучше заткнись и не выводи меня! Или нет… чтобы с тобой время впустую не тратить, ответь-ка ты на пару моих вопросов. Сразу могу сказать, что пока я ответа не получу, больницы тебе не видать. Могу и вообще посреди леса выкинуть. Итак, первый вопрос: что за скандал у вас был с Татьяниным отцом?
— Тебе-то какое…
Борька резко дал по тормозам, обрывая разговор не по теме. Ехали не быстро, но толчок все равно получился чувствительный, особенно для Чернова, который не был к этому готов и не сгруппировался. А теперь взвыл, потревожив сломанную руку.
— Я повторю вопрос, — дождавшись, когда он утихнет, невозмутимо продолжил Борис.
— Дело у нас с ним было, совместное! — выплюнул сломленный неприятель. — А потом старый козел решил не делиться. Мне срочно деньги потребовались, много: в параллельном бизнесе начались проблемы с наездами. Я ему прямо сказал, что меня могут грохнуть, а он мне заявил, чтобы я сам все разруливал и что семейный бюджет он в трубу спустить не даст!
Насчет «семейного бюджета» Смолякову было известно. Но вряд ли сейчас Чернов начнет ему описывать схему тех доходов. Будет юлить, если только не дать ему понять, что это уже не такая надежная тайна. Но не стоит раскрывать свои карты, лучше дождаться первых результатов от Петровича.
— А Хохлатова ты какого хрена с собой повсюду таскаешь?
— Это не я, он сам за мной таскается. Он юрист и тоже был в доле, оформлял нам бумаги. А теперь свое с меня требует, пока из меня все не вытряхнули и есть с чего брать. Мы к старому вдвоем приезжали.
— Это я уже понял. Приехали вдвоем, уехали втроем… Или по приезде вас тоже было трое? И вы своего этого третьего оставили, и это он все натворил, с убийствами и поджогом?
— Да на хрен бы мне это было надо? Старикан мне нужен был живым.
Ну да, логично. Мертвый ключ от сейфа не даст. И ребенка не было бы нужды увозить, если бы заранее собирался расправиться с тестем, а не шантажировать его.
— А что за женщина с ним была? Которая тоже погибла?
— Да я бы знал! Она на такси вскоре после нас приехала. А кто такая и откуда, мне без надобности. Может, она и хотела старика мочкануть? А в итоге получилось, что оба друг друга.
Могло быть и так. Но трудно что-либо предполагать, не зная даже личности убитой.
— Хорошо, это все так, для общего развития было, — выдохнул Борька. — А теперь два главных вопроса. Первый — оставишь ли ты все-таки в покое Татьяну и Машку? Второй — какого хрена ты ко мне прикопался?
— С Танькой мы без тебя разберемся! И не хрен тут… — взвился Чернов.
— Да хоть заразбирайтесь! Но только так, чтобы ваш ребенок не кидался при этом под колеса! Ты понимаешь, гад, что я мог ее задавить?! А теперь слушай и мотай себе на ус: у меня друзей хватает по всей стране, так что достучусь до любой конторы. И теперь, с моей подачи, за твоей дочерью будет вестись надзор всеми службами, какие только есть. И если я только узнаю, что вы опять над ребенком измываетесь…
— Да на хрен она мне вообще сдалась!
— Но ты же ее увез из дома?
— Старого дурака хотел вразумить. Он к внучке был привязан.
— А потом? Когда ты забрал ее из полиции, когда повез ее в Терновку?
— И что с того? Взял да повез. Мне Танька нужна была, она теперь наследница всего. Вот и собрал всех в кучу, чтоб без вопросов было и никто не рыпался. И чтоб всякие там конторы по малолеткам были ко мне без предъяв! Потому что у меня времени нет на эти разборки, своих проблем на хвосте хватает.
— То есть, как только Татьяна тебе все передаст, ты действительно оставишь их с Машкой в покое?
— Да на хрена они мне?! Что я, других баб себе не найду, если эта рыло воротит?! Пусть только напишет мне дарственные на все то, что ей старик отписал, пока другие партнеры по бизнесу до нее не добрались и с этим же вопросом не взяли за глотку! А потом пусть на все четыре стороны катится!
— Убедил. Ну, тогда последний и для меня самый главный вопрос: от меня-то вам какого лешего надо?
— Говорил же, побазарить, кое-какие вопросы перетереть. Потому что старикан собирался меня откинуть от дел и говорил про какого-то своего нового помощника! — Чернов охнул на очередном ухабе, потом взвыл: — Ты долго еще меня тут будешь катать?!
— Не хочешь кататься — иди пешком! — рявкнул Борька, чувствовавший себя ненамного лучше. — А с чего ты взял, что этот помощник именно я?!
— А чего ж ты тогда к Таньке примазываешься? — мрачно буркнул Чернов, напомнив вдруг Борису злобную дворовую псину, готовую без разбора хватать зубами всех, кто только появится в поле доступа к хозяйскому добру. — И на трассе ты слишком вовремя оказался!
— Ты идиот или как? — вырвалось у Бориса. — На трассе… Да Машка любому могла кинуться под колеса! Столько страха в лесу натерпелась, что уже и не смотрела, куда бежит.
— Да! А ты на фуре да умудрился по асфальту ее не размазать!.. А-а! — Чернов вскрикнул, когда Смоляков снова резко затормозил. — Ты что, совсем озверел?!
— Я?! Я озверел?! — забыв про боль, Борька резко развернулся к нему. — Да ты, сволочь, хоть понимаешь, что про «размазать по асфальту» ты о ребенке сейчас говоришь?! Не об ириске какой-то и даже не о лягушке, а о живом ребенке! Урод! И как таких, как ты, земля носит?!
Чернов в ответ нецензурно высказал Борьке свое мнение о том, что он ненормальный и непонятно чего к нему прицепился.
— С тобой все ясно, — выдохнул Смоляков. — Из всей полагающейся человеку начинки в тебе есть только мозги, да и тех немного. Потому что если бы было больше, то ты меня бы к этой истории не приплел.