Он сел за стол, стиснув ладонями голову. Немного полегчало, будто отмяк. Вздрогнул, когда в дверь вдруг постучали.
Главное, не смотреть ему сейчас в лицо. А то сорвешься, обязательно сорвешься...
— Войдите, — глухо сказал Грязнов, глядя в сторону.
— Товарищ полковник, арестованный Рагим Мансуров из ДПЗ доставлен.
— Не арестованный, а временно задержанный, — поправил Грязнов и перевел взгляд на Мансурова. — Садитесь.
Эта комбинация — начальник поправляет подчиненного в пользу доставленного — была наигранной. Начальник строг, но справедлив, не даст спуску распустившимся ментам. Комбинация срабатывала безотказно, поглядим, как сейчас...
Грязнов по-прежнему был не в своей тарелке.
— Разрешите? — спросил Мансуров.
Грязнов встрепенулся.
— Что разрешить? Это вы разрешите мне вас спросить, почему вы находитесь в доме предварительного заключения?
Мансуров привстал с табурета, прижав руки к груди.
— Так я же им говорил, товарищ полковник, третий день требую встречи с начальником управления и с горпрокурором.
— Это безобразие... — стукнул кулаком по столу Грязнов. — Третий день. . Сплошное нарушение законности. Ну ничего, я с ними разберусь.
Мансуров сел на место.
— Итак, я вас слушаю. В чем вас обвиняют? — спросил Грязнов, насупив брови и глядя уже прямо в глаза Мансурову.
— Товарищ полковник, я сам не понимаю! Я подданный республики Азербайджан...
— Дипломат? — спросил Грязнов.
— Нет, зачем дипломат...
— Вот здесь, в протоколе задержания, написано, что взяли вас в посольстве Азербайджана. Если вы не дипломат и не пользуетесь дипломатической неприкосновенностью, то что вы там делали?
— Я был там как посетитель, — пожал плечами Мансуров. — Как проситель...
— Понятно. Вы просили, а они вызвали милицию, поскольку не могли с вами справиться, так, что ли?
— Ну... немножко погорячился. Мы, восточные люди, немножко обменялись мнениями...
— С кем не бывает, — согласился Грязнов. — С кем не бывает... — И, вздохнув, полистал тоненькое дело о хулиганстве. — Черт знает что... Настоящие жулики и воры на свободе разгуливают, а тут нормальных людей, приехавших к нам в гости...
— Я ведь еще лицо кавказской национальности, — подсказал Мансуров.
— Вот и я о том же, — сказал Грязнов, берясь за телефонную трубку. Краем глаза он увидел, что Мансуров снова привстал. — Кстати, Рустам Мансуров ваш брат?
Лицо Рагима Мансурова, этого упитанного, благообразного человека, вспыхнуло от этого вопроса.
«Неужто откажется от братца? — подумал Грязнов. — Господи, на кого время трачу...»
— Или однофамилец?
— Ну знаете, фамилия распространенная, у нас много Мансуровых...
Грязнов стал что-то усиленно искать в ящиках стола.
— Где-то у меня это было... — сказал он и махнул рукой. — Так вот, этот ваш однофамилец будто бы говорил, что есть у него брат, который обязательно его выкупит. Представляете? Мало того, обменяет на русских пленных в Чечне. Можете себе представить?
Мансуров осторожно поцокал языком, качая головой.
Хватит, однако, ваньку валять, подумал Грязнов. Противно смотреть на все это...
— А у вас есть брат по имени Рустам? — спросил он напрямую.
— Зачем комедию ломаете, товарищ полковник? — с обидой спросил Мансуров.
— Я комедию ломаю? — удивился Грязнов. — Только что вы фактически отказались от родного брата, которому грозит уж и не знаю что... после всего, что он сотворил.
— Да ничего ему не грозит, Вячеслав Иванович... — с усмешкой произнес Мансуров. — А вы артист. Ловко меня разыграли. Но все равно чего-то вам не хватило, совсем немножко... Могу я закурить?
— Курите, курите... Прокурора по случаю еще не купили? — спросил Грязнов.
— Вы почему так говорите? На что меня толкаете, товарищ полковник? — поперхнулся Мансуров. — Я больше ни слова вам не скажу без моего адвоката.
— При чем здесь адвокат? Адвокат нужен вашему брату.
Мансуров замолчал, глядя в потолок. Грязнов почувствовал нарастающее раздражение.
— Раз молчите, значит, нечего сказать, — проговорил он, едва сдерживая себя. — Так вот, вам придется прикупить еще десяток наших пленных ребят...
Мансуров округлил глаза, ничего не понимая.
— Объяснить? — спросил Грязнов. — Ничего нет проще. Заводим второе дело на вашего брата по факту изнасилования и избиения подростка Николая Панкратова такого-то числа в такой-то камере. Не нравится? И еще. У меня есть донесение начальника Бутырки, как ваш брат в присутствии сокамерников хвастал, что вы держите пленных в качестве обменного фонда.
Мансуров заволновался.
— Вячеслав Иванович... Я что хотите... Хотите, дом вам построю? Хотите, «мерседес» подарю?
— «Мерседеса» мне действительно не хватает, — кивнул Грязнов. — Для моей управы. Начальство на «фордах» гоняет, а мы на старых «волжанках». Только я ведь о другом говорю. Вы предлагали за братца пленных, чтобы он по этапу не пошел. За себя и за того парня... Вот пленные меня очень интересуют.
