В тот вечер я чувствовала себя взрослой, была словно пьяна свободой, вызовом, дерзкими мыслями, тем, что я теперь живу вне надзора мамы, что именно я принимаю решения, что мне стукнуло семнадцать. Я была из тех, кто не чувствует границ, когда срывается с цепи ограничений. Мы с девчонками выпили несколько бутылок дешевой шипучки еще до клуба, поэтому нам было весело и легко вливаться в ночную жизнь. Мы выплясывали на арене, громко смеялись и внаглую высматривали симпатичных парней в надежде найти стоящую компанию на вечер. Мне хотелось приключений, эмоций, всего, о чем я могла только мечтать, следя за другими через портал. Я думала, что жажду ярких незабываемых отношений, таких, какие показывают в сети, когда горожанка встречает островитянина и он забирает ее наверх. Я понимаю, что такие истории нереальны, что в жизни ждет другой конец. Но зачем тогда их показывают нам?
В тот вечер я представляла, как увижу в неоновом свете высокого симпатичного парня. Он подойдет ко мне и посмотрит так, что мое сердце застучит вместе с вибрацией басов и я сразу пойму – я хочу быть только с ним и готова ради этого на все. Вот как я себе это представляла, хотя, думаю, уже тогда подсознательно искала того, кто примет эстафету родительского надзора. И я его нашла. Но это была далеко не сказка, даже не романтическая история. Никакого волшебного мгновения, замирания сердца или затмения мыслей. Скорее, это был странный опыт, эксперимент, который затянулся на годы, менялись только составляющие, но не его суть. Сейчас я другая, совершенно другая. Но, увы, исправить прошлое уже нельзя.
Виктор и его друг сидели в отсеке для островитян, попивали немыслимо дорогой настой и вальяжно разглядывали окружающих.
Подруга сказала мне:
– Смотри, как тот островитянин на тебя пялится. Ничего так.
Он действительно был ничего… для своих лет. Высокий холеный мужчина, с виду заносчивый и важный. Одет, как все островитяне, в фирменную белую тканевую футболку, без резины, и светлые джинсы. На руке дорогущие часы, которые на поверхности даже не продавались. На вид я бы дала ему лет тридцать пять, но я так и не спросила его возраст. Улыбка у него была наглая, а взгляд такой, что не отвертишься. Ну, я и не стала вертеться. Заулыбалась ему во весь рот и посмотрела вызывающе в упор. Шипучка и странная гордость от того, что на меня обратил внимание островитянин, раскрепощали. Я впервые вела себя так. Словно меня, скромную девочку из двадцать первого поселка, заменила ночная хищница Третьего города. Но он видел меня насквозь, неуверенную, зажатую, ту, кем можно управлять. Это я поняла намного позже.
Виктор подослал к нам свою обслугу, и мы перебрались к ним за стол. Когда еще выпадет такой шанс? Весь вечер мы шикарно проводили время за их счет, и никаких лимитов.
Сама я выросла в режиме ограничений. Моя семья состояла из двух человек – я и мама. Она всю жизнь проработала давателем музыки, но почему-то хороший вкус к мелодии так и не смогла мне привить. Мы жили в крошечной однушке девяностоэтажного дома на въезде. Ремонт в квартире был, наверное, лет сто назад, остался еще от прошлого владельца. Старые пожелтевшие стены в комнате, древний кафель в душевой. Мебель у нас тоже была доисторическая. Ни модной одеждой, ни игрушками, ни техникой меня не баловали, только самое необходимое и самое дешевое. Как я мечтала вырваться из той жизни. Все последние три года обучения я вкалывала, чтобы пройти отбор и поступить на курс, словно готовилась к Армагеддону. И вот я прошла и перебралась в Третий город.
Это была первая осень новой жизни. Из небольшой маминой квартиры я переехала в крохотную комнату с двумя двухъярусными кроватями и тремя соседками, на десятом этаже здания, где шли курсы. Мама еженедельно высылала мне столько, сколько могла. Но этого едва хватало на самую дешевую еду и проезд. Деньги на короткое черное платье, в котором я была в тот вечер, на вход в клуб и на две бутылки шипучки я зарабатывала целый месяц, развозя еду в передвижном кафе. В любую погоду. А у самой даже не было денег на обед. Мама всегда говорила, что байты нужно зарабатывать честным трудом. Но как же хотелось иметь все, что есть у других. И неважно как.
После очередного бокала подруга сжала мою руку и потащила меня в туалет.
– Мила, это твой шанс, – сказала она, малюя ярко-красным кремом свои узкие губы.
Я хмыкнула в ответ. Она оторвалась от зеркала и посмотрела на меня блестящими от алкоголя глазами.
– Я серьезно. Этот островитянин явно на тебя запал.
– Не знаю. Я так не умею.
– Ты с ума сошла? Он островитянин. У него столько байтов, что тебе и не снилось.
– А еще у него жена с детьми на Острове.
– Жена не стена, подвинется. Я же тебе не замуж за него предлагаю. Островитяне никогда не берут горожанок в жены. Но зато могут облегчить «прекрасную» жизнь на поверхности.
Она стерла лишнее по краям губ и улыбнулась себе в зеркало.
Я послушалась ее совета, полная дура, что сказать. Купилась на мимолетные удовольствия, переступила через свои принципы и предпочла мнимое счастье. Я стала встречаться с Виктором.
Первый раз было жутко неприятно. Я чувствовала себя грязной подстилкой под ногами островитянина. Мне казалось, что на улице от меня все шарахаются, едва увидев. Но никто не видел, видела себя только я – в зеркале туалета. Через два свидания он подарил новые часы, о которых я и мечтать не могла. Такая небывалая радость разлилась внутри, что не передать. Я даже боялась взять их в руки. Они так красиво переливались. Это ощущение быстрого счастья стерло всю грязь. Хотя… не стерло, просто накрыло непрозрачной пленкой.
Виктора умиляла я и мои поселковые замашки, моя открытость и детская радость каждой мелочи, каждому подарку, каждому байту. Видимо, на Острове ему все приелось и деньги уже не приносили таких эмоций, поэтому он жадно впитывал их от меня. По вечерам он катал меня на вездеходе по городу и развалинам, водил в рестораны, снимал номера в дорогущих отелях, и я чувствовала себя пусть ложной, но все-таки островитянкой. Возможности, которые давали его байты, притягивали лучше магнита. Его деньги, подарки, внимание ослепляли, и я позволяла ему все, не задавая вопросов о его жизни, работе, семье. Это были запретные темы.
Я сама не писала ему и не звонила. Такие были условия. Но отвечать на его вызовы должна была без промедлений. Он ненавидел ждать. Я ни на что и никогда не претендовала и почти ничего не просила. Безвольная, безропотная, всем довольная, вечно счастливая. Вот какая я была с ним в самом начале. Даже не с ним, а скорее при нем.
Иногда, лежа на верхнем ярусе кровати, я подумывала написать ему, что все кончено. А потом смотрела на новые часы, портал, на ароматы, кремы, лайнеры, украшения, лежавшие теперь на моей тумбе, на новые наряды, которые я заказывала на его байты. И тогда я закрывала глаза и молилась, чтобы он сам вновь написал мне или позвонил.
Спустя полгода наши встречи и байты в электронном кошельке вошли в привычку. Иногда мне все еще хотелось других отношений, парня, которого бы я любила, но это могло подождать. Я стала увереннее вести себя с ним, иногда что-то просила, а иногда выуживала лаской. И все чаще мне требовалось внимание, его внимание. Может, я влюбилась. А может, мне хотелось верить, что я влюбилась, чтобы не чувствовать осадка, который, как накипь, скапливался во мне после каждой нашей встречи.
Так прошло еще несколько месяцев, и я стала от него зависима. Мне не хотелось гулять с подругами, сидеть за монитором, рыская в сети, блуждать по виртуальным магазинам, покупая очередную ненужную вещь. Я желала быть с ним рядом, где угодно и когда угодно. Ждала каждого его звонка и сообщения. Теперь только он приносил мне чувство счастья и наполненности несмотря ни на что.
Но его отношение ко мне с каждой нашей встречей становилось все холоднее. Виктор все реже спускался с Острова. По крайней мере ко мне. Больше он не смотрел на меня с жаждой, не обнимал, не целовал. И вот прошла бесконечная неделя с тех пор, как он перестал мне звонить и писать. Целыми днями я не находила себе места, постоянно теребила часы, перебирала наряды в поисках того, что сделает меня желанной. Но писать и звонить ему я не решалась. Как-то раз написала ему, когда он был не на поверхности. Потом неделю не выходила из комнаты, залечивая фиолетовый синяк под глазом. Он сказал, что любит только послушных девочек. Сумасбродки же должны нести наказание. И я вынесла. Больше правил я не нарушала. Я очень быстро усваивала уроки, которые он мне давал.
Глава 10
«И ради этого умер Сергей? Вот чем эта якобы подсказка может мне помочь? Где чертова карта?» – подумала Ева, перечитывая сообщение на часах.
Она уже раз пять закрыла и открыла его, все еще надеясь, что навигатор еще загружается. Но его просто не было. В письме была ссылка на другую страницу, но там требовалось ввести какой-то пароль. Она попробовала писать слова «карта», «пароль», «Ева», «участник» и еще несколько нелепых вариантов, но это не сработало.
– Карта, карта, карта. Где же ты, карта? – произносила Ева вслух.
Посмотрела вверх на ветки, которые словно хватались друг за друга своими корявыми, длинными, острыми пальцами. Она вернула взгляд на часы, не дававшие никаких ответов, покрутила головой, ища невидимые подсказки.
– Эй, ребята? Где чертова карта? – крикнула она дерзко, и ее голос разлетелся между деревьями и эхом разошелся по лесу.
«Нужно просто идти, рано или поздно я выйду куда-нибудь. Домик ко мне сам не придет», – размышляла Ева.
Она открыла первое послание с еще одним ребусом, перечитала его. Потом вытащила из кармана шар и покрутила его в руках, но так ничего и не поняла.
– К черту, все к черту, всех вас к черту! – крикнула Ева злобно.
Она оглядела местность, выбирая, куда идти. Стоило вернуться к старту, может, там кто-то остался. Попыталась вспомнить, откуда прибежала. Но все вокруг казалось абсолютно одинаковым. Да и как запомнить в лесу какие-то детали, когда в панике мчишься от дрона-убийцы?