— Миллион долларов! — Мансуров уже не владел собой.
— Мало! — возвысил голос Грязнов. —
Сколько у вас стоят двадцать, нет, тридцать пленных русских солдат? Понял?
— Понял! — выкрикнул Мансуров. — Только брата освободите. Я без отца его растил... Еще десять пленных хотите?
Грязнов понимал, что этот торг неуместен, что, каким бы ни был старший брат Мансуров, говорить с ним о выкупе нельзя, но остановиться не мог. В конце концов, это был не допрос, просто беседа. Без свидетелей.
— И еще одно условие, — сказал он, — нефть свою погонишь по нашей трубе.
Пальцы у Вячеслава Ивановича дрожали. Он никак не мог усмирить дрожь, пока закуривал. Нервы ни к черту, подумал он. А в отпуск не допросишься.
— А при чем тут нефть? — спросил Мансуров. — Какая труба? Это не я решаю, поймите. Это государство решает, Президент, правительство...
Ну зачем я, болван, ляпнул про трубу, обругал себя Грязнов. Наслушался, начитался, насмотрелся по телику... Будто судьба России решается этой трубой.
А Мансуров воспрял.
— Теперь другое, — сказал он. — Как мне осуществить ваше требование, если я нахожусь здесь? Мне надо вернуться в Баку, там у меня связи. Деньги, люди, которые ждут моих распоряжений. Они не знают, что со мной случилось...
— Вернуться пока не получится, но связь я вам обеспечу.
— При чем тут связь? — прижал руки к груди Мансуров. — Я не могу распоряжаться своими деньгами на расстоянии. Я все сделаю и тут же вернусь, не сомневайтесь — мой младший брат остается здесь, в ваших руках.
— Он не в моих руках, — оборвал его Грязнов. — Он в руках правосудия. Он — не заложник. И при любом раскладе предстанет перед судом.
— Эй, Вячеслав Иванович, дорогой. — Что-то вроде улыбки появилось на лице Мансурова. — Умный вы человек, но плохой политик. Все в руках Аллаха, а не в ваших или моих. Как говорят русские? Человек предполагает, а Бог располагает. Сегодня вы вершите мою судьбу, а завтра...
— Уж не грозишь ли ты мне?
— Аллах свидетель, какие угрозы? Не говорил я ничего подобного! Просто нет на свете ничего постоянного. И потом, почему вы перешли на «ты»? Я ведь задержанный, а не осужденный.
— «Вы» надо заслужить!
Все-таки он сорвался, потерял лицо перед этой сволочью. И теперь что, откат по всем фронтам? Ну нет.
— Значит, договорились, — сурово сказал Грязнов, стараясь не смотреть на Мансурова, вытиравшего обильный пот носовым платком. — Сорок пленных. Что и как — ваши трудности.
— Может, кто-нибудь из ваших родственников имел несчастье попасть в плен к чеченцам? — осторожно спросил Мансуров. — Поэтому вы столь болезненно воспринимаете этот вопрос? Поймите меня правильно. Деньги — это все, что у меня есть. Благодаря им я еще что-то могу и смею себе что-то позволить...
— Молодую жену, например, — хмыкнул Грязнов и подумал: опять меня заносит.
Мансуров запнулся, но быстро справился с собой и продолжал:
— Я хотя бы ваших пленных могу выкупить. Что и делаю. А вот нищие их родители и нищее ваше государство не способны и на это. Ведь не я их туда посылал, верно? Они мне что, дети мои? Брат мой виноват. Пусть так. И заслужил самого серьезного наказания. Но разве я не предлагаю вам жизни за жизнь? Так за что вы меня порицаете? Ну отправите вы и меня в тюрьму за хулиганство... И какая от этого будет польза?
Его мучила одышка. Он обливался потом, массировал левую сторону груди.
Пожалуй, не притворяется, подумал Грязнов. Хоть спесь с него сбил. И то хлеб.
— Что ж, продолжим наши торги,— сказал Грязнов. — Значит, заботу о выкупе пленных вы берете на себя? — спросил он.
— Но для этого мне надо хотя бы выбраться отсюда, — ответил Рагим Мансуров. — Извините, сердце... Ваша шоковая терапия не для меня.
— Могу предоставить вам возможность позвонить, — подумав, сказал Грязнов. — Но только по-русски, только в моем присутствии.
— Поймите меня правильно, — вздохнул Мансуров. — Будет лучше, если они не будут знать, что я здесь, у вас. Мне и так придется отчитываться перед супругой, где я пропадал эти дни. Пригласите переводчика. Или запишите мой разговор на пленку. Но я по-прежнему настаиваю, чтобы освободили моего брата.
— Боюсь, что уже поздно. Поезд ушел. Следственная машина набрала обороты. Сейчас вам надо думать о другом, как спасти брата от вышки. Если, не дай Бог, Коля Панкратов умрет...
— Что ж, пока не случилось ничего непоправимого, будем надеяться на лучшее, — вздохнул Мансуров.
4
Томилин ехал из аэропорта по направлению к центру Тюмени, искоса поглядывая в окошко автомобиля. Наверное, он правильно сделал, что попросил встретить его на «жигуле» позадрипаннее... Аркан сначала удивился, мол, «аудио прошла капиталку на «отлично», но Томилин настоял на своем. Береженого Бог бережет. Он будет пока разъезжать на «шестерках» и «Тавриях». Пока не разберется, что происходит вокруг